Адам фыркнул, удерживаясь от смеха, и поспешно натянул поводья, пропуская громыхающую телегу, нагруженную бочонками с вином. Ее тащили быки, под красной кожей которых перекатывались огромные мускулы. От движения телеги и подкованных копыт животных поднялось облако пыли, Хельвен прикрыла лицо вуалью и закашлялась.

Саутгэмптон, Каен, Фалэс, Мортэн, Роше, Муан. Большую часть пути она наслаждалась сменяющими друг друга пейзажами. Земли, по которым они проехали, были пологими и изобиловали пастбищами. Плоские равнины сильно отличались от привычных с детства холмов Уэльса. На французской земле им повстречались большие реки, такие как Майен, Мэн, зеленоватая Индре и величественная Луара. Повсюду попадались виноградники и густые заросли желтоватого ракитника, в котором находила укрытие мелкая дичь. На этой земле росли фиговые деревья, каштаны и элегантные, особенно на фоне ярко-синего неба, кедры. Люди здесь говорили на более чистом и горловом французском языке, чем тот, который был ей привычен по жизни в родном приграничье.

Хельвен посмотрела на оживленное сооружение из камня и дерева, по которому жители пересекали реку Мэн. За мостом на возвышении вздымался в небо замок графа Фульке, над зубчатыми стенами полоскались на ветру его знамена.

— Надеюсь, Остин все устроил. — Для Хельвен мысль о нормальном перьевом матрасе, где не водятся насекомые, по важности превосходила все остальные вопросы.

Квартиры, которые нанял Тьери, принадлежали купцу, надолго уехавшему с паломниками в Иерусалим. Помещения были тесноваты — Адам едва не разбил себе голову о дверную притолоку, когда входил первый раз, — однако имелись хорошие условия для лошадей. Вдобавок во владениях купца обнаружился отличный фруктовый сад, полого спускавшийся до самого берега реки, где находилась частная пристань, оснащенная немалым количеством гребных лодок. Еще одно достоинство дома состояло в его близости к замку.

Последнее свойство своего временного обиталища Хельвен оценила довольно скоро. Она расчесывала спутанные мокрые волосы, поглядывая из незашторенного окна в верхнем этаже на проходящую внизу улицу, и увидела группу всадников, возвращающихся в замок по главной дороге. Первыми бросались в глаза смеющиеся молодые люди, среди которых было и несколько дворян зрелого возраста. Затем обратила внимание на вооруженных стражников, задыхающихся от жары в стеганых кожаных куртках и полукольчугах. Один прижимал к себе изрядно потрепанного, но победоносного бронзового петуха. Завершающий колорит столь яркому коллективу придавали пестро разряженные женщины, в которых безошибочно угадывались дорогостоящие труженицы древнейшей профессии.

— Адам, подойди сюда, — позвала Хельвен.

— Что такое? — Адам был без туники, и распущенная шнуровка рубашки позволяла видеть смуглую грудь. Он подошел сзади и уперся руками в раму окна, но внезапно весь напрягся, и Хельвен ощутила это так же отчетливо, как тепло весеннего солнца, освещавшего их в эту минуту. — Уильям ле Клито, — с удивлением и явным недовольством пробормотал Адам.

— Кто, с желтой головой?

— Нет, этот слишком молод. Вон тот, темный, на чалой лошади. Готов побиться о заклад, что судя по одежде этот, как ты его назвала — «с желтой головой», — и есть сам Джоффри Анжуйский.

Хельвен вытянула шею, вглядываясь.

— Что же делает в Анжере Уильям ле Клито? — нахмурившись, процедил Адам. Озвученный вопрос был чисто риторическим, с заранее известным ответом: ищет поддержки графа Фульке, чтобы поднять волнения в Нормандии. К сожалению для этого подстрекателя, Адам явился сюда не с просьбами, а привез столь ценное предложение, что отказа можно было не опасаться. Адам дотронулся до плеча жены. — Отойди-ка от окна, любимая, — прошептал он. — Они ведь будут озираться по сторонам, а не то и вверх смотреть, пока не доедут до самой реки… К тому же мне совсем не хочется, чтобы половина придворных потом хвастались, что видели супругу посланника короля Генриха в нижнем белье.

— Все, они уже упустили свой шанс, — заявила Хельвен со смехом, отошла от окна и закрыла ставни. Она прекрасно поняла серьезность предупреждения, скрытую за легковесностью реплики Адама. Одно дело — проявлять своенравие дома, и совсем другое — теперь, когда им с Адамом предстояло произвести благоприятное впечатление на графа Анжуйского.

Внизу проскакал замыкавший кавалькаду всадник. К седлу возле сумки была приторочена веревка, к другому концу которой был привязан прекрасный неоседланный жеребец в яблоках. На другой стороне улицы, в тени дома, стоял Варэн де Мортимер, горящим взором неотрывно глядя на окна дома напротив.

* * *

Фульке, сын Фульке ле Решэна, графа Анжуйского, был человеком среднего роста, среднего сложения и средних лет. Физически крепкий, он находился в самом расцвете сил. В прошлом шевелюра могла богатством красок соперничать с волосами Хельвен, однако к нынешнему времени несколько поблекла и приняла более мягкий рыжеватый оттенок, а на макушке заметно поредела. Над усыпанным крупными порами носом в форме картофелины светились серебристой сталью ничего не пропускающие мимо внимания глаза. Именно за выражением глаз графа следовало наблюдать собеседнику, не обращая особого внимания на обманчиво добрую и радушную улыбку.

И отец, и сын были очарованы Хельвен. Фульке настоял, чтобы лично проводить ее к столу, где усадил гостью рядом с собой.

— Ты ведь не будешь возражать, сэр Адам? — с напускной любезностью обратился он к несколько озадаченному супругу. — Нам так нечасто выпадает удовольствие принимать столь замечательных людей.

— Да, конечно, сэр, — сдержанно согласился Адам, в душе крайне недовольный. Дело не в том, что он не доверял жене. Просто Хельвен выглядела слишком соблазнительно в парадном платье из аквамаринового шелка, идущего к цвету ее глаз, отчего те делались более живыми, чем обычно. К тому же ей было хорошо известно искусство флирта, и Адам чувствовал болезненный укол ревности всякий раз, когда видел ее рядом с другим мужчиной, — это напоминало ему о прежней жизни. Сохраняя невозмутимое выражение лица, Адам занял место несколько поодаль от супруги.

Отец с сыном соперничали за внимание Хельвен, то и дело подкладывая ей на деревянный поднос самые изысканные закуски, пока молодая женщина не рассмеялась, умоляя их остановиться, ибо в противном случае она просто лопнет. Но среди шуток и веселья Хельвен отметила явное соперничество между графом и его сыном, надеясь, что Адам также обратил на это внимание.

— Хельвен… — задумчиво повторил опоздавший к застолью гость, которого она узнала еще до того, как он был представлен: Уильям ле Клито. — А что значит это имя?

Хельвен бросила в его сторону мимолетную улыбку.

— По-валлийски это означает «солнечный свет», мой господин. Меня назвали в честь моей прабабушки Хельвен Уэрч Оуэйн. Она была княгиней.

— Я вижу, вы можете этим гордиться, — заявил круглолицый плотно сбитый молодой мужчина, на его вялых губах заиграла горькая усмешка. — Я понял это именно так. — Он еще сильнее усмехнулся, выражение лица приобрело злобный оттенок. — Извините за мое любопытство, но ваше имя слишком необычно. Наверняка вы та самая Хельвен, с которой был помолвлен один из моих рыцарей, некий Варэн де Мортимер?

— Нет, милорд. — Стараясь не выдать волнение, она ответила низким голосом. — Мы не были помолвлены с этим человеком. Его обвинили в заговоре и убийстве, признали виновным и… впрочем, вы все знаете не хуже меня. — Она в упор посмотрела на ле Клито расширившимися укоряющими глазами.

— Какой Варэн де Мортимер? — недоуменно поморщился граф. У него была скверная память на имена.

— Ты его знаешь, — вмешался Джоффри, — крупный человек с желтыми волосами, у него еще вечно колец на руках больше, чем пальцев. Да вон же он, посмотри, вон там справа, как раз усаживается.

У Хельвен лихорадочно застучало сердце, бешеный пульс колотился и в висках. Перед глазами на мгновение все поплыло, что не помешало ей разглядеть мужчину, занимавшего место за находившимися ниже подмостями, где рассаживались поесть люди из окружения ле Клито. Заметила Хельвен и то, что Варэн смотрит прямо в ее сторону, буквально испепеляя яростно-враждебным взглядом. Хотя обычно никто не считает голубой цвет теплым, сейчас голубой блеск глаз де Мортимера обжигал тело Хельвен нешуточным огнем. Получается, Варэн в Анжере? Господи, сделай так, чтобы это ей только померещилось!

Уильям ле Клито вальяжно облокотился о стол.

— Я принял его к себе после того, как он был изгнан из владений моего дядюшки. Я так понимаю, миледи, Варэн и ваш супруг сражались на суде-поединке во время прошедшего Рождества. Там еще были какие-то неясные взаимные обвинения, не так ли? — Он насмешливо приподнял бровь. — Не думаю, что жуткие подробности имели место на самом деле?

Хельвен опустила взгляд на свои ладони, единственное место, куда она могла смотреть без опаски. Руки дрожали. От одного вида пищи подкатывала тошнота.

— С моей стороны было бы признаком дурного воспитания ответить на ваше любопытство в такой манере, как оно заслуживает, мой господин, — процедила она задеревеневшими губами.

— Люблю женщин, умеющих постоять за себя, — хихикнул он.

«Ах ты, скороспелый хлыщ! — подумала Хельвен. Еще не знаешь, какие уроки тебе преподаст императрица». Игнорируя юношу и ле Клито, она послала жалобный взгляд графу.

— Милорд, ради бога… Мне вовсе не хочется развивать эту тему… Дело неприятное и касается только меня.

— Ну что вы, леди Хельвен! Не расстраивайтесь. — Фульке неуклюжим движением стиснул ей руку и метнул сердитый взгляд в сторону ле Клито. — Лорд Уильям не собирался вас обижать, просто его юмор слишком тяжеловесен. Уверен, он принесет свои извинения.

Именно так и сделал ле Клито. Искренность торопливых извинений была столь же подлинной, как древность старинных предметов, в изобилии продаваемых на ярмарке. Однако Хельвен приняла извинения с такой же искренней признательностью и даже заставила себя съесть порцию восхитительной оленины, запеченной с травами, хотя каждый кусок застревал в горле. Хельвен ни на минуту не забывала, что на нее постоянно смотрит Варэн.