Кэндис Проктор - Когда рыдают девы

– «То были дни, когда люди в открытую говорили, что Христос спит, а святые рыдают», – негромко процитировал виконт средневекового летописца.

Уинтроп кивнул.

– В конце концов папа римский смягчился. Эдикт об отлучении от церкви был отменен, и храмовникам разрешили предать тело земле. Вы и поныне можете видеть скульптурное изображение де Мандевиля на полу Темпла.

– Удивительно, – отметил Девлин, – если на самом деле барон не был членом ордена.

– Да, необычно.

– А предание, будто его сокровища лежат на дне этого колодца?

Уинтроп помолчал, созерцая глинистую яму, в которую теперь превратился источник.

– Истории о несметных богатствах часто связывают со священными местами. Память о важности такого места может сохраняться длительное время после того, как истинная природа его значимости уже забыта. Тогда живущие в более позднее время из-за своего невежества и жадности воображают, будто там скрыты земные сокровища.

– По-вашему, именно так здесь все и произошло?

– К сожалению, нет способа доподлинно выяснить это, не правда ли? Но связь Камелота, тамплиеров и преданий о затерянных кладах определенно является интригующей.

– Интригующей? – переспросил Себастьян. – Или смертоносной?

У сэра Стэнли сделался встревоженный вид:

– Возможно, и той, и другой одновременно.

Леди Девлин провела остаток утра, разбирая стопки книг и бумаг, выискивая какое-то – хоть какое-нибудь – объяснение смерти своей подруги.

Она не могла отделаться от интуитивной уверенности, будто ключ к убийству Габриель находится здесь, в груде заметок и переводов, над которыми работала погибшая. Но интересы исследовательницы были настолько обширны – от малоизученного докельтского периода до эпохи римлян, а затем до темных времен, выпавших на долю Британии после распада империи, – что разобраться в ее трудах было невероятно сложно.

И вот, когда Геро изучала пометки подруги на переводе «Леди Шалотт», из записной книжки на пол выскользнул лист бумаги. Наклонившись, чтобы поднять его, виконтесса уставилась на записанное от руки стихотворение:

Велишь заплакать, - я навзрыд

Заплачу… И, слепой,

Слезами сердца, что болит,

Поплачу над тобой.

Велишь – в отчаянье впаду,

Где холмик твой сырой

И кипарис… Вели! – сойду

Во тьму вслед за тобой.

Ты – жизнь моя, любовь моя…

И сердцем, и душой, –

Живым ли, мёртвым буду я, –

Но навсегда – с тобой![21]

Геро откинулась на спинку кресла, сжимая в руке листочек, и шумно выдохнула, подумав о новой и совершенно неожиданной возможности.

Геро сидела возле пустого камина в библиотеке, свернувшись калачиком в кресле с открытым томиком поэзии семнадцатого века на коленях, когда в дверях появился Себастьян, принеся с собой запах солнца, свежего воздуха и сельских просторов.

– А что случилось с твоей повязкой? – поинтересовалась жена, подняв глаза.

– Она мне мешала.

– Уважительная причина, чтобы лишить поддержки раненую руку. 

Девлин негромко хмыкнул и пошел налить себе вина.

– Габриель Теннисон никогда не признавалась тебе в интересе к друидизму?

– Друидизму? Боже милостивый, нет. А почему ты спрашиваешь?

Себастьян  прислонился  спиной к  камину.

– Потому что, оказывается, на заходе солнца накануне своей гибели она возвращалась на Кэмлит-Моут и наблюдала, как сэр Стэнли проводит у древнего колодца на островке некий языческий ритуал. Причем правила двуколкой сама.

– Ты шутишь.

– Хотелось бы. Но Рори Форстер видел ее, да и Уинтроп подтверждает.

– А что там делал на закате этот Форстер?

– По его собственным словам? Искал забытую трубку – и прятался в кустах. Хотя, подозреваю, более вероятно, что он отправился туда с намерением откапывать клад, однако в замешательстве обнаружил, что островок не всецело в его распоряжении.

– Откапывать клад?

– Ага. Зарытый то ли Диком Терпином, то ли рыцарем-храмовником – обе версии весьма популярны. Ровно за неделю до своей смерти Габриель Теннисон  влетела в деревушку и прилюдно обвинила Рори в том, что он разрушил кладку священного колодца на Кэмлит-Моут.

– В поисках сокровищ?

Девлин кивнул.

– Согласно легенде, на дне источника спрятал добытое бесчестным грабежом золото сэр Джеффри де Мандевиль, и его дух появляется, устрашая любого, кто попытается похитить богатство. Но призрак барона, должно быть, вздремнул на посту, поскольку я убедился, что недавно колодец превратили в жалкие руины.

– Так ты говоришь, Габриель накинулась с обвинениями на Форстера в воскресенье неделю назад?

Себастьян допил вино.

– Любопытное совпадение по времени, правда? Именно тогда она приезжала на Кэмлит-Моут вместе с Арсено. Затем, несколько дней спустя, явилась в Гоф-Холл и бурно разругалась с Бевином Чайлдом. Твоя подруга была весьма задиристой и неуживчивой молодой леди.   

Геро пригладила ладонью юбку.

– Значит, ты беседовал с Чайлдом?

– Беседовал. Антиквар утверждает, будто обнаружил среди экспонатов коллекции Ричарда Гофа некий крест из Гластонбери. Вроде бы тот самый, которым, как считалось, в аббатстве были отмечены могилы короля Артура и королевы Гиневры. Ты слышала о нем?

– Слышала.

– Так вот, похоже, мисс Теннисон была уверена, что этот артефакт – современная фальшивка, и посреди довольно яростного спора с Чайлдом схватила крест и закинула его в пруд.

Виконтесса ощутила на себе пристальный взгляд мужа.

– Какой-то… странный поступок, –  отозвалась она, с трудом сохраняя ровный тон.

– Ты себя хорошо чувствуешь? – нахмурился Девлин, усаживаясь в кресло напротив.

– Да, конечно. Просто устала.

– Возможно, ты слишком многое на себя взваливаешь в твоем положении, – заметил Себастьян с некоторой неловкостью. Несмотря на то, что должный появиться на свет младенец был причиной их брака, они никогда не обсуждали эту тему.

Геро неэлегантно фыркнула:

– Если под «положением» ты подразумеваешь, что я ношу ребенка, позволь напомнить: беременность – естественное состояние женщины, а не тяжкое изнурительное заболевание.

– Верно. Тем не менее своих жеребых кобыл я окружаю особой заботой.

– Даже не знаю, чувствовать себя польщенной или оскорбленной подобным сравнением, – расхохоталась Геро.

В уголках глаз Себастьяна собрались веселые морщинки.

– О, несомненно, польщенной.

Взгляды мужа и жены встретились, и это мгновение затянулось, приобретая  неожиданную интимность. 

Ощутив, как загораются щеки, Геро отвела глаза.

– Откуда ты узнал о ссоре Габриель и Чайлда из-за креста?

–  Мне сообщил лейтенант Арсено.

– Арсено? Любопытно. – Виконтесса вытащила найденный листок и протянула его мужу: – Вот что я нашла в бумагах Габриель.

– Велишь заплакать – я навзрыд заплачу… – прочел вслух Девлин и поднял взгляд: – Тебе известно, что это за стихи? 

– Нет. Но очень знакомые, правда? По-моему, написаны кем-то из поэтов-кавалеров[22]. – Закрыв томик поэзии, Геро отложила книгу в сторону. – Только мне пока не удалось их найти.

– Это последние три строфы стихотворения Роберта Геррика[23] «Антее, завладевшей им безраздельно».

– Ты знаешь его? – округлились глаза жены.

– Удивлена? – улыбнулся Себастьян. – А ты воображала, будто я провожу все свое время, гоняя на псовой охоте, хлеща бренди и стараясь отвесить тумака Джентльмену Джексону[24]?

Геро ощутила, как губы растягиваются в ответной улыбке:

– Вроде того.

– Ха. – Поднявшись с кресла, виконт сличил размашистые строки на листочке с округлыми, каллиграфическими буквами в записной книжке Габриель Теннисон. – Не похоже на почерк твоей подруги.