Я отрицательно мотаю головой. Как ему объяснить, что это не то же самое? Что когда-нибудь больше всего на свете он захочет дать жизнь своему ребенку, увидеть, как он рождается, как растет, как все больше становится похожим на него.

Я говорю о твоем собственном ребенке.

Родная, я не пойму, откуда все эти слезы? Ну нет, и нет.

Ты найдешь себе ту, кто сможет дать тебе это.

Что за глупости! - он смеется. – Ты поэтому плачешь? Нелепость какая-то!

Это ты не знаешь, о чем говоришь.

Я не брошу тебя потому, что ты не можешь родить мне ребенка, - он говорит спокойным голосом и гладит меня по голове. - И не захочу бросить, если вдруг растолстеешь, перестанешь готовить, ударишься в религию, решишь перекраситься в брюнетку, перестанешь носить эти сексуальные трусики, которые сводят меня с ума каждую ночь и вызывают нежелательный интерес днем, когда я работаю, - он опять усмехается. – Я ведь с тобой не из-за того, что ты мне можешь дать или чего не можешь. Я люблю тебя. Такой, какая ты есть. Это самая важная причина. И пока ты любишь меня, пока хочешь быть со мной, ничего в наших отношениях не изменится. И даже если ты вдруг подумаешь, что разлюбила, я буду доказывать обратное до тех пор, пока ты не передумаешь. И только потом, возможно, развяжу тебя.

Я слабо смеюсь. Он ловит эти звуки губами.

Ты как маленький пугливый зверек. Мне кажется, если бы я приехал вечером, то застал бы тебя с чемоданами в руке и Женей под мышкой. Ты бы все уже решила за меня.

Нет, -ворчу я. Хотя я была в таком смятении, что, возможно, самую малость, всего чуточку, но я думала о том, чтобы самой разорвать отношения и не быть обузой молодому красивому мужчине. Сергей, по-моему, читает мои мысли.

А чтобы ты никуда больше не делась, у меня нет другого выхода, как сделать тебя своей женой. Заметь, тебя я не спрашиваю. Я ставлю тебя перед фактом. Я рассчитывал сделать тебе предложение под шелест осенних листьев, возможно, прогуливаясь по Монмартру или глядя через Темзу на Вестминстерский дворец. Но ты не оставила мне выхода. Я боюсь, что ты можешь сбежать, как испуганная девчонка. Тем более, это уже случалось, и я научен горьким опытом. Так что хочешь ты этого или нет, но тебе придется стать моей женой.

Когда? – я и не замечаю, что опять плачу.

Как же мне тепло и легко. Я боялась, что от меня избавятся, как от дефекта, сочтут непригодной. Умом я понимаю, что когда любят, не обращают внимание на недостатки, пусть даже такие значительные. Но самой прощать гораздо проще. Когда ждешь такого же от другого человека, кажется, что он поступает так из-за жалости, чувства долга, но не из-за любви. Однако Сергей никогда не решится связать себя с кем-то, если не испытывает настоящее чувство. Что может быть большим доказательством его любви?

Если завтра подать заявление, то через месяц ты станешь Ириной Вронской.


Мы снова в родном городке, небольшом по сравнению со столицей и тихом. Сергей настоял на том, чтобы лично сообщить родным о предстоящей свадьбе. И хотя мы решили не отмечать это событие так, как это делает большинство, он посчитал, что нужно встретиться с моими родителями, познакомить меня со своим отцом и, наконец, согласился увидеться с матерью. Женю решаем оставить папе.

Влад встречает дочку широкими объятиями. Женя все больше походит на него с возрастом. Пшеничного цвета волосы, добрые, выразительные глаза.

Сергей подает ему руку и они приветствуют друг друга крепким пожатием.

Может быть, пройдете?

На несколько минут, - отвечает Сергей.

Первое, что бросается мне в глаза – женские босоножки в прихожей. Мой бывший муж немного смущен, еще щеки порозовели, а глазами он ловит мой взгляд.

Из ванной выходит Инна с детской обувью в руках.

Я думала, эти сливы никогда не отмоются … - она замолкает, когда видит нас.

Привет, - я улыбаюсь ей.

Здравствуйте, - она немного ошарашено смотрит на Вронского. Влад ей ничего не говорил?

Привет, - Сергей тепло улыбается ей.

Проходите, не стойте в дверях.

Мы устраиваемся на диванчике с приятной текстильной обивкой терракотового цвета.

Инна неловко мнется у входа в зал. В конце концов, она отправляется на кухню и я слышу звон стаканов и мягкий шлепок дверцы холодильника. Она появляется с подносом в руках. В запотевших стаканах домашний лимонад. А у меня все никак руки не дойдут сделать его. Вот хозяюшка!

Начинаю разговор первой.

Влад, мы оставим у тебя Женю на три дня, хорошо?

Хорошо. А что случилось?

Есть неотложное дело, поэтому нам потребуется немного больше времени. Если тебе будет сложно, я попрошу маму.

Да нет, все в порядке.

Вронский наблюдает за нами пристально, как коршун. Мне интересно, неужели он до сих пор думает, что я испытываю какие-то романтические чувства к бывшему мужу? Губы Сергея трогает едва заметная улыбка. Скорее всего, он сам хочет сообщить новость.

У нас есть одна просьба. В конце сентября мы хотим уехать недели на две, но на этот раз без Жени, - начинает Вронский.

Конечно, не вопрос. Я возьму ее.

Влад, она будет ходить в школу. Ее уже так просто не отстранишь от занятий. Она пропустит что-то, да и в самом начале занятий, когда все только знакомятся друг с другом, это нежелательно, - объясняю я.

Нужно приехать в Киев?

Было бы идеальным вариантом. Как у тебя будет со временем?

Я могу взять часть отпуска. Но что за спешка?

Ира выходит за меня замуж, и мы хотим ненадолго уехать.

Влад молчит, Инна издает восторженный вздох, Женя заговорщицки улыбается и убегает в комнату, где играется Максим.

Ну что ж, я вас поздравляю, - Влад встает, протягивает Сергею руку и потом неуверенно поворачивается ко мне. Он старается держаться непринужденно и показать, как рад предстоящему событию, но в его глазах мне мерещится легкая грусть. Он целует меня в щеку.

Спасибо, - я отвечаю улыбкой.

Очень за вас рада, - Инна явно довольна. Для нее это означает окончательный разрыв между мной и Владом. Если у нее и были какие-то сомнения относительно нас, то сейчас они полностью рассеялись.

Мои родители воспринимают новость гораздо более холодно. Отец, конечно, порадовался за нас, но даже его слова в той ледяной атмосфере, какую создала мама, не смогли согреть мое сердце. Сухое «поздравляю» разбилось о меня и впилось тысячью осколков, словно в меня бросили сосулькой.

Я не говорила Сергею о том, какие у меня отношения с родителями, но, думаю, он догадался.

Прости, - уже садясь в машину, извинилась я за маму.

Не одобряет меня?

Думаю, дело не столько в тебе, сколько в ней. Этой связано с одной историей, которую моя семья пережила много лет назад. Но как видишь, последствия до сих пор дают о себе знать.

Отец Сергея жил в частном доме. Одноэтажное здание в очень престижном районе было отделано декоративным кирпичом песочного цвета, под стать ему забор с кованными вставками. Многолетние ели, ухоженные газоны и белый «Мерседес» перед гаражом дополняли картину богатства и респектабельности.

Сергей припарковался возле автомобиля отца и открыл мне дверцу.

Его отец вышел на крыльцо, чтобы встретить гостей.

Высокий мужчина, очень статный, с волосами цвета пепла из-за обильные седины в темной шевелюре, смотрел на меня проницательными темными глазами. Сначала мне показалось, что он кареглазый, но подойдя ближе заметила, что они темно-зеленые, немного помутневшие с приходом старости, но такие же красивые и живые, какими должны были быть в молодости.

Здравствуй, отец!

Сын! Молодец, что заехал, - он хлопает по плечам Сергея и косится на меня.

Это Ира. Ира, это мой отец, Петр Кононович.

Я протягиваю ему руку, он пожимает ее сдержанно, как мужчина, который больше привык целовать руки женщинам, а не по-мужски трясти их.

Очень приятно. Прошу вас, проходите.

Внутри дом выглядит просто невероятно. Аскетично и дорого. Дерево и декоративный камень, большое пространство разделено на зоны, массивная мебель из орехового дерева, преобладание кожи в отделке.

Гостиная была такой огромной, что я удивилась, неужели в этом доме есть еще какие-то комнаты. Хотя я заметила лестницу. Наверное, на мансарду, потому что для наличия второго этажа здание было слишком низким.

Рад, что ты приехал навестить меня. А то здоровье уже совсем ни к черту.

У доктора был?

Да разве он меня чем-то обрадует? Артрит, лекарства, да кому оно надо? Давай лучше о хорошем, - он переводит взгляд на меня.

Вообще у нас есть повод.

Вот как?

Мы с Ирой вскоре поженимся.

По лицу мужчины начинает расплываться медленная улыбка. Наконец, у меня отлегло от сердца. Я боялась, что не понравлюсь отцу Сергея. Возможно, он представлял рядом с сыном женщину моложе или эдакую деловую леди. А тут я – худенькая, уже обкатанная жизнью, с довеском в виде довольно взрослой дочки.

Петр Кононович действительно был видным мужчиной. Я догадываюсь, чем он привлек Наиру в молодости. Волевой подбородок с ямочкой, говоривший о твердом характере владельца и железной воле, о склонности все решать по собственному усмотрению, не принимая в расчет мнение других; цепкий взгляд зеленых глаз, подмечавший все – от моей нервозности, проявившейся в постукивании пальцами по чехлу мобильного телефона, до постоянных взглядов на Сергея, уж не знаю, какими они были, но это явно пришлось по душе его отцу; правильные линии лица, строгие, даже аскетичные, словно эти черные брови не были предназначены для того, чтобы изгибаться в изумлении, уголки малоподвижного рта не приподнимались и не опускались, скрывая эмоции, а крылья точеного носа не умели трепетать от волнения.