— О Адам, нет! — Хельвен широко раскрыла глаза, осознав сложную ситуацию, в которой оказался муж. — Почему же он не мог отправить туда Глочестера?

Адам невесело усмехнулся.

— И все заинтересовались бы, что это понадобилось в Анжу старшему сыну короля? Мое появление там вызовет намного меньше подозрений. — Он помолчал. — Я все время думаю про Ральфа и Варэна. Так ли уж неправильно они себя вели? Генрих просто использует людей. Сколько раз я слышал об этом от твоего отца, сколько раз сам был свидетелем такой практики короля, да и меня он использовал точно так же. Разве странно, что теперь я чувствую себя просто шлюхой?

Хельвен склонилась над ним и погладила морщинки, вновь собравшиеся между бровей. Он ответил столь же ласковым прикосновением. Затем, заплетя пальцами ярко-рыжие волосы жены, рассказал о содержании послания, которое предстояло отвезти.

— Насколько я поняла, все задуманное ляжет на совесть Генриха, а не твою. Он требует от тебя исполнить двухмесячную службу за те земли, которыми ты наделен. Неважно, о чем будет говориться в письме, твоя задача — только доставить его.

— Именно это я себе и твержу, — уныло согласился Адам.

— Ну а если ты расторгнешь свое феодальное обязательство — а именно это и есть единственная альтернатива, — тебе придется зарабатывать на жизнь мечом, поступив в наемники. И могу гарантировать, Генрих все равно в конце концов добьется своего.

— Одними принципами сыт не будешь. Ты ведь это хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что нет резона лишаться своего благосостояния из-за того, что от тебя не зависит. Если тебя мучает совесть, пусть это просто будет признаком того, что у тебя есть честь. Не думаю, что Ральф когда-нибудь страдал от одного из этих прекрасных свойств души. В этом между вами огромная разница. — Хельвен украдкой посмотрела на мужа, пытаясь угадать по выражению лица, обдумывает ли он ее слова, или же непоколебимо стоит на своих убеждениях. — Скажи-ка лучше, сколько времени у меня есть на сборы, можно ли взять с собой служанку, ну и заодно: так ли в действительности красив Джоффри Анжуйский, как говорят?

Адам вздохнул и закрыл ей рот крепким поцелуем, который можно было счесть знаком упрека или все же символом любви.

— Что бы я без тебя делал?

— Заливал бы тоску анжуйским вином! — колко поддела Хельвен.

Не так уж и далеко от истины, подумал Адам, наблюдая, как Хельвен расчесывает волосы, делая из них ровные пряди и заплетая косы. Она уверенно и умело вывела его из скверного расположения духа.

Глава 19

Анжу, весна 1127 года


Петушок был так красив, словно родился изваянным из бронзы и украшенным драгоценными камнями, а потом ожил. Но и живой, выглядел так, будто только что спустился с флюгера на вершине башни, где служил украшением, и для разнообразия решил с важным видом прогуляться по бренной земле. Подвижные топазовые глазки поворачивались туда-сюда, осматривая окрестности. Петух расхаживал кругами, коралловый гребешок и бородка горделиво покачивались на голове и под горлом. Особенно выдающимся был хвост — посверкивающий золотистый с зеленоватыми кончиками букет перьев. Мощные ноги с бронзовым отливом вооружены гладко заточенными острыми шпорами. Во всем городе Анжер у этого петуха не имелось равных соперников. То есть раньше, конечно, были, но все погибли.

Петух вытянул шею, захлопал яркими перьями крыльев и запел во весь голос. Догадывался ли он, что как раз в эту минуту на него делались ставки? Хозяин птицы, сидевший на корточках, поднялся и, поставив руки на роскошный позолоченный пояс, стал нетерпеливо озираться.

— Опаздывает, — проворчал Джоффри Плантагенет, наследник герцогства Анжу. Внешне он выглядел столь же совершенно, как его бойцовый петух, — высокий с рыжевато-золотистыми вьющимися волосами и сверкающими глазами холодного стального оттенка на идеально правильном красивом лице. Тунику на обшлагах и у горла обильно украшали золотые нити, а на узком бедре сиял драгоценными камнями изящный кинжал. Как и шпоры у петуха-бойца, кинжал был остро отточен.

— А ты можешь вспомнить хотя бы один случай, когда Уильям ле Клито не опоздал? — фыркнул Роберт де Блу, наблюдая за птицей, которую когда-то сам подарил юноше, стоящему рядом. — Он способен опоздать даже на собственные похороны.

Джоффри улыбнулся, показывая идеальные белые зубы, но пальцы рук раздраженно барабанили по поясу.

— Ему придется исправиться, если он хочет, чтобы мой отец продолжал поддерживать его против английского короля.

— Мой господин, он уже здесь! — воскликнул другой барон, указывая рукой в направлении реки. Джоффри повернул голову и холодно взирал на Уильяма ле Клито, приближающегося в сопровождении небольшой группы разношерстной публики: перебежчиков из лагеря норманнов, фламандцев и французов, а также высокого светловолосого рыцаря-англичанина, изгнанного из родной страны за убийство соседа-дворянина.

— Ты опоздал, — обратился Джоффри к претенденту на звание герцога Нормандии, недавно женившегося на сестре французского короля, рассеянным взглядом окинул пришедших с гостями женщин. По внешнему виду их нельзя было принять за проституток, однако это были именно проститутки. Неважно, что ле Клито только осваивается в роли мужа. Он явно не прочь забыть о супружеской верности, когда дипломатический визит в Анжу дает соблазнительный шанс совершить грех.

Ле Клито приблизился к Джоффри с самой ослепительной улыбкой, на какую был способен. Но от частого употребления она не производила особого впечатления на других.

— Прошу меня извинить, наша барка застряла. Но, по-моему, я не слишком опоздал. — Гость фамильярно положил руку на плечо молодого человека. Джоффри отошел в сторону, едва сдерживаясь от гнева. Внимание привлекла птица, которую держал под мышкой Варэн де Мортимер, — петух гладко-черной масти, в лучах весеннего солнца его перья отсвечивали изумрудной зеленью.

— И ты готов держать пари, что это жалкое существо сумеет победить моего Топаза? — пренебрежительно бросил юноша.

— Назови свою цену, и скоро все станет ясно, — небрежно парировал ле Клито. — Варэн, опусти его на землю.

Кто-то подхватил и унес птицу Джоффри, давая возможность собравшимся получше разглядеть форму и состояние черного петуха, сделать ставки. Черный петух встряхнул взъерошенными перьями, почистил их клювом, затем вытянул вверх голову и горласто закукарекал.

Варэн де Мортимер прислонился к стене, поглаживая бок, где до сих пор вызывал беспокойство толстый розовый шрам. С первого взгляда он понял, что петух Джоффри должен победить, ведь Джоффри Анжуйский ни в чем не знал поражений. Молодому человеку никогда не приходилось искать пропитание за столом у других людей. Пальцы Варэна нащупали плохо зажившую рану: сам виноват, недооценил быстроту де Лейси, совершенно не учел годы практического опыта, приобретенного де Лейси после службы оруженосцем. В результате ошибочное мнение о противнике сделало его изгнанником из родной земли, где ему было суждено стать наследником отцовских владений. На чужбине же Варэн опустился до роли наемного рыцаря, притом состоящего на содержании у человека, на благоприятный поворот судьбы которого можно было полагаться не больше, чем на обещания проститутки.

— А ты разве не будешь делать ставку, дружочек? — Какая-то женщина по-хозяйски взяла Варэна под руку и с выражением крайнего любования оглядела его масляными карими глазками. — Я считаю, что победит птица лорда Уильяма — она больше.

— Нет, — Варэн недовольно пожал плечами, — я не делаю ставок. — В теперешней жизни деньги для де Мортимера значили слишком много, чтобы рисковать ради сомнительных доблестей бойцового петуха. Отец время от времени присылал незначительные средства на жизнь, сопровождая их заверениями, что к следующему Рождеству добьется прощения сына и восстановления его в правах на территории Англии. Однако ни на эпизодически появляющиеся деньги, ни на обещания нельзя было полагаться всерьез.

Женщина надула губы и отвернулась. Де Мортимер немного поразмышлял, стоит ли она его внимания, и решил, что не стоит. Ни одна женщина не достойна его внимания. Он поднял голову и на противоположной стороне улицы увидел Хельвен.

Петухи врезались друг в друга, образовав трепыхающий бронзовыми и черными перьями клубок. Щелкали клювы, сверкали шпоры. Птицы взмывали в воздух и ударялись грудками, зрители возбужденно пританцовывали, вопили, подбадривая бойцов. Вытянув голову поверх увлеченных зрелищем голов собравшихся болельщиков, начисто позабыв про птиц, не обращая внимание на оглушительный шум, Варэн де Мортимер не верил своим глазам, да и не желал верить тому, что видел. Сердце вдруг заколотилось быстро и громко. Дыхание стало учащенным и нервным, а незаживший шрам ощутимо пульсировал неприятной болью.

Петухи отлетели в стороны, разинув клювы и волоча крылья по пыли. Потом снова стали описывать угрожающие круги и опять сошлись в смертельной схватке. На землю пролились первые капли темной крови. Варэн позабыл про женщину, с которой прибыл сюда, и, пропуская мимо ушей ее раздраженные вопросы, обогнул кричащую толпу захваченных сражением зрителей, вышел на дорогу.

* * *

Адам бегло глянул на петушиный бой. Внимание просто привлек громкий рев собравшихся зрителей, сама забава азартных игроков была ему безразлична. Дворяне, сразу определил он по сверканию самоцветов, нашитых на туники и украшающих пояса и рукоятки клинков.

— Майлс — я имею в виду брата, а не дедушку — тоже всегда держал бойцового петуха, — вспомнила Хельвен. — Маме это занятие не нравилось. Когда Майлс приходил домой, она его нещадно бранила, но все молодые люди при дворе увлекались петушиными боями, вот и он не хотел от них отставать. — Хельвен вздохнула и покачала головой. — Бедный Шантиклир, даже не дожил до героической смерти в бою. Его задавило повозкой прямо во дворе, когда он гнался за одной из своих жен, а труп отправили прямиком в котел.