— Лайза, я настаиваю! В конце концов, это твой долг гостеприимства! Неужели ты потеряла всякое понятие об этикете? — насупила брови маменька.

Бесполезно. Когда-то это на меня еще действовало. В далеком розовом детстве. Чего я боялась на свете сильнее всего, так это материнского порицания. Только вот матушка никак не возьмет в толк, что ее дочурка уже давно твердо стоит на собственных ногах и имеет собственное мнение, которое запросто может не совпадать с родительским.

— Лайза?!

— Я не Лайза, а Лиза. Это во-первых. Если забыла, как собственную дочь назвала, могу тебе паспорт показать, там все четко записано. Со своими гостями разбирайся самостоятельно. Это во-вторых. Я хочу спать — это в-третьих и в-главных. Поэтому будь добра, оставь меня в покое.

Ух, лучше бы я этого не говорила. Мать перешла на ультразвук и закатила мне такой качественный разнос, что волей-неволей пришлось выползать из кровати, тащиться в ванную и изображать из себя невесть чего. Правда, льняной сарафанчик я забраковала из принципа, оставшись в своих любимых шортах и футболке, что вызвало у мамани новый приступ бешенства. Но тут уж я стояла твердо: или так, или никак. В конце концов светские приемы в такую несусветную рань не устраивают. А раз так, нечего тут свои порядки наводить.

Батя в нашу баталию не ввязывался, предпочитая отсиживаться в своей комнате. Честно говоря, я на него даже слегка обиделась. Между прочим, мог бы урезонить свою половину. Обещал же вчера! Так нет, ему тоже с маменькой связываться неохота. Эх, подозреваю, что последние дни перед свадьбой при таком раскладе будет мне дюже кисло. Лешку за порог выставили, из меня пытаются гида для какого-то заморского мозгляка вылепить… Когда затренькал дверной звонок, я кое-как успела накрасить левый глаз и только-только взялась за правый. Матушка, узрев сие безобразие, сердито рявкнула на меня и со всех ног бросилась открывать, а я подчеркнуто неторопливо продолжила накладывать макияж перед большим зеркалом в прихожей. Ну что поделать, мне тут краситься нравится гораздо больше, чем в ванной. В спальне, правда, мне нравится еще сильнее, но если я окажусь там, то вновь нырну в постель и, чтобы достать меня оттуда, одним кувшином холодной воды уже не обойтись.

Маменька поздоровалась с гостем и повела его знакомиться. Отразившаяся в зеркале за моей спиной физиономия с неприлично редкими и зализанными назад волосенками оптимизма мне не добавила. Поскольку глаз все еще был недокрашен, поворачиваться к этому товарищу лицом я не стала, сочтя, что потерпит полминуты, не барин.

— Пол, это моя дочь Лайза, о которой я так много тебе рассказывала. Лайза, это Пол Версальски…

Ешкин кот! Так вот кого она ко мне приволокла! Тот самый Пол, о котором мне вчера рассказывал отец! Боже мой, променять папу на эту линялую крысу…

От избытка чувств я как-то неловко взмахнула кисточкой и засветила тушью прямо в глаз. Глаз тут же защипало, и я, взвыв белугой, ринулась в ванную комнату спасать зрение. Этот кретин Пол было двинулся за мной, но я недипломатично захлопнула дверь ногой прямо перед его носом. Нашел где и когда продолжать знакомство! У меня тут полный форс-мажор, а он ко мне лезет! Извините, а если бы у меня внезапно расстройство желудка случилось, он что — тоже бы за мной следом поперся?

Минут через пять, когда последствия неудачного макияжа были ликвидированы, я, мокрая и взъерошенная, проследовала на кухню, где уже чинно заседали маменька и Пол. Отца на горизонте заметно не было, из чего я сделала неутешительный для себя вывод, что он полностью устранился от происходящего.

— Позвольте заметить, Лайза, что вы ослепительно хороши, — словно катая во рту горячую картошку, произнес Пол, по-рыбьи уставившись на меня.

Я едва не застонала. Боже мой, это же полный клинический идиот! Говорить женщине, что она ослепительно хороша, когда один глаз у нее красный и натертый, а второй просто зареванный за компанию с первым, — это уже ни в какие ворота не лезет! Я, конечно, понимаю, что он всего-навсего хочет сделать приятное матушке, похвалив ее дочь, но, черт побери, надо же было думать, прежде чем рот открывать! И вот только не надо мне рассказывать, что комплимент был искренним и бесхитростным! У этого истукана ну ничегошеньки в выражении лица не поменялось! Если бы это происходило на съемочной площадке, режиссер такого нерадивого актера мигом бы взгрел и отправил штудировать устав, сиречь систему Станиславского.

— Да, Пол, вы совершенно правы! Теперь вы видите, что я нисколько не обманула вас, сказав, что моя дочь — красавица…

Оба-на, куда это матушку понесло? И вообще, с каких это пирожков она расхваливает меня своему протеже, хотелось бы знать? Если ее на молоденьких потянуло, так при чем здесь я? У меня, между прочим, Лешка есть. И в субботу свадьба, если она, конечно, еще об этом не забыла.

— Я слышал, Лайза, вы экономист?

— Я сценарист.

— Лайза шутит! — вновь насупила брови матушка, сердито сверкнув глазами в мою сторону.

— Я не знаю, с кем ты говоришь, — изобразив из себя пай-девочку, пропела я. — Здесь нет никакой Лайзы. Лиза есть, а Лайзы нет.

— Ох, какая веселая девушка! — скорчил подобие улыбки Пол.

Я ответила ему тем же самым, едва удержавшись от того, чтобы не показать язык.

— Пол, Лайза хотела предложить тебе прогуляться по Москве…

— …но, к великому сожалению, вынуждена отказаться от этой идеи, — перебила я матушку, за что тут же чувствительно схлопотала под столом каблуком по голени и едва не взвыла от боли.

— У вас что-то произошло? — проникновенно спросил меня Пол.

— Да. Я сильно ушибла ногу, — при этих словах я мстительно посмотрела на маменьку, — и теперь мне больно ходить пешком.

— Какая жалость! — отозвался Пол, но никакого сочувствия в его голосе я не услышала.

— Думаю, это поправимо! — тут же нашлась маменька. — Лайза настолько хорошо знает историю Москвы, что ей не составит труда рассказать ее прямо здесь, а альбомы с видами русской столицы я сейчас принесу!

— Мне кажется, это не лучший выход из положения, — остановила я вскочившую матушку. — Рассказчик из меня неважный, кроме того, я не испытываю ни малейшего желания заниматься этим сейчас. Прошу прощения, Пол, — тут я улыбнулась этому крысенку самой лучезарной из своего ассортимента улыбок, — но у меня на этой неделе свадьба, и голова забита исключительно подготовкой к данному мероприятию.

— Подумаешь, свадьба! — фыркнула маменька. — Это не то событие, ради которого стоит так переживать… Матушка трещала и трещала, но я ее не слушала, поскольку мне стало нехорошо. Ой-ей, а если мы с отцом заблуждались? И если она этого самого Версальски не для себя, а персонально для меня холит и лелеет?..

Видите ли, в свое время, когда родители намылились эмигрировать в Штаты, матушка перепробовала буквально все доступные ей методы, дабы убедить меня поехать туда же. Я же уперлась рогом и осталась тут. Пусть это звучит пафосно, но патриотизм для меня не пустой звук. Родину свою я люблю и за-ради плесневелых американских рублей ее не променяю. Тем более что их и здесь заработать можно, было бы желание. Кроме того, переезд в Штаты автоматом означал бы, что карьеру мне придется делать по образу и подобию родительской, то бишь грызть гранит науки. А это для меня покруче, чем стакан касторки под хининовую закуску. Причем ежедневно. Я хотела быть сценаристом, и я им стала. У меня здесь работа, друзья и любимый человек. Так зачем мне переться в чужую страну ради сомнительных преимуществ американского образа жизни? Ведь отравиться гамбургером в «Макдоналдсе» можно по любую сторону океана.

Я думала, что маменька давно смирилась с тем, что мы с дедом остались в России. Но судя по всему, я здорово заблуждалась на ее счет. Если даже в преддверии свадьбы она пытается сосватать меня за какую-то научную образину, то дело пахнет керосином. Сиречь — крупным скандалом. Я же не лезу в ее личную жизнь и вправе ожидать от матушки того же самого. И если она этого не понимает, придется объяснять ей сей постулат хоть на пальцах.

Меж тем Пол не сводил с меня пристального взгляда. Дождавшись, пока матушка закончит свою тираду, он произнес:

— Лайза, если вы не возражаете, я бы хотел пригласить вас на завтрак в какой-нибудь ресторан. Да, да, я понимаю, у вас болит нога, но надеюсь, что вы сможете дойти до такси. Что вы скажете на это?

Что я скажу на это? Да то, что меня беспардонно клеят! Как же противно порой оказываться правой! Мать действительно пригрела этого сморчка в надежде убить сразу двух зайцев: выдать меня замуж за ученого и уволочь за собой к америкосам. Ну все, я начинаю гневаться. А в гневе я не просто страшна — я ужасна!

— Лайза?

— Нет.

— Что нет? — опешил Пол.

— То и значит. Нет. Я не принимаю подобные предложения от посторонних мужчин, к каковым вы, без сомнения, относитесь.

— Может быть, тогда закажем завтрак прямо сюда?

— Извините, вы что, так голодны? Насколько я понимаю, вы должны были позавтракать в гостинице.

— Лайза! — взвизгнула маменька и вновь попыталась достать меня каблуком, но я была начеку и шустро спрятала ноги за коленками Пола. Судя по тому, как он скривился и едва не подпрыгнул на стуле, удар матушки достиг цели.

Я удовлетворенно вздохнула и встала из-за стола:

— Ну, я думаю, вам есть о чем поговорить, а у меня назначена встреча с женихом. Кстати, Пол, если мама не разучилась, она может приготовить вам отличную яичницу-глазунью. Конечно, чувство голода полностью утолить не получится, но немного приглушить — запросто. Да, мамуль, отца тоже не забудь покормить! Он ведь тебе муж как-никак.

— Лайза, ты никуда не пойдешь! — Это маменька. Намек про отца скушала и не подавилась!

— А что, ваша больная нога уже вас не беспокоит? — Это Пол. Вот гаденыш, подловил-таки!

И тут в спальне заголосил мой мобильник. Я состроила гримасу, в переводе на человеческий означающую «не-досуг-мне-с-вами-разговаривать-ждут-великие-дела», и спешно покинула кухню.