— Давидд ап Тевдр. — Гийон сморщился, произнося это имя. — Мало сказать — беспокойство. Если это простое беспокойство, тогда надо признаться, что я замедлил темп жизни и мне пора на покой. Парень беспрестанно носится кругами вокруг меня самого и наших патрулей. Обвиняет нас, что наши люди и люди Ральфа присвоили себе земли, принадлежащие ему по праву, кричит, что мы отодвинули границы в глубь его территории. Но нельзя же запретить фермерам пасти скотину там, где они находят более сочные пастбища, а животным и подавно не отличить траву Уэльса от травы Англии — вкус-то одинаковый. Потому и неизбежны вторжения туда и сюда без всякого злого умысла. Я бы прослыл дураком, если бы поверил, что нарушители — только одна сторона. Думаю, стоит послать несколько человек на границу и выследить этого типа. Но Тевдр славится умением скрываться в лесу, и не исключено, что ничего не выйдет. Я даже, грешным делом, подумывал предложить ему брачный союз, раз уж Хельвен овдовела. Она по линии матери валлийка, да и по моей частично, благодаря ее тезке — моей бабушке. Но, если серьезно, то я практически решился принять предложение де Мортимера, когда оно поступит официально.

— Боже, неужели вы согласитесь на это?

Гийон недоуменно пожал плечами.

— Отец Варэна, Хью, мой личный друг, и еще лет десять назад предлагал породниться, поженив их. Но Хельвен тогда сделала свой выбор в пользу Ральфа, и я отклонил предложение Хью. С тех пор он пытается уладить дело с женитьбой Ре-нарда на своей младшей дочери. Однако я не тороплюсь. Этот союз должен ослабить натиск валлийца, а то и вовсе прекратить конфликты. Кроме того, раз уж мы живем по соседству с ним, нам нужен сильный человек вроде Варэна, поддерживающий порядок в пограничных землях. В этих краях вдове нельзя оставаться одинокой. Это очень опасно. Хельвен спокойно относится к тому, что повторной брак не стоит откладывать.

— Выходит, вы хотите принести Хельвен в жертву разрешения здешних проблем? — волнуясь, спросил Адам.

Гийон посмотрел на него в упор и с раздражением бросил:

— Не будь младенцем. Часто ли брачные дела совершаются без скрытой практической выгоды? К тому же едва ли это можно назвать жертвой. Ты лучше спроси Хельвен, если сомневаешься. Варэн ей нравится, да и сам он возмужал и переменился в лучшую сторону. Однако все так же упрям и любит поступать по-своему. Готов пойти на все, чтобы добиться своей цели. Но именно это и нужно, когда имеешь дело с моей дочерью. Любой другой вмиг окажется у нее под каблуком. Да ты и сам знаешь, что она из себя представляет.

— Знаю, что Хельвен не уживется долго с человеком такого сорта, как де Мортимер, — пробормотал Адам. — Что вы станете делать, если он высечет ее? Насколько я помню, у него это единственное средство для тех, кто противится его воле или даже просто вступает в спор.

— Не знаю, что ответить. Наверно, постараюсь сохранять мирные отношения. Одному богу известно, как этой девчонке всегда удавалось водить меня вокруг своего маленького пальчика. Она ведь единственная дочь на целую ораву сыновей и дорога мне не только сама по себе, но и как память о ее дорогой матери. Я никогда не мог быть к ней строгим, хотя и надо было.

— Значит, вы решили вместо себя предоставить такое право Варэну де Мортимеру? — Адам скептически приподнял брови.

Гийон помрачнел и сжал губы.

— Мне известно, что вы с Варэном друг друга на дух не переносите, твоя ненависть прямо в кишках у тебя сидит. Еще я знаю, что ты сильно устал после долгого путешествия. При других обстоятельствах я бы без колебаний велел тебе убираться отсюда. Моя дочь сама примет окончательное решение. Я не стану препятствовать и заставлять делать что-либо против ее воли, и она это знает.

Адам потер переносицу, размышляя, как реагировать на услышанное. Ненависть в кишках сидит, как верно ощутил граф Гийон. Да, переварить и забыть это чувство нельзя, чувство яростного трепета и сильнейшего напряжения в животе. И даже не только в животе, ненавистью пропитаны кости, ненавистью налита душа. И ненависть эта такова, что спокойно и отстраненно о ней говорить и даже думать он никогда не сможет. Лучше просто переменить тему разговора, пока трещина в отношениях не стала опасно широкой пропастью.

— Как поживает лорд Майлс? По-прежнему бодр?

— Здоров как лось, если учесть его годы! — Гийон засмеялся с явным облегчением. Он тоже опасался возможной размолвки. — От сырости у него ноют кости, да и устает намного быстрее, чем хочется, особенно хуже ему стало после смерти Алисы. Она ведь была на полных десять лет моложе, и он всегда считал, что уйдет из жизни первым. На несколько дней увез Уильяма в Кэрмоэл, чтобы научить мальчика выслеживать зверя, как настоящий валлиец. Впрочем, не верю, что парнишка сумеет быть неподвижным более одного мгновения. Но завтра или послезавтра оба должны вернуться домой.

— А я до сих пор воспринимаю Уильяма младенцем на руках, — грустно сказал Адам. — Кажется, только вчера его крестили.

— Это было через три месяца после того, как затонул «Белый Корабль», а вместе с ним все наше будущее спокойствие и безопасность. — Гийон подбросил вверх и поймал на лету деревянный меч младшего сына, затем аккуратно положил игрушку на место. Лицо его выглядело постаревшим и жестким. — Дай бог, чтобы у Уильяма, когда он вырастет, оказалась рука воина и хитрость законоведа. Ему понадобится и то, и другое.

Глава 2

Адам раскрыл глаза и стал вслушиваться в темноту. Сердце бешено колотилось, в ушах звенело. В маленькой комнатке, встроенной в стену, воздух был густым и черным, словно дым, дышать было трудно. По всему телу стекали ручейки пота, будто под одежду вторглась целая армия пауков. Полусонное сознание вяло боролось с двумя противоречивыми желаниями: в подробностях запомнить приснившийся только что кровопролитный кошмар или поскорее выбросить его из головы и с облегчением забыть, ибо это всего лишь сон. Адам выбрал второе и простонал, закрывая глаза рукой.

В ногах соломенной постели что-то зашуршало.

— Господин? — неуверенно зазвучал почти бесплотный голос оруженосца.

Адам убрал руку от лица и разглядел испуганный темнеющий отблеск глаз оруженосца.

— Со мной все в порядке, Остин, всего лишь приснился плохой сон. — Привстав, он знаком указал на кувшин с вином.

Юноша до половины наполнил стоявшую возле кувшина чашку, затем с беспокойством протянул ее хозяину. Совсем недавно тот стонал и мучительно извивался во сне, как жертва, которую пытают на дыбе.

Адам с жадностью выпил и, не отрываясь от чашки, взглянул на оруженосца.

— О, ради бога, перестань так на меня смотреть, все в порядке. После таких приключений, через какие мы прошли, было бы странно, если бы мне не снились кошмары!

Остин прикусил губу.

— Простите, господин. Дело в том, что еще раньше, перед тем как мы отправились отдыхать, мне показалось, что вы чем-то обеспокоены.

Адам усмехнулся — если бы только обеспокоен. Он молча покачал головой, успокаивая юношу, а сам представил Хельвен в рыжевато-коричневой накидке и вспомнил, как не мог оторвать глаз от полных, выступавших из-под ткани холмов грудей, слегка прикрытых двойными витками хрустально-топазового ожерелья. Ему стоило неимоверных усилий заставить себя смотреть только на еду и было непросто соображать, о чем говорят люди, которые обращаются к нему.

Возможно, Хельвен права, и он действительно нуждается в женщине. Он снова лег, положив голову на ладони, смежил веки и воображению сразу же вновь представилось ожерелье Хельвен. Его подарил своей невесте Ральф, а Ральф всегда славился тем, что превосходно разбирался в украшениях, лошадях и женщинах.

Сон больше не приходил. Мысли Адама беспокойно перелетали от одного образа или вспоминания к другому, словно птичка, влекомая штормовым ветром.

— Можешь спать дальше, парень, — пробормотал он и начал одеваться. — Еще глубокая ночь. Я пойду наверх, пройдусь по стене замка, подышу свежим воздухом, а то здесь очень душно.

Лежавший на своем тюфяке Остин серьезно смотрел, как хозяин застегивает пряжку на плаще и бесшумно выходит на освещенную факелами лестницу. Юноша понимал, что у хозяина какая-то серьезная неприятность, что-то, связанное с этой самоуверенной рыжеволосой вдовой, называющей лорда Адама братом. Она была очень красивой, и Остин точно знал — хозяин произносил именно ее диковинное имя, когда метался по постели в тисках кошмарного сна. Спрашивать он не смел, да и вряд ли бы понял что-либо, ведь до сих пор женщины были для парня не более, чем предметами, изредка вызывающими плотский интерес. После долгих размышлений, так и не избавившийся от беспокойства, Остин снова разлегся на тюфяке и закрыл глаза, но прошло еще немало времени, прежде чем он опять погрузился в сон.

* * *

Ночь была ясная и холодная, осень уже явственно ощущалась в свежем ветре, дувшем со стороны реки Ди. Адам вышагивал по дорожке на верху стены, вдыхая аромат далеких белесых звезд и поблескивающей темной воды. Где-то в конюшнях заржал конь, звук отчетливо был слышен со стены, как незадолго до этого долетал смех дозорных, собравшихся погреть руки над костром в открытой части двора.

Адам вспомнил множество ночей, когда он сам служил оруженосцем и выходил в дозор. Но тогда было невыносимо скучно, кругом спокойно и можно было всю ночь до боли в глазах смотреть на луну. Правление Генриха в основном протекало мирно, и Равенстоу не угрожали нападения валлийцев. Однако дозорная служба велась как следует. Это позволяло не терять навыков военной службы, ведь войны и конфликты могли возникнуть неожиданно. Например, нельзя было исключать, что могучее здоровье короля вдруг подведет его или разгорится борьба из-за вопроса присяги на верность дочери короля Матильде.

Мысли Адама перенеслись к собственным владениям. Земли и собственность его отца во время мятежа 1102 года конфисковали в пользу короны, но Торнейфорд и зависимые от него поместья оставили. Еще имелся небольшой замок возле Шрюсбери. В итоге, по размерам землевладения Адам был просто мелкой рыбешкой в огромном океане, зато по связям входил в число известных персон. Адам стал приемным сыном графа Равенстоу, провел отроческие годы и юность в роли оруженосца при королевском дворе, где обзавелся влиятельными друзьями и знакомыми. Ему доверял сам Генрих — насколько вообще мог доверять кому-либо — и обещал вознаградить за преданность и верную службу. Адаму хватало ума не проявлять нетерпеливого желания получить заслуженные награды: обещания — одно, а их выполнение, всецело зависящее от короля, — совсем другое дело.