Женя: « Я нечего не поняла! Если ты знаешь, то объясни мне!»

Следом приходит еще одна смс.

Женя: « Если они против, это не значит, что я отказываюсь от тебя. Ты в порядке? И извини за них. Я, правда, нечего не понимаю!»

Чувствую, как ритм моего сердца успокаивается. Она лучше меня. Я ее не достоин.

В телефоне перехожу в контакты, нахожу нужный номер. Пора становится лучше, ради нее, чтобы стать достойным. Пора остановиться.

- Алло? – явно удивленный голос.

- Юр, забери меня, я в зале, - я смотрю на приближающегося администратора со стаканом воды, - и…я готов пойти на прием.

- Все в порядке? – обеспокоенно спрашивает девушка, протягивая мне воду.

- Не уверен, - отзываюсь я и залпом осушаю весь стакан до дна.


На следующий день, я не иду в школу. С утра мы с Юрой в машине. Из колонок тихо играет музыка, и мы молчим. Мамин реабилитационный центр находится за чертой города.

Мне звонит Женя, десятый раз за утро. Но я не могу с ней говорить, она будет спрашивать. А я не готов ей врать. И не готов разбивать ее сердце.

- Все в порядке? – спрашивает Юра, когда я очередной раз смотрю на экран телефона.

- Нет, не в порядке.

- Хм... – хмыкает мой брат и продолжает смотреть на дорогу, - проблемы с соседкой?

Я смотрю на него. Какое ему дело? Не нужно мне изображать заботу. Чихать я хотел на него. Барабаню пальцами по подлокотнику на двери.

- Знаешь, - проговаривает Юра, не дождавшись ответа, - эта девчонка с детства занимала все твое внимание. Возможно, это нечто большое и светлое, что заставит тебя посмотреть на мир по-другому…

- Что ты мне загоняешь? – перебиваю его я.

- Не знаю, просто хочу сказать тебе, чтобы не было, если у тебя с ней по-настоящему, не отпускай ее…

- А если так лучше для нее?

- Ты не можешь знать все.

Я не отвечаю. И до самого центра мы не говорим. Я сам не знаю, что я сделаю, как я решу. Не нужно было мне приходить к ней. Ох, черт, все было так хорошо.

Реабилитационный центр представляет собой двухэтажное кирпичное здание, огороженное белым забором и окруженное небольшим парком с деревьями и скамейками.

В кабинете нас встречает мужчина с седыми усами и белом халате. Он невысокого роста, слегка располневшая фигура, но не толстый. У него очки с большим увеличением, и такие огромные, что он выходит смешным.

- Вениамин Викторович, - Юра пожимает руку врача, - это Егор.

- О, - врач задерживает на мне внимательный взгляд, - очень рад, познакомиться, юноша. Твоя мама очень много мне о тебе рассказывала…пф, - он фыркает в усы, роется в шкафу и достает папку, - ну-с, Юрий, вас я попрошу остаться здесь. Пойдем?

Я пожимаю плечами и плетусь следом за психологом. Мы заходим в другое крыло, поворачиваем налево. Вениамин Викторович по дороге очень часто здоровается с мед. персоналом. Мы подходим к двери, абсолютно такой же, какие здесь все двери. В кабинете огромный кожаный диван,  и напротив кожаное кресло. И по всем стенам горшки с растениями и цветами.

- Присаживайся, - приглашает врач, указывая на диван.  Сам размещается в кресло. Он некоторое время смотрит, как я оглядываю стены, - тебе здесь неуютно?

Я принимаю более расслабленную позу и кидаю на него взгляд.

- Вы собираетесь промывать мне мозги?

- А тебе это нужно?

- Бросьте,  я сюда пришел не для этого.

- А для чего?

- Хрен его знает,  вы должны знать.

- Ради мамы? – Вениамин Викторович начинает перебирать бумаги в своей папке. Я пожимаю плечами, - а что ты чувствуешь к своей маме?

- Вы серьезно? – усмехаюсь я.

- Все что говориться в этом кабинете, здесь и остается,  - проговаривает доктор.

- Слушайте, я сюда пришел не болтать о себе. Вы либо говорите, что хотите от меня, либо я валю.

- Пффф, - врач снова фыркает себе в усы, опустив глаза в бумаги, - хорошо. Мы поговорим о твоей маме.  Твоя мама застряла. Ей нужна помощь. Ее травма глубоко эмоциональна, она просто не может с ней справится и ищет утешение в алкоголе. Ей нужно прощение. А конкретно, юноша, твое прощение.

- Что за херня?

- Ну-с, - доктор отводит губы в сторону, затем переводит взгляд на наручные часы, в этот момент дверь открывается и заходит мама. Она поправилась. Ее взгляд осмысленный, но какой-то затравленный. Но она выглядит значительно лучше. Я и не мог предположить, что где-то глубоко внутри, мое сердце радостно забьется.

- Здравствуй, Лидочка, - весело проговаривает Вениамин Викторович, мама здоровается,   садится рядом со мной и поворачивается ко мне.

- Привет, Егор, - она прикусывает губу, - я так рада тебя видеть сынок.

- Ага, - отвечаю я, внимательно разглядывая ее лицо.

- А теперь, Лидия, я хочу, чтобы у нас с тобой состоялся разговор, будто бы твоего сына здесь нет. Ты готова?

Мама отворачивается от меня, смотрит на доктора и после секундного колебания кивает.

- И так Лидия, скажи, что ты не хочешь вспоминать.

- Тот день, когда мой муж ушел от меня. Мой второй муж.

- А чтобы ты хотела вычеркнуть из этого дня?

- Я бы хотела, - мама опускает глаза на свои руки, - я бы хотела, чтобы мой сын пришел чуть позже и нечего не услышал.

- Почему?

- Возможно…возможно тогда бы он меня не оттолкнул и не возненавидел…

- Он вас оттолкнул? Как это произошло?

- Он …- мама переводит дыхание, - он узнал, что я изменила его отцу. Он посмотрел на меня с таким презрением, и потом… я постоянно ловила его взгляд полный презрения...он больше ни разу не подошел ко мне, и каждый раз при моей попытке, попытаться ему объяснить, он не подпускал меня к себе. А это просто невыносимо, когда твой ребенок… - она замолкает, и слезы одна за другой стекают по ее щекам. Мое сердце сжимается, но я держу себя в руках.

- Как можно это объяснить? – не выдерживаю я.

- А, Егор, - словно впервые меня видит Вениамин Викторович, затем наклоняет голову,  - ответь мне на вопрос, твоя мама человек?

- Что за хреновый вопрос?

- Ну-с, все же я попрошу тебя на него ответить.

- Конечно.

- А скажи, сколько человеку в жизни можно ошибаться?

- Откуда я нахрен знаю?

- Вот, - проговаривает врач, - и я не знаю. Никто не знает. Знаешь почему? Не знаешь, а я скажу. Нет такого лимита. А кто может судить человека за его поступки?

- Вы наверняка мне скажите, - уже раздражаюсь  я.

- Никто. Или…Бог.

 Я лишь поднимаю брови, к чему ведет этот старикан? У него с его головой все в порядке?

- Ну-с, Лидия, давайте вернемся к тому дню, когда вас оставил муж.  Как вы смогли пережить, что вас оставили?

-  Я переживала. Я любила своего мужа, и то, что произошло с соседом, это просто нелепая ошибка. Стечение обстоятельств. Ни я, ни он, мы не любили друг друга…

- Так-с…но вы не думали о бутылке из-за ушедшего мужа, не так ли?

- Нет, я страдала, но я бы пережила, - мама начинает теребить край своего халата.

- А почему вы стали пить?

- Он смотрел на меня с презрением, он ненавидел меня, он никогда не простил бы меня…- мама поднимает на меня глаза полные слез, - а это просто невыносимо, знать, что твой ребенок тебя призирает и считает павшей…

Я не могу пошевелиться. Словно гром меня поражает здесь и сейчас. Папа не виноват, Юра не виноват, мама не виновата, даже ублюдок переспавший с ней не виноват. Мама человек, она тоже может ошибаться. Я не имею права судить. Я не Бог. Я не имею права. Виноват я.  Из-за меня наша жизнь стала рушиться по кирпичику.  Это я заставил маму прибегнуть к алкоголю. Это я свою жизнь превратил в ад. Это я. Я один.

- Егор, - проговаривает мама, - пожалуйста, я прошу тебя…прости меня, я так виновата, сыночек…я так виновата…

Я пораженно смотрю, как от рыданий сотрясаются ее плечи, перевожу взгляд на доктора. Вениамин Викторович внимательно смотрит на меня, затем сквозь усы я вижу его легкую улыбку. Он знает, что я понял.

- Да, - говорю я, вновь глядя на мать. Она затихает и поднимает на меня опухшие красные глаза.

- Что? – спрашивает она.

- Я прощаю тебя, мама.

И в этот миг, я чувствую такое облегчение, какое не чувствовал никогда. Словно цепи, которые меня сковывали, разорвались и исчезли. Их больше не нет. Я свободен.


Всю дорогу до дома я молчу. Женя мне больше не звонит. Весь день я просто лежу на кровати уставившись в потолок. Мои руки так чешутся набрать ее номер. Но, я не знаю, что мне ей сказать? Я не могу ей рассказать об ее отце, о своей маме. Это разобьет ей сердце. Я не хочу причинять ей боль. И даже, если я расскажу, что дальше?

Когда начинает смеркаться, я понимаю, что стены давят на меня. Мне нужно освежиться. Я выхожу из дома и вскоре иду по тропинке парка. У меня не осталось ненависти. Не осталось злости. Лишь к себе. Я не мог подумать, что так напортачу. Моя жизнь кавардак. Сажусь на скамейку и огладываю могучий дуб. Большой Бо-Бо.  Женя. Эта девчонка зажгла огонь в моей жизни. Она помнила обо мне столько хорошего, что я поверил в это. Заставила меня дышать смеяться и жить. Я прокручиваю колесико зажигалки и смотрю на огонек.

- Я так и знала, что ты здесь.

Я убираю палец с колесика, и огонь потухает. Поднимаю глаза и вижу перед собой мою девочку. У нее заплаканные глаза. И она их отводит.