Джоанна Линдсей - Когда правит страсть

Эвелине было только двадцать, когда он сделал ее своей королевой. В двадцать один она родила их ребенка. И истекала кровью после тяжелых родов, когда он покидал Лубинию. Лекари обо всем знали. Она не позволила им сказать Фредерику. Его встреча с австрийцами была слишком важна, поскольку от нее зависело возобновление союза с ними. Эвелина думала, что поправится к его возвращению. Но умерла до того. И, горюя по усопшей жене, он едва не потерял Алану. А потом действительно потерял, потому что слушал своих советников, а не сердце.

– Я боялась, что ты придешь сюда. У тебя был такой вид! Мое сердце разрывается, когда я вижу тебя в такой печали.

Никола Стиндал приблизилась совершенно бесшумно. Нагнувшись, она обняла Фредерика и прижалась щекой к щеке. Его второй жене было всего шестнадцать лет, когда он на ней женился. Он пообещал ее матери, что не прикоснется к девушке, пока ей не исполнится восемнадцать. Сдержать слово было трудно. Она была так же красива, как его первая жена, и, хотя брак был заключен по политическим соображениям, расчет очень скоро сменился любовью. Но этим вечером даже нежные прикосновения Николы не могли заглушить его боль.

– Я рожу тебе другого ребенка. Клянусь, что так и будет, – решительно произнесла она.

– Я знаю.

Он не сомневался, что она родит. Уже сейчас она подозревала, что снова беременна, но если это было действительно так, Фредерик не спешил объявлять об этом публично, даже ради того, чтобы положить конец мятежу. Это могло еще больше перепугать жену, и тогда все закончилось бы очередным выкидышем. Она хотела, чтобы ее беременность хранилась в тайне, как это было в случае с Аланой, а он отказывался. В конце концов, вся эта таинственность не помогла Алане.

Угроза, нависшая над ними, стала постоянным кошмаром для Николы. Ему много раз говорили, что именно этот страх был причиной срывов беременности – страх, что их ребенок тоже будет похищен или убит. Правда, она искусно его скрывала. Только иногда плакала в объятиях Фредерика.

Он серьезно размышлял о том, чтобы на этот раз услать ее подальше на время беременности. Это был единственный способ ее успокоить.

– Пойдем, здесь небезопасно, – сказала она. – Ты ведь знаешь, что Кристоф не доверяет новым людям, которых пришлось набрать из-за мятежников.

Фредерик встал, но лишь затем, чтобы повернуться и крепко обнять Николу.

– Тебе не нужно волноваться об этом. Новички дежурят в паре с проверенными гвардейцами.

Никола вздохнула и нерешительно спросила:

– Что так остро напомнило тебе сегодня о потере?

– Появление очередной самозванки, которая утверждает, что эта могила пуста.

– Ты ее видел?

– Нет. Я боюсь – боюсь, что придушу ее собственными руками за то, что она притворяется моей дочерью, когда моя Алана лежит в земле!

– Хватит винить себя в этом. Я знаю, ты считаешь, будто они погнались за тобой в надежде застать врасплох…

– Они всегда надеялись на это! И увидели меня с ней! Они правильно догадались, кто она такая, и убили ее, как только я уехал!

– Но ее падение могло быть случайностью. Это не твоя вина.

– Мне не стоило посещать ее так часто.

– Как ты мог не делать этого? Ведь она твоя дочь!

– Нужно было привезти ее домой! Здесь бы она была под лучшей защитой! А вместо этого я послушался этих старых советников, которые так пеклись о продолжении моего рода. Нужно спрятать ее, говорили они. Пусть мои враги думают, что их план удался, и тогда не станут предпринимать новых попыток лишить меня наследника. Но они все равно ее нашли. Боже, мне следовало вырезать весь их род, каждого из Брасланов, проживающих в Европе!

– Ты говоришь это только потому, что горе твое так глубоко. В их огромной семье есть немало хороших матерей и отцов, а также невинных детей, дряхлых стариков и даже наших друзей. Да, некоторые из них могут быть достаточно мстительны, чтобы желать нам зла. Это может быть даже Карстен, находящийся под влиянием молодых дворян, слишком горячих и безрассудных. Но мы не знаем наверняка! Позволь Кристофу отказаться от слишком мягких мер. Прошу, Фредерик, с этим кошмаром пора кончать!

Когда Алана сонно подняла веки, в глаза ей ударил яркий режущий свет. Ей сразу перехотелось просыпаться. И откуда, черт возьми, бьет этот свет?

Она открыла глаза шире, но тут же заслонила их ладонью. Ей это не снилось. Свет проникал в камеру из окон в тюремном блоке, потому что занавеска над дверью была отодвинута.

– Доброе утро, леди… Фармер.

Алана повернула голову на голос и ахнула, увидев стоявшего рядом с кроватью Бориса, улыбающегося ей. Поспешно натянув одеяло до подбородка, она сердито спросила:

– Что вы здесь делаете?

– Я принес вам замечательный завтрак. – Он поставил блюдо у нее в ногах. – Я принес бы и стол, если бы знал, что ваш сломан.

Она покраснела. Перевернутый столик без одной ножки лежал на полу. Алана не собиралась объяснять, почему. Как и отдавать свою дубинку.

– У меня нет такого ощущения, что я выспалась, – заметила она. – Который час?

– Очень рано. Капитан попросил меня подыскать вам на сегодня одежду. – Он ткнул ногой стоявший на полу мешок и поднял столик.

– Насколько я понимаю, моя еще не выстирана?

– Пока нет. И капитан скоро придет, так что вам лучше побыстрее одеться, понимаете? И не забудьте поесть, – крикнул он, унося поломанный стол.

Алана заметила, что он оставил дверь открытой. Забыл запереть? Или Кристоф наконец понял, что она никуда не денется, пока не увидится с отцом? Борис упомянул, что капитан скоро появится здесь, поэтому пора было вставать с кровати и разобрать тюк с одеждой.

Она определила на ощупь, что все сшито из грубой ткани, а когда она надела блузку, то увидела еще, что покрой очень уж смелый. Кто в наши дни носит подобные наряды с вырезом, едва прикрывающим грудь? Нижняя рубашка была еще хуже, поскольку сквозь нее светились соски. Вдобавок нечего было накинуть на плечи, кроме длинного прямоугольного шарфа, который, по всей видимости, предназначался для талии, хотя вместо этого она обернула его вокруг шеи.

Алана еще не закончила завтракать, когда в дверях появился Кристоф. Она немедленно вскочила с кровати. На нем было длинное пальто, а не шинель, которую он носил накануне. Оно было пошито из гораздо более грубой материи и не застегнуто, обнаруживая, что униформы под ним нет. Вместо этого он надел шерстяную рубашку и широкие штаны, заправленные в высокие сапоги с широкими меховыми отворотами. Почему он явился в таком странном наряде?

– Очень живописно, – заметил он, окинув ее взглядом.

Она увидела, что он едва пытается сдержать улыбку, но в принципе не могла не согласиться. Наряд действительно был живописный: ярко-желтая юбка, белая блуза и темно-красный шарф.

– Нет, так не пойдет! – заявил он.

«Ну и слава богу», – подумала она, пока он не шагнул вперед, чтобы стащить шарф с ее шеи.

– Что вы делаете? – Она прикрыла руками то, что он только что открыл.

– Там, куда мы направляемся, ты должна выглядеть естественно, а не комично. – Он несколько раз обмотал шарф вокруг ее талии и завязал на манер кушака. – Так гораздо лучше, но тебе нужна шуба. Позаимствуем у Франца, он такой же низенький, как ты. Пойдем.

Но Алана не сдвинулась с места.

– Куда вы меня ведете?

– Сегодня я собираюсь побывать на празднике в высокогорном селении. Это официальное поручение. И совсем некстати, поскольку я должен присматривать за тобой. Поэтому я убью двух зайцев, объединив оба дела в одно.

– Я не могу выйти в этой одежде!

– Еще как можешь. Я намереваюсь выдавать тебя за свою горничную, и любой мужчина при взгляде на тебя сразу поймет, что я не удержался бы от искушения затащить такую штучку в постель, так что…

Она со свистом втянула в себя воздух.

– Вы не посмеете представлять меня как свою любовницу!

– Это всего на один день, Алана. Нам нужно смешаться с праздничной толпой и не выглядеть аристократами, что будет смущать простолюдинов. Пусть думают, что мы приехали повеселиться, как все.

Мысль повеселиться неожиданно понравилась ей, хотя она не была уверена, что у нее это получится с ним. Тем не менее она перестала жаловаться и подошла к Кристофу, когда он протянул руку, предлагая ей покинуть камеру. По крайней мере, теперь у нее появится шуба, которая прикроет ее неприличное облачение.

Поняв наконец, почему на Кристофе рваная рабочая одежда, она не удержалась от замечания:

– Итак, сегодня вы собираетесь побыть варваром, не так ли?

Она задала вопрос саркастическим тоном, но он пожал плечами и сказал:

– Если ты настаиваешь…

Она вскрикнула, когда его ладонь шлепнула ее по заду. О боже, хорошо, если это всего лишь наказание за ее язвительность, а не демонстрация того, как он собирается вести себя сегодня!

Ночью выпало много снега. Ступив во двор, она едва не ослепла от сверкания белого покрова на земле. Гвардеец подвел Кристофу коня. Капитан поднял Алану в седло, затем сам уселся позади. Она все еще была вынуждена щуриться от блеска, когда они выехали на дорогу, поэтому не заметила маленького мальчика, стоявшего рядом с тележкой булочника и не сводившего с нее глаз. Не увидела она и того, как поспешно выбежал он со двора, едва конь Кристофа ступил за ворота.

Во всем была виновата шуба повара, превратившая поездку на праздник в одно из самых необычных переживаний, которые когда-либо испытывала Алана. Мягкий мех изнутри самым странным образом действовал на открытые участки ее кожи. Всякий раз, когда лошадь слегка подбрасывала Алану, мех терся о ее грудь. Соски становились все тверже, как и рука Кристофера, обнимавшая ее за талию. Он словно знал, как действует на ее кожу пушистый мех, и стремился усилить ощущения. Но, разумеется, он не мог знать. Он просто опасался, что Алана выскользнет из его объятий, поэтому крепко прижимал ее к своей груди, и сладкая пытка не прекращалась.