Мы пошли туда, куда идут все. Правильно — в торговый центр.

Позвольте сказать, торговый центр в Паоли, штат Индиана, не тот торговый центр, как в моем городе. Там всего два этажа и около двадцати магазинов, а также ресторанный дворик, который состоял из «Пицца Хат» и «Оранджа Джулиуса». Тем не менее, беднякам не приходится выбирать. И так как было время обеда, мы не были единственными детьми вокруг. По-видимому, единственным местом в Паоли, где можно купить газировку и кусок пиццы был «Пицца Хат» в торговом центре, поэтому место забито школьниками, пытавшимися схомячить еду за пятьдесят минут, прежде чем вернуться в школу.

Я сказала Шону, чтобы он попытался сесть повыше на своем месте. Я надеялась, что он, может быть, мог сойти за тощего пятнадцатилетку. И что я могу сойти за неудачницу, которая встречается с парнем младше меня.

— Эй, — сказала я, когда наблюдала, как он напал на пиццу. — Помедленнее. Это первое, что ты съел за весь день?

— За два дня, — сказал он с набитым ртом.

— Ты что? Даже не подумал украсть немного денег у отца, прежде чем убежать?

— У него кредитная карта, — сказал он, сделав несколько глотков Pepsi.

— О, кредитная карта. Умно. Легко купить что-то в Макдональдсе с помощью кредитки.

— Мне только нужно было купить билет из Чикаго, — защищался он.

— Ах, да. — Так вот почему, полицейские знали, что он был там. — Но не еду.

— Я забыл о еде, — сказал он. — Кроме того…

Он взглянул на меня. Я не могу описать этот взгляд. Предполагаю, что этот взгляд вы могли бы назвать укоризненным.

— …я больше беспокоился о маме, чем о еде.

Признаю. Я попала. Я беспокоилась за него, и получила за это уже сотый пинок. Потом я увидела размер укуса его последнего куска пиццы.

— О, вот дерьмо, — сказала я. — Я хотела сказать, что сожалею.

— Нет, не сожалеешь.

— Не сожалею? — Я уставилась на него. — О, ну ладно, мне, правда, жаль. Вот почему я здесь. Я хотела помочь.

Шон подвинул пустую тарелку мне.

— Помоги мне с другой пиццей, — сказал он. — На этот раз, без овощей.

Я сидела там и наблюдала, как он поедает второй кусок пиццы, сама выпив только газировку. Не могу, есть в «Пицце Хат». Не потому, что противно или что-то ещё. Я уверена, они хорошо готовят. Только нам никогда не разрешали, есть пиццу где-то, кроме нашего собственного ресторана. Мои родители считали предательством, если хоть заикнешься о «Литтл Цезаре» или о «Домино». В «У Мастриани» или нигде.

Поэтому я ничего не ела. Нелегко жить, когда у родителей ресторанный бизнес.

— Итак, — сказала я, когда Шон казался достаточно сытым для разговора. — Что именно ты собирался делать, когда приедешь сюда?

Он мрачно посмотрел на меня.

— А что ты думаешь?

— Вызволить свою мать из тюрьмы? О, конечно. Хороший план.

Его мрачный взгляд превратился в испепеляющий.

— Ты сделала это, — отметил он с восхищением в голосе. Неохотно, но это не важно. — Пожар на автовокзале. Я мог бы сделать что-то вроде этого.

— О, да. И все охранники выбегут на улицу, и оставят все тюремные камеры открытыми, чтобы ты смог просто проникнуть и освободить маму и уйти.

— Хорошо, — сказал он. — Я не говорил, что у меня был план. Пока нет. Но я придумаю что-нибудь. Всегда так делаю.

— Ну, — сказала я. — Думаю, у меня есть мысль.

Он взглянул на меня.

— Насчет чего?

— Плана.

— О, Боже, — сказал он, и сделал глоток Пепси.

— Эй, — сказала я. — Не произноси имя Господа всуе.

— Ты делала это, — саркастически произнес он.

— А вот и нет. Да и к тому же, мне шестнадцать.

Он снова закатил глаза.

— Да, это делает тебя взрослой, думаю. У тебя есть водительские права?

Он задел меня за живое. Я случайно завалила первую попытку при получении водительских прав. Это была не моя вина, конечно. Что-то странное, кажется, происходит, когда я сажусь за руль. Всё из-за скорости. Если на дороге никого больше нет, почему необходимо ехать со скоростью 50 километров в час?

— Ещё нет, — сказала я. — Но я работаю над этим.

— Господи. — Шон отвалился на спинку стула. — Послушай, ты не совсем надежна, знаешь? Ты уже однажды подставила меня, помнишь?

— Я совершила ошибку, — ответила я. — И уже извинилась. Я купила тебе пиццу. Сказала, что у меня есть план, чтобы в этот раз сделать всё правильно. Что ещё ты хочешь?

— Что ещё я хочу? — Шон наклонился вперед так, чтобы черлидерши за соседним столиком не подслушали его. — Я хочу, чтобы все стало как прежде, до того, как ты пришла и всё испортила.

— Да? Ну, не в обиду, Шон, но я не думаю, что раньше всё было так замечательно. Я о том, что произошло бы, когда один из учителей или родителей твоих друзей сходил бы в продуктовый магазин и увидел твое лицо на пакете молока, а? Вы с мамой собирались переезжать каждый раз, когда кто-то узнает тебя? Вы хотели бегать, пока тебе не исполнится восемнадцать? Это план?

Шон сердито посмотрел на меня из-под козырька кепки.

— Что ещё мы должны делать? — потребовал он. — Ты не понимаешь... Мой папа, у него есть друзья. Именно поэтому судья постановил, как он хотел. Мой папа попросил друзей прижать судью. Он точно знал, какой мой отец, но всё-таки вынес решение в его пользу. У мамы не было шансов. Так что, да, мы будем продолжать бежать. Никто не сможет нам помочь.

— Ты ошибаешься, — сказала я. — Я могу.

Шон наклонился вперед и сказал, совершенно сознательно:

— Ты ... не можешь ... даже ... водить.

— Я знаю. Но я могу помочь. Послушай меня. Отец моей лучшей подруги адвокат, причем хороший. Однажды, когда я была у него дома, я слышала, как он говорил о случае, когда ребенок подал в суд, чтобы его освободили...

— Это... — сказал Шон, отодвигая свою пустую тарелку, — чушь собачья. Я не знаю, почему вообще тебя слушаю.

— Потому что я все, что у тебя есть. Теперь слушай...

— Нет, — ответил Шон, тряся головой. — Ты ещё не поняла? Я слышал о тебе.

Я уставилась на него.

— Ты о чем?

— Я видел в новостях, как тебя доставляют на военную базу.

— Да? И?

— Ты такая глупая, — сказал Шон. — Ты ничего не знаешь. Готов поспорить, что ты не знаешь, для чего ты нужна им. Правда?

Я поежилась в кресле.

— Конечно, знаю. Надо мной проводят эксперименты. Чтобы выяснить, как я узнаю о таких людях, как ты. Вот и всё.

— Это не всё. Ты им нужна, чтобы находить людей, так?

Я подумала о тех фотографиях мужчин, которые заставлял меня смотреть полковник.

— Может...

— Поняла? Ты не помогаешь никому. Ты не знаешь, кто эти парни. Некоторые из тех людей, которых они хотят обнаружить, может быть, бежали по той же причине, что я и моя мама. Некоторые из них на самом деле могут быть невиновными. А ты доставишь их в полицию, как большой старый пончик с шоколадной глазурью.

Я не хотела слышать такие пренебрежительные слова о полиции, особенно от кого-то такого юного. Всё-таки полиция обеспечивает жизненно важные услуги для нашего общества за небольшую плату или даже маленькую похвалу.

— Уверена, что если кто-то нужен правительству США, он должен быть в чем-то виноват... — сказала я. Мой голос звучал неуверенно даже в моих ушах.

Но по правде, он не сказал ничего, о чем бы я уже не думала. По какой-то причине, он напомнил мне сон. Марко. Поло. Марко. Так много людей, так много голосов. И я не могла достигнуть ни одного из них.

Лицо Шона побелело под веснушками.

— А как насчет фильма «Беглец», а? Он ничего не сделал. Всего лишь однорукий человек. Один из тех людей, которых они хотят, чтобы ты нашла для них, может быть таким, как Харрисон Форд в этом фильме. А ты Томми Ли Джонс. — Он покачал головой с отвращением. — Знаешь, ты действительно стукачка?

Стукачка? Я? Я хотела скрутить шею этому мелкому хаму. Но потом бы сожалела о содеянном.

Марко.

— Тебе даже не подходит определение «стукачка», — сказал он. — Знаешь, кто ты? Дельфин.

Я уставилась на него. Он издевается? Дельфины — доброжелательные, умные животные. Если он пытался оскорбить меня, он должен быть немного изобретательнее.

— Знаешь, что правительство делало раньше? — Шон был в ударе. — Они раньше обучали дельфинов плыть до лодки и тыкать в них носами. Затем, когда началась Первая мировая война, они привязали к спине дельфинов бомбы и отправили их подплыть к вражеским лодкам и коснуться её носами. Но на этот раз, когда они сделали это, что, думаешь, случилось? Бомбы взорвались, и вражеские корабли и дельфинов разнесло в пух и прах. О, конечно, все говорят: «Подумай, сколько людей было бы убито людьми в лодке, если бы их не взорвали. Дельфины отдали жизнь благородному делу». Но я готов поспорить, что животные так не думали. Дельфины не начинали войну. Они не имеют с ней ничего общего. — Он прищурился на меня. — Знаешь что, Джесс? — сказал он. — Теперь, ты — дельфин. И всего лишь вопрос времени, когда они взорвут тебя.

Я сузила глаза на него, но должна признать, что рассказ о дельфинах немного встревожил меня.

Поло.

— Я не дельфин, — сказала я. Я уже начала жалеть, что нашла Шона Патрика O'Ханахана. И я, безусловно, сожалела о том, что купила ему два кусочка пиццы и Pepsi.

К сожалению, чем больше я думала об этом, сидя в ресторане с черлидершами из школы Паоли, хихикавшими за соседнем столиком, и мелодичной музыкой на заднем плане, тем больше понимала, кем именно я стала... или, скорее, кем едва не стала. «Скоро вернусь». Это то, что я написала в записке, что оставила в то утро. Имела ли я, в самом деле, это в виду? Я на самом деле хотела вернуться? Или на самом деле я хотела сказать «Hasta La Vista, детка», как бесплатный тунец для дельфина?