Вопреки нашим ожиданиям маменька встретила нас более чем радушно. Ни я, ни Лешка к такому приему не были готовы, поэтому изрядно растерялись.

— Проходите, проходите, мои дорогие! Вы голодны? Я приготовила красную рыбу в кляре, вам должно понравиться! Папа уже попробовал и одобрил. Что, вас уже покормили? Какая жалость, а я так старалась! Ну, как прошел день? Где были, что делали? Алекс, да не стойте же вы в дверях как неродной, проходите! Лайза, поухаживай за своим женихом, подай ему тапочки…

Вот те раз! Словно утром ничего и не было! Неужто маменька одумалась? Ой, боязно в это верить. Но с другой стороны, так хочется! Лучше плохой мир, чем хорошая война, особенно если это война между тещей и зятем, в которой бедная Лизка выступает в роли миротворца, огребающего зуботычины с обеих сторон.

Из комнаты вышел отец, крепко пожал Лешкину руку, задал пару незначащих вопросов и ушел обратно. Выглядел он усталым, похоже, конференцией загрузился. Интересно, мать ему рассказала о «сватовстве гусара» или предпочла промолчать? Думаю, что второе. Впрочем, уже не важно. Лишь бы больше своего крысенка сюда не приводила и мне в качестве будущего мужа не предлагала. Какой бы он там ни был умный и талантливый, знания половым путем, увы, не передаются. Поэтому вырастить из меня ученую даму методом выдачи замуж за Пола, Джона или еще кого-либо, как ни крути, не удастся.

Кое-как отделавшись от назойливо навязывающей свое общество маменьки, мы отправились в спальню и принялись паковать вещи. Получилось как раз два аккуратных рюкзачка: поменьше у меня и побольше у Лехи. Посидев на дорожку, мы вышли в коридор… и нарвались на грандиозную истерику.

— Куда это вы? — спросила маменька, схватившись за сердце.

— К деду на дачу, — ответила я.

— Доченька, неужели ты бросишь меня здесь одну?! Мы же не виделись с тобой больше года! Это так жестоко с твоей стороны! Алекс, будьте добры, убедите ее, что она причиняет мне ужасную боль своим решением! Отец, иди сюда! Лайза уезжает от нас!..

Матушка рыдала самыми натуральными слезами, а тестера для определения наличия в них крокодиловости у меня, как на грех, под рукой не было. Даже Леха не знал, что сказать в ответ на такое, а я уж и подавно. На весь этот шум и гам вышел отец, страдальчески скривился, и я почувствовала себя распоследней эгоисткой. Ведь действительно: мы с родителями видимся раз, максимум два раза в год. И вот я, вместо того чтобы общаться с ними, ухожу из дома. В конце концов, могу я побыть пай-девочкой какую-то несчастную неделю или нет?

Пришлось отставлять рюкзак в сторону и обещать, что никуда я сегодня не поеду и буду услаждать своим обществом истосковавшихся по мне родителей. Лешка явно был не в восторге от моего решения, но ничего говорить не стал. Впрочем, в отличие от меня свой рюкзак он снимать не собирался.

— Леш, ты чего?

— Я, наверное, поеду к себе. Не буду вам мешать, — через силу произнес он, не глядя мне в глаза.

Плохой знак. Значит, обиделся, и всерьез. Что же вы все со мной делаете, а? Разорваться мне, что ли, на кучу маленьких Лизок, чтобы каждому досталось? Ну не могу я одновременно и дома оставаться, и к деду на дачу ехать!

— Алекс, а может, все-таки останетесь? Лизе намного спокойнее, когда вы рядом! — тут же вклинилась в наш диалог матушка.

— Я считаю, что мне лучше уехать, — уже твердо ответил Лешка. — Вам надо друг с другом поговорить, я так или иначе буду мешать.

— Тогда обязательно пообещайте, что завтра приедете! Ну, скажем, часа в три! Устроим скромный семейный обед, посидим, поболтаем. Так что, будете?

— Всенепременно, — подчеркнуто вежливо отозвался Леха.

— Тогда не забудьте: жду вас в три часа! — крикнула маменька уже вслед развернувшемуся к входной двери Лешке.

— Ты что, завтра снова на конференцию не идешь? — спросил ее отец.

— Да, хочу хоть немного побыть с Лизонькой! Ты не возражаешь?

— Конечно, нет. Просто придется и мне оттуда чуть раньше уйти, чтобы обед не пропустить. Жаль, там в четыре часа очень интересный доклад заявлен…

Мне показалось, что по лицу маменьки пробежала тень. Ничего не понимаю. Она что, не хочет, чтобы отец присутствовал на семейном торжестве? Совсем загадочно. Так любит она его или нет? И если любит, то почему себя так ведет?

Может, я опять ошибаюсь, и пресловутого Пола Версальски она все-таки лично для себя пригрела? Тогда совсем некрасиво получается: если бы ей, чисто теоретически, разумеется, удалось свести меня с Полом, она бы получила возможность просто неограниченного общения с ним?! При этом в глазах окружающих все было бы тип-топ: мать волнуется о семье дочери, и все такое, а она сама тем временем вовсю зятя обихаживает. Очень удобно: и разводиться не надо, и репутация чиста и непорочна. У них, ученых, с этим делом строго. Хотя, казалось бы, личная жизнь никого волновать не должна, на практике все как раз наоборот: каждому есть дело до того, как живут его коллеги. И если какому-то бедолаге угораздило вляпаться во что-нибудь предосудительное, репутацию, а значит, и карьеру он себе, считай, хорошенько подмочил.

Нет, лучше даже и не думать о таком, а то на душе аж до тошноты противно. Вот хоть убейте меня, но логики собственной матери я не постигаю! То есть совершенно не смыслю в мотивах ее действий! С утра этот фарс, вечером крутой разворот на сто восемьдесят градусов и радушный прием, при этом на отца смотрит как-то странно… Голова кругом идет! А она у меня, повторюсь, и так больная и ушибленная. Все, спать, спать! Как говорила незабвенная Скарлетт О’Хара: «Об этом я подумаю завтра…»

Утром меня опять безжалостно разбудили, но на этот раз хотя бы обошлось без холодной воды.

—Darling, я хочу отправиться с тобой за покупками! Помнишь, как в старые добрые времена? Вставай, тебя уже ждет легкий завтрак!..

Поощряемая матушкиными возгласами, я кое-как оторвала свое бренное тело от кровати и походкой похмельного зомби двинулась в ванную комнату. Кажется, погорячилась я, решив остаться в Москве. Что-что, а дед никогда нас с Лешкой без особого на то повода не будил. И другим не позволял, всегда повторяя, что нет ничего слаще в молодости, чем лишний часок, проведенный на подушке, да в обнимку с любимым человеком. А бессонницей, мол, еще успеют намаяться, когда время подойдет. Маменька же эту простую истину, судя по всему, постичь еще не успела. Сова по природе, она всегда насильно заставляла себя жить в режиме жаворонка, находя в этом лишнее подтверждение своей правильности и исключительности. Что ж, у каждого свои тараканы.

Запихивая в себя омлет (между прочим, даже без сыра, лука или хотя бы помидоров — одни лишь яйца и соль —egg!), я поинтересовалась:

— И с чего ты решила разорить московские магазины? Хочешь сказать, у вас в Штатах чего-то не хватает?

— Видишь ли, Лайза… — начала маменька, и я тут же вспомнила старый добрый фильм «Адъютант его превосходительства», когда на прямой вопрос ребенка: «Павел Андреевич, вы шпион?» — последовало бессмертное: «Видишь ли, Юра…»

— Ну? Что ты хотела сказать?

— Я вчера несколько погорячилась…

— Ты имеешь в виду, когда пыталась подложить под меня Пола?

— Лайза, прошу тебя, не надо пошлости! Мне и так ужасно неловко…

— Передо мной или перед своим молодым коллегой?

— Я же просила тебя: не язви!

— Все, все, умолкаю. Продолжай!

— Мне казалось, что, увидев Пола, ты поймешь, что, возможно, совершила ошибку, когда выбрала себе в мужья человека не нашего круга. Но теперь я осознала, что вы с Алексом любите друг друга и ваш союз действительно крепок. Мне ужасно неудобно за вчерашнее, и я бы хотела загладить те неприятные впечатления, которые могли остаться у тебя после…

— …насильственного в прямом и переносном смысле сватовства, — закончила я мамину мысль. — Да, ты права: осадок остался, и приличный. Причем не только у меня, но у Лешки тоже.

— Собственно, на сегодняшнем обеде я хочу попросить прощения у вас обоих за этот досадный инцидент.

— А почему же тогда ты не сделала этого вчера?

— Лайза, — маменька понизила голос, — видишь ли, я не хотела делать это в присутствии отца. Он… не знал о том, что я познакомила Пола с тобой, могли бы начаться неприятные вопросы с его стороны. Они с Полом не слишком ладят… Впрочем, это и понятно: они видят друг в друге конкурентов, а у мужчин очень развито чувство соперничества.

— Ты имеешь в виду, они соперничают из-за тебя?

— Да что ты! Как ты могла такое подумать?! — замахала руками матушка. — Просто мы работаем, если так можно сказать, по параллельным направлениям, наш с Полом проект развивается чуть динамичнее, нежели отцовский, отсюда и все конфликты.

— Понятно, — не сдержав ехидства, протянула я. — Значит, вчера отец о визите к нам Пола не знал, а сегодня уже в курсе?

— Да! — ответила маменька столь быстро и легко, что я сразу поняла: врет. Либо просто ничего ему не рассказала, либо наплела семь верст до небес.

— А почему ты работаешь с Полом, а не с отцом? — задала я давно вертевшийся на языке вопрос.

— Отец оперирует устаревшими понятиями, в то время как Пол открыт для всего нового, — как по писаному отбарабанила маман. — Работать с ним одно удовольствие! Он отлично анализирует все возникающие у нас идеи и умеет вычленить из них самое ценное, самое рациональное…

— Понятно: ты эти самые идеи придумываешь, а он их обрабатывает. Молодец парень! Здорово устроился на всем готовом!

— Лайза, в конце концов, вопросы нашей работы тебя не касаются, — тут же встрепенулась маменька. — Поэтому давай оставим их в покое, хорошо?

Значит, я попала в точку. Этот Пол Версальски — обыкновенная рыбка-прилипала. Анализировать и обобщать куда проще, чем придумывать с нуля. Это я вам со всей ответственностью заявляю! Конечно, исследовательская и сценарная деятельности существенно различаются, но кое-какие общие моменты в них присутствуют. Пусть я и ругаюсь на бестолковых авторов, но возвращаться обратно в их ряды уже не рвусь. Мне и на посту редактора неплохо. Я наловчилась переписывать корявые серии так, что от авторского текста в них и воспоминания не остается. А вот начинать что-либо с чистого листа для меня форменное мучение. Видимо, для Пола тоже…