— И стиль. Если верить моим источникам, у Корнелии нет пачек денег, чтобы ими швыряться, но у нее всегда был и есть собственный стиль, — заявил Тео, жестом обводя квартиру.

— Это правда, — с энтузиазмом кивнула Клэр. — У вас замечательный стиль. Чудесные тарелки и пижамы.

Корнелия рассмеялась.

— Я родилась не в тот век. Я бы могла быть замечательной куртизанкой. — Тут она серьезно и с интересом посмотрела на Тео. — Но вот ведь в чем дело, Тео. Ты прав. Ты абсолютно прав. То, что ты сказал, и есть моя сущность.

— Ну разумеется, — сказал Тео.

— Просто я никогда не думала, что кто-нибудь еще об этом знает. Заранее извиняюсь за то, что говорю, как какая-то идиотка-школьница, но я чувствую себя сейчас… разоблаченной. — Корнелия, прижав руки к груди, говорила высоким голосом, и Клэр поняла, что она не шутит.

Тео пожал плечами.

— Извинение принято. — И посмотрел на нарезанное мясо и овощи. Лицо у него было довольное, но смущенное, как в то утро, когда он стоял в дверях кафе. Тео, Корнелия и Клэр какое-то время молча стояли на кухне: Тео смотрел на овощи, Корнелия смотрела на Тео, а Клэр смотрела на обоих. Клэр чувствовала такой покой в душе, как будто стояла в свете солнца в знакомом месте. Дома. На несколько секунд это место стало домом.

Тут послышался стук в дверь, Корнелия открыла, и вошел отец Клэр. Прежде чем он заметил, что в квартире есть кто-то еще, он обнял Корнелию и наклонился, чтобы прижаться лбом к ее плечу. Затем поцеловал ее в макушку, отступил на шаг и опустил руки. Клэр заметила, что у него на лице появилось строгое, даже печальное выражение. И глаза были беспокойные. Клэр вспомнила, как отец говорил, что он учится читать лицо Корнелии. Клэр не так уж хорошо знала лицо своего отца, и все же она видела, что сейчас его лицо отражало истинные чувства.

Тут Мартин заметил ее и Тео.

— Привет всем, — сказал он, и печаль ушла с его лица. Улыбка была уверенной и идеально симметричной.

— Привет, — сказала Клэр. И вдруг его пожалела. Но поскольку жалость к отцу была новым для нее чувством, она добавила: — Папа.

— Мартин, это Тео Сандовал, муж моей сестры Олли. Он появился сегодня утром в кафе, голодный, и мы его приютили, — жизнерадостно сообщила Корнелия. — Тео, это Мартин Грейс.

— Приятно познакомиться, — сказал Тео и пожал руку отцу Клэр. — Простите, но у меня руки в чесноке.

— Что готовите, ласточка? — Отец Клэр расстегнул пальто, и Корнелия помогла ему его снять. Она было бросила его на диван, но потом взяла снова.

— Ты останешься ужинать, Мартин? — спросила она. — Что это я, разумеется, ты останешься ужинать. — Она провела ладонью по волосам и повесила пальто в стенной шкаф.

Клэр вдруг стала рассказывать отцу о походе по магазинам, о том, что они везли продукты в тележке, а Тео нес мешок с рисом на плече, и о блюде, которое они с Тео стряпали. Сейчас ей было легко разговаривать с отцом, и она вспомнила, что и раньше ей бывало легко разговаривать с ним. Между ней и отцом было большое расстояние, пустое место, которое она могла наполнить историями или информацией, потому что ей было безразлично, что ему говорить. Трудности возникали, если она хотела ему понравиться, и такое происходило несколько раз за эти годы, или если ей было от него что-то нужно, но такого до последнего времени не случалось, или когда она на него злилась, как вышло вчера. По крайней мере сейчас этот гнев угас. Он опять стал почти чужим человеком, каким был всегда.

Она рассказала, как Тео благословила женщина в кондитерской.

— Почему бы тебе не показать? — предложил Тео. И Клэр сделала то, что она мысленно делала все время с того момента, как они ушли из кондитерской. Она подошла к Тео, осторожно просунула свою ладошку под его руку, подняла ее и приложила к своему лбу. Тео ей улыбнулся, но тут же быстро взглянул на ее отца. Клэр заметила в его лице озабоченность. Но Мартин беспечно прислонился к стене, скрестил ноги и начал рассказывать о какой-то стране, где он побывал и где дети тоже выполняют этот очаровательный обряд. Отец явно был человеком находчивым.

И все же Клэр была рада, что приготовление еды слишком ее занимало и было поводом долго с отцом не разговаривать. Тео показал ей, как надо чистить креветки и затем разрезать их продольно. Пока она этим занималась, он нарезал вареную свинину, курицу и капусту. Капуста приятно хрустела. Затем он занялся белой фасолью.

Пока они готовили, Корнелия выложила на два подноса закуски: сыр, куски французского багета, клементины и виноград, такой спелый, что он казался черным. Она поставила один поднос на кухне для Тео и Клэр, а второй на кофейный столик и села рядом с Мартином на диван, на некотором расстоянии, но отец Клэр потянулся и положил ладонь на шею Корнелии, как бы пытаясь привлечь ее к себе. Корнелия не придвинулась, но прикрыла его руку своей на несколько секунд. Потом взяла клементин и стала быстро его чистить ловкими, изящными пальцами. Клэр подумала, насколько разочарован был ее отец. Если бы всего этого не произошло, если бы ее здесь не было, он остался бы вдвоем с Корнелией. Он наверняка строил разные планы на Рождество, романтические планы. Клэр представила себе путешествие и массу подарочных коробок. Клэр на мгновение почувствовала злобное удовлетворение. Даже ее отец не может всегда иметь то, что хочет.

Корнелия отдала половину очищенного клементина отцу Клэр. Он есть его не стал, а только покачивал на ладони.

— Я разговаривал с Ллойдом. Хорошие новости — билетами в Барселону так никто и не воспользовался. Более того, он выяснил, что Вивиана и на другой самолет не садилась, — сказал отец Клэр. — Есть и плохие: перед тем как забрать Клэр из школы, она сняла большую сумму денег со счета. Если она пользуется наличными, мы не сможем выследить ее по кредитным картам.

«Я тебя слышу, — хотелось крикнуть Клэр через комнату, — я же не глухая. Ты ведь это знаешь, верно?»

Корнелия, словно услышав ее внутренний монолог, повернулась к Клэр. Их глаза встретились.

— Клэр, — сказала она, — твой отец рассказывает мне, как идут поиски твоей мамы. Хочешь сесть рядом с нами?

Отец Клэр явно удивился, чем вызвал у Клэр отвращение. Она вспомнила, как накануне утром в машине, когда они отъехали от пустого дома, он сказал:

— Могу поспорить, хорошая чашка горячего какао — то, что тебе надо.

А сейчас он думает: «Этот ребенок занят вермишелью и креветками, и не заметит, что мы при ней обсуждаем ее жизнь».

— Нет, спасибо, — спокойно сказала Клэр. — Может быть, вы мне потом все расскажете, Корнелия. — Она сунула в рот виноградину и повернулась к ним спиной, думая, куда бы ей деть руки. Но тут Тео протянул ей большую сковородку и спросил:

— Готова?

Пока Клэр поджаривала лук и чеснок, она постаралась свести свои чувства к простой радости, что мать не уехала из страны. Мысли, где она может быть и что делает, пытались заполнить ей голову, но она приказала себе не обращать на них внимания, выкинуть их и захлопнуть дверь. Только когда Тео положил ладонь ей на руку, в которой она держала смешной металлический шпатель, напоминающий детскую лопаточку, она сообразила, как крепко она в него вцепилась.

— Ну вот, — сказал он, помешивая лук и чеснок на сковороде. — Идеально.


Кушанье получилось необыкновенно вкусным, все так сказали. Клэр даже заметила, что это блюдо вкуснее всех тайских блюд, вместе взятых. Корнелия восхитилась ее тонким вкусом.

— Когда мне было одиннадцать лет, я… — начала Корнелия.

— …никогда не пробовала ничего тайского, — добавил Мартин.

— Когда вы были маленьким, ваша мама готовила это блюдо? — спросила Клэр у Тео.

— Папа готовил. Моя мать рассказывала, как перед свадьбой к ней пришла целая толпа тетушек моего отца познакомиться. Они привезли ей большое кольцо с жемчугом и еще кое-что для свадьбы, но она быстро сообразила, что это был всего лишь предлог. Их главной целью было научить ее готовить.

— И она научилась? — спросила Клэр.

— Конечно. Она научилась. Затем, когда после свадьбы тетушки погрузились в самолет, чтобы лететь домой, она быстро все забыла. Отдала кухню во владение моему отцу, за что мы все были ей благодарны.

Корнелия погрозила Тео вилкой и принялась быстро дожевывать, чтобы сказать то, что собиралась.

Тео со звоном положил свою вилку на тарелку и стал терпеливо ждать.

Корнелия наконец проглотила кусок и обиженно закричала:

— Тео! Ты сочинитель!

Тео закатил глаза, затем поднял указательный палец.

— Одно блюдо, — сказал он. — Единственное.

— Нет, я не могу больше этого выносить. Ингрид Сандовал — прекрасная повариха! Замечательная! — возмущенно воскликнула Корнелия, но ее лицо светилось улыбкой.

Тео засмеялся и покачал головой.

— Одно блюдо. Да по сути, и не блюдо вовсе, — упрямо повторил он.

— Шведские блины. За блины матушки Тео можно было жизнь отдать, — заявила Корнелия, глядя на Тео. — Каждый раз, когда я ночевала в доме Тео, она пекла их для меня. Блины на ужин, что в моем доме было бы таким же нарушением традиций, как стрижка кустов голышом. Но блины на ужин — это что-то волшебное.

Клэр заметила, что ее отец внимательно слушает, как разговаривают Тео и Корнелия. Он переводил взгляд с одного на другую, как будто наблюдал за теннисным матчем. Можно было подумать, что он забавляется, но Клэр решила, что он выглядит несколько неуверенно. До сегодняшнего дня она не помнила, чтобы он проявлял неуверенность и не находился бы в центре событий.

— С сахарной пудрой и морошкой? — спросил он, сначала удивив, а потом рассердив Клэр. Блины принадлежали Тео и Корнелии, а не ему.

— С морошкой, если ей удавалось ее достать, но обычно с клубникой, — сказал Тео.

— А иногда с клубничным сиропом. Помнишь этот клубничный сироп? И они были тонюсенькие — тонкие-претонкие. — Голос Корнелии стих, она вяло откинулась на спинку кресла с закрытыми глазами.