– Чтобы ты смог меня отпустить?

– Нет.

– Тогда в чем смысл?

– В том, чтобы уберечь тебя от тюрьмы, когда все кончится, да и твоего опекуна заодно.

Алана резко подалась вперед и нахмурилась:

– Ты уже упоминал об этом раньше, не вдаваясь в объяснения. Чего именно ты добиваешься?

– Я склонен думать, что тебя одурачили и что советники Брасланов значительно поумнели, чтобы затевать нечто в этом роде.

– Одурачили? Каким образом?

– Твоего опекуна подкупили или заставили, возможно, применив угрозы в твой адрес. Ему внушили эту сказочку, включая историю Леонарда Кастнера, известного в качестве главного подозреваемого по этому делу, так же как и историю Растибона, самого известного убийцы того времени. Я верю, что он лубиниец, возможно, один из впавших в немилость аристократов, решивший начать все заново в другой стране, вместо того чтобы прозябать на родине, – что соответствует тому, что он рассказывал тебе в детстве. Он мог поддерживать связь со здешними старыми друзьями, так что Брасланы узнали и о нем, и о его племяннице подходящего возраста. Подумай, Алана! Все, что ты рассказала мне, поведал тебе он, да и то совсем недавно. И если он действительно считал, что тебя могут убить, если ты не поверишь этой сказке, то постарался хорошенько приукрасить ее, вплоть до признания в том, что когда-то он был убийцей.

Алана потратила несколько секунд на то, чтобы увязать все услышанное воедино, но что-то тут не сходилось.

– Если это устроили Брасланы, то зачем еще и мятежники? – осведомилась она. – Или хочешь сказать, оба заговора не связаны между собой?

– Очень связаны и дополняют друг друга. Их пропаганда просто подготовила твое эффектное появление.

– А война?

– Если они сумеют вернуть корону, то полное уничтожение им ни к чему. Чем больше народу погибнет, тем меньше подданных останется. Дело вовсе не в войне, Алана, а в том, чтобы посеять в людях недовольство нынешней властью, чтобы они были готовы снова утвердить Брасланов на троне. Ты их последняя козырная карта. Если ты преуспеешь, если Фредерик действительно объявит тебя своей дочерью, его обвинят в том, что он пытается обмануть народ с помощью фальшивой принцессы. За этим могло бы последовать два возможных результата: мгновенное восстание, которое закончилось бы его смертью или отречением от трона. В этом весь смысл этой истории, и ты сама это говорила, когда утверждала, что приехала, чтобы предотвратить войну. Ты ведь не отказываешься от своих слов?

Такая версия потрясла ее. Она звучала правдоподобно, если не считать того, что Паппи никогда бы не согласился на такое. Он сказал бы ей правду и увез бы подальше от опасности, даже если бы это означало покинуть Англию и найти другое убежище. Он, конечно, не стал бы ей лгать и заставлять участвовать в столь жестокой интриге.

– Я понимаю, почему твоя история тебе нравится больше моей, – задумчиво произнесла Алана. – Ты скомпрометировал дочь короля. И тебя ждет его гнев, когда мы наконец воссоединимся.

– Если это окажется правдой, я буду вынужден смиренно просить тебя о прощении.

При этой мысли он нахмурился. Почему, если он уверен, что подобного не случится?

– А ты способен на смирение? – с любопытством спросила она, но тут же заверила: – Никогда не прощу тебя, даже если ты согласишься унизиться.

Он помрачнел еще сильнее.

– Окажись ты принцессой, моя семья снова попала бы в немилость из-за меня, а мне пришлось бы отправиться в добровольное изгнание из Лубинии за должностное преступление. К счастью для моей семьи, этому не бывать.

В его голосе звучала прежняя убежденность, так сильно раздражающая Алану.

– Мне следовало согласиться с тобой и покончить с этим, – буркнула она. – Но есть маленькое несоответствие между твоей историей и действительными событиями, что доказывает правоту Паппи. Я не собиралась упоминать об этом, поскольку Паппи не был уверен, что сумел донести до моего отца правду. Если этого не случилось, ты вполне можешь заявить, что все это ложь, и тогда станешь отрицать любое мое утверждение. Но поскольку это и так уже происходит, и я не знаю, чем еще тебя убедить, то выслушай меня, на тот случай если мой отец все же знает правду.

– Довольно! Говори же!

О боже, подумала Алана, а ведь он по-настоящему разозлился. Только потому, что она не запрыгала от радости, услышав его предположение, что она может оказаться «невиновной»? Или потому, что она сказала, что не простит его? Вероятно, для Кристофа важно, чтобы она не  оказалась принцессой, как раз из-за его ужасного обращения с ней. Может быть, этим вызвано его неприятие? Почему-то при этой мысли ей стало не по себе.

– Алана, – мрачно произнес он.

– Ладно! Но я предупреждала, что это может не привести никуда. Несколько месяцев спустя после моего похищения из дворца Паппи был настолько тронут горем моего отца, что послал ему письмо. Он заверил его, что будет беречь меня, пока Фредерик не выяснит, кто хотел моей смерти. Больше ни один человек не должен был знать о том послании. Если оно действительно попало к моему отцу, это доказывает, что Паппи тот человек, за которого себя выдает, а я та, кем он меня называет.

Гнев покинул лицо Кристофа. Алана не понимала, почему, пока он не сказал:

– Тебе следовало упомянуть об этом раньше.

– Так ты знаешь?

– Нет, но скоро узнаю.

Он резко повернулся и вышел из комнаты. Алана сразу догадалась, куда он направился, и ощутила в животе тошноту дурного предчувствия. Если то давнее послание дошло до короля, то сейчас он придет сюда вместе с Кристофом, и она наконец встретится с отцом…

Глава тридцатая

Алана сидела за столом в гостиной Кристофа, слишком взволнованная, чтобы проглотить хотя бы кусочек, и даже для того, чтобы просто сдвинуться с места. Она почти надеялась, что Кристоф вернется и скажет:

– Ага, очередная ложь!

Должно быть, уходя, он тоже так думал, потому что совершенно не казался встревоженным тем, что его положение при дворе может оказаться под угрозой. Возможно, он был чересчур самоуверен.

– Желаете принять ванну, госпожа?

Борису пришлось спросить дважды, прежде чем Алана наконец заметила, что он стоит рядом.

– Я… вообще-то да.

Борис мгновенно просиял.

– Лохань на кухне уже наполнена.

– На кухне?

– Мы все там моемся, это самая теплая комната. Вас никто не побеспокоит.

Она чувствовала себя слишком грязной, чтобы отклонить предложение. Если поторопиться, она успеет искупаться до возвращения Кристофа. И помещение уже освободили для нее, поставив большую круглую бадью возле печи, из которой исходил восхитительный аромат пекущегося хлеба. Алане хотелось смыть все свои тревоги и посидеть в горячей воде подольше, но она боялась потратить времени больше, чем необходимо, так что никогда еще не мылась так быстро… и все же недостаточно быстро.

Хотя она сидела спиной ко входу, ветерок, овеявший мокрые плечи, предупредил ее, что кто-то тихонько открыл дверь. Она оглянулась и погрузилась глубже в воду. Конечно, это был он. Никто другой не осмелился бы.

– Не возражаешь? – ядовито процедила она.

– Нисколько не возражаю.

Кристоф прислонился к дверному косяку, скрестив руки на груди и улыбаясь Алане.

Воды было недостаточно, чтобы скрыть девушку полностью, поэтому она прижалась к тому краю лохани, который находился ближе к нему, и, подняв руку, повелительно указала на дверь.

– Я бы предпочел остаться, – сказал он, но под ее яростным взглядом вздохнул и выпрямился. – Пожалуй, придется потратить пару минут на то, чтобы подбить Борису второй глаз, дабы не оставлял тебя одну в комнате, набитой ножами.

– Я исправлюсь! – прокричал Борис из гостиной.

Алана не думала, что Кристоф говорит всерьез, но Борис, похоже, побаивался, что это именно так. Поток леденящего сквозняка, ворвавшегося в кухню, сообщил им, что слуга выбежал наружу, оставив входную дверь открытой. Кристоф выругался и захлопнул кухонную дверь, оставив Алану одну. Она встала, обмотала мокрые волосы одним полотенцем, всего за пару секунд быстро вытерла тело вторым и поспешно оделась, прежде чем Кристоф вернулся смущать ее еще сильнее.

Она понимала, что не застанет короля в соседней комнате. В противном случае Кристоф не стоял бы здесь, уставившись на нее. И у него было отличное настроение, из чего Алана заключила, что послание Паппи не достигло ее отца. Что возвращало все на круги своя, где Кристоф использовал ее, чтобы поймать Паппи.

Расстроенная, она медленно побрела в гостиную. Кристоф не бросился в погоню за Борисом. Он поставил один из стульев перед камином, в котором громко потрескивало подброшенное полено, но сам не стал присаживаться, а просто стоял рядом.

– Иди сюда, – сказал он.

Она подняла брови.

– Чтобы ты снова меня поджарил? – съязвила Алана.

– Я не ожидал найти тебя… голой и мокрой. Ты даже не представляешь, как мне хотелось забраться к тебе в лохань. Даже сейчас мне трудно отогнать эти мысли.

Алана задохнулась от возмущения, прежде чем воскликнуть:

– Но у нас договор!

– Я его не нарушаю. Просто это новое искушение, и справиться с ним нелегко. Поэтому иди сюда и позволь мне занять руки твоими волосами, тогда я смогу держать их подальше от твоего тела.

Это отнюдь не вдохновило ее на то, чтобы приблизиться. Но его слова взволновали Алану, заставив осознать, что она и сама готова подчиниться искушению.

– Это не должно повториться, – сказала она Кристофу, но прежде всего напоминая об этом самой себе.

Он лишь усмехнулся:

– Обязательно должно. Если уж отведал наслаждения, то нет смысла сдерживаться в дальнейшем.

Его дерзость взбесила ее. Такой эгоистичный, такой равнодушный ко всему, кроме своих потребностей и желаний!

– Тебе легко говорить! – резко произнесла она. – Не тебе отвечать за последствия!