Джоанна Линдсей - Когда правит страсть

– Совершенно верно, – ответил Кристоф. – В прошлом году я предотвратил три покушения, так что теперь они пытаются избавиться и от меня тоже.

Она вздрогнула, хотя понимала, что тут удивляться нечему.

– Они хотели бы видеть на твоем посту кого-то менее компетентного?

Он ухмыльнулся.

– Или просто злы на меня за то, что я побеждаю их на всех фронтах.

Алана отметила про себя, что Кристофа ничуть не волнует перспектива стать мишенью врагов, поэтому предположила, что он просто хвастает в надежде вызвать ее симпатию. Не дождется! Дела здешнего королевского двора больше ее не касались. Это же относилось и к Кристофу Бекеру.

– Что я делала в королевских покоях, когда Паппи совершил роковую ошибку? – спросила она.

– Твоя мать поменяла младенцев местами, чтобы спрятать принцессу в своей комнате.

– Значит, люди знали о намерении убить наследницу?

– Нет, иначе дворец лучше бы охраняли. По словам Хельги Энгель, она сделала это от страха. Больше я ничего не знаю. Можешь спросить ее при встрече.

– Тогда получается, что она пожертвовала собственным ребенком, чтобы защитить чужого. Не очень-то естественно, не находишь?

– Возможно, она считала, что спасает свою собственную жизнь. Ведь, как-никак, ей доверили королевскую наследницу. Если бы что-то случилось с принцессой…

– Понимаю. Казнь и тому подобные прелести. Как я могла забыть, что нахожусь в варварской стране.

Кристоф нахмурился, услышав ее саркастический тон.

– Не такой уж варварской, но, возможно, Хельга думала так же, как ты.

– А мой отец? – спросила Алана. – Он жив?

Кристоф вздохнул:

– Тебе стоило бы приберечь все вопросы для матери, но на этот могу ответить. Хельга пришла во дворец молодой вдовой. У нее были родственники, но мне неизвестно, живы ли они сейчас. Скажу только, что она проявила себя настоящей героиней, защищая принцессу как только могла, хотя понимала, что при этом может потерять собственную дочь. Что и случилось. Хельга думает, что ты мертва. Она будет вне себя от радости, когда узнает, что это не так.

Алана ахнула:

– Ей не сказали о письме Паппи королю, в котором говорилось, что я жива?

– Никому не сказали.

Алана вздохнула.

Она приехала в Лубинию, чтобы убедить короля в том, что приходится ему родной дочерью, но теперь предстояло убеждать мать. Или той будет достаточно одного взгляда на гостью, чтобы мгновенно понять, кто она такая, – как это должен был сделать король в воображении Аланы. Ха! Ну и глупо бы она выглядела в его глазах! Что ж, теперь хотя бы не придется ни в чем убеждать Кристофа. Таких упрямцев еще поискать!

Алана пронзила его сердитым взглядом.

– Сдается мне, ты с самого начала знал, что я не принцесса. Почему было не сказать сразу?

– Я говорил. Называл тебя самозванкой, насколько я помню.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Ты знал, что детей поменяли местами.

Кристоф пожал плечами:

– Я не исключал возможности, что ты окажешься дочерью Хельги. Я просто не имел права оглашать государственную тайну, хранившуюся все эти годы: тайну о том, что похитили не того ребенка. Твои черные волосы – черные, как смоль, – вот, что заставляло меня сомневаться в твоем рассказе. Хельга говорила, что у ее девочки волосы были золотистые, как и у принцессы, что позволило ей поменять детей местами до возвращения короля.

Алана задумчиво свела брови:

– Насколько я помню, у меня всегда были черные волосы. Паппи никогда не говорил, что раньше они были светлыми, а потом потемнели.

– Все еще цепляешься за надежду, что принадлежишь к королевскому роду? – хмыкнул Кристоф.

Алана рассмеялась:

– Я никогда не мечтала об этом, и ты это знаешь. Я просто удивилась, что Паппи ни разу не упомянул о том, что в детстве я была светловолосой.

– Возможно, он говорил, просто ты была слишком маленькой, – сказал Кристоф, пожав плечами. – Или же он не счел это важным, как когда-то мой отец.

– У тебя были волосы другого цвета?

– Я был почти взрослым мужчиной, когда услышал разговор матери и тетки, вспоминавших о первых годах жизни своих детей. Мать поддразнила меня, признавшись, что называла меня ангелом-альбиносом, пока мне не исполнилось три года и мои волосы не сделались золотистыми.

Алана бросила на него укоризненный взгляд:

– И после этого ты все равно настаиваешь, что цвет моих волос… Ладно, хватит об этом. Мне кажется довольно странным вот что. Ты скрыл от меня тот факт, что король никогда не терял свою дочь, а потому я просто физически не могу быть ею. Получается, ее прятали все эти годы? Король предпочел, чтобы подданные считали ее мертвой? Он не счел нужным предъявить ее даже для того, чтобы выбить почву из-под ног мятежников? Когда же он собирается вернуть ее домой?

– Уже вернул, – мрачно произнес Кристоф. – Она похоронена на территории дворца, рядом с матерью.

У Аланы перехватило дыхание при воспоминании о фальшивых похоронах, которые описывал Паппи, и о ярости короля. Неудивительно, если это была не символическая церемония, как все считали, а самые настоящие похороны.

– Она умерла, когда ей было всего семь лет, верно?

– Да. Это походило на несчастный случай. Но Фредерик считает иначе и винит себя за то, что слишком часто ее навещал. Он ведь никуда не мог поехать один, его всегда сопровождала гвардия. И, естественно, это привлекало к нему внимание.

– Так за ним могли проследить?

– Да, и увидеть его с девочкой возраста пропавшей дочери. Даже если враги не были уверены в том, что она и есть наследница, они могли избавиться от нее на всякий случай.

– Но это… – воскликнула она.

– Это ничем не отличается от того, чтобы послать убийцу прикончить младенца. Но из-за абсолютной секретности и необходимости прятать принцессу, делая вид, будто она украдена, чтобы на нее больше не покушались, король никому не сказал о письме, в котором говорилось, что ты все еще жива, даже твоей матери. А когда прошло пять лет, большинство людей сочло тебя мертвой. Хотя тот, кто нанял Растибона, не был до конца уверен, что он выполнил задание, потому-то и стали появляться эти самозванки.

– Ошибаешься. У него была репутация человека, который никогда не проваливает задание. От Паппи ожидали, что он выполнит все, что ему поручат. «Исчезновение» принцессы подтверждало это.

– Но теперь из-за браслета они думают иначе, – сказал Кристоф.

Алана замерла.

– Хочешь сказать, что мне по-прежнему грозит опасность?

– Да, пока враги короля видят в тебе Алану Стиндал.

– В таком случае король должен признать правду!

Кристоф укоризненно взглянул на нее:

– Не нам говорить королю, как ему поступать. Но если ты хорошенько подумаешь, то поймешь, что сейчас не время для подобных откровений. Получается, что король обманывал свой народ. Некоторые поймут необходимость такой меры, но враги воспользуются случаем для разжигания вражды. Если бы принцесса выжила, то известие об этом стало бы поводом для всеобщего ликования. А теперь…

– Понимаю, – пробормотала Алана. – Тогда тем более мне пора возвращаться в Лондон, где я снова окажусь в безопасности. Больше меня здесь ничего не держит.

– Ничего?

– Имеешь в виду мою мать? Я заберу ее с собой.

– Она в королевском замке и ни в чем не нуждается, – сообщил Кристоф. – В награду за жертву ей пожизненно отвели там покои. Она не захочет жить в твоем пропитанном смогом Лондоне.

– Откуда ты знаешь про смог?

– Там живет моя бабка по материнской линии.

– Почему там, а не здесь?

– Потому что она англичанка.

– Англичанка? – воскликнула Алана. – И ты ни разу не сказал мне об этом?

– Только что сказал, – весело возразил Кристоф.

– Тогда ты наполовину англичанин!

– Только на четверть. Моя мать была наполовину англичанкой, хотя, слыша ее безупречный лубинийский язык, никто бы не заподозрил.

– Бьюсь об заклад, что ты тоже знаешь английский, разве нет?

– В совершенстве. – Он пощекотал ее подбородок и рассмеялся, когда она отбросила его руку. – Я не мог сказать, потому что ты находилась под подозрением. Теперь уже нет.

– То есть теперь ты можешь быть честен со мной? Чертовски поздно! – вспылила она. Но былые обиды длились недолго, потому что очень скоро верх взяло любопытство. – Как это произошло?

Он насмешливо фыркнул:

– Думаю, обычным образом.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Моя бабка-англичанка была художницей. Живопись была ее призванием, но она оставалась недовольна своими способностями. Ее сумел вдохновить один австрийский художник, но он пробыл в Англии недолго. Ее брались учить английские живописцы, но она уже превосходила их в мастерстве. Поэтому, еще до того как она достигла совершеннолетия, она уговорила мать взять ее в путешествие по Австрии, надеясь найти там старого учителя. Моя прабабка не возражала. Ее единственное условие состояло в том, что они вернутся в Англию к назначенной свадьбе.

– Так она была помолвлена?

– Да. Но, находясь в Австрии, она влюбилась в молодого человека, оказавшегося лубинийцем, который заканчивал учебу в Вене.

– Потому что в Лубинии нет школ?

– Тогда не было. Сейчас есть, хотя своего университета мы до сих пор не имеем. Аристократы выписывают иностранных преподавателей или отправляют своих детей получать образование за границей. Но Фредерик велел построить школы для простолюдинов. Хотя они по большей части пустуют.

– Значит, он действительно стремится подтолкнуть вас вперед, в девятнадцатый век?

– Сознаешь ли ты, насколько высокомерно звучит твой вопрос?

– Ты сам только что сказал, что школы пустуют, что мне, с моей страстью к преподаванию, представляется возмутительным. Ладно, не обращай внимания. Что было с твоей бабушкой дальше?