– Вы заслужите прощение, если найдете прачку, которая выстирает мою одежду, – предложила она.

– Я сам все выстираю.

– Нет, пусть это сделает женщина…

– Для меня это будет честью.

Алана сдалась и сдержанно кивнула. Но как только Борис поставил тарелки на стол и вышел, она сказала капитану:

– Надеюсь, это не вы его побили.

– Как раз я.

– Этого не случилось бы, если б вы не посадили меня в камеру. Так что поставьте синяк себе!

Ее обвиняющий тон заставил его поднять брови:

– Хочешь еще облегчить душу, прежде чем мы сядем есть?

Он произнес это так, словно у нее не было причин возмущаться.

– Да. Я вас узнала. Вы тот самый неотесанный болван с горной дороги!

– И что? Почему тебя это так бесит? А, потому, что это тебя я шлепнул по заднице, верно? – расхохотался он. – Снег был такой густой, что до сих пор я не был в этом уверен.

Она покраснела до корней волос, отчего он стал смеяться еще громче. Неужели она воображала, что он извинится за свое поведение в тот день? Глупо с ее стороны. Очевидно, у него абсолютно нет совести. Но, по крайней мере, теперь не придется тратить время на поиски командира того отряда. Он и есть командир, так что наверняка знает, кто похитил украшения.

– Вы отсутствовали достаточно долго, чтобы допросить вора, который стащил мой браслет. Это так?

– Он говорит, что ты лжешь.

– Он сам лжет!

– В таком случае мы имеем патовую ситуацию – в настоящий момент. Но в тот день мы заезжали в его деревню на обратном пути, так что он мог спрятать безделушки в доме родителей. Завтра утром туда отправятся мои люди и все проверят.

Это было хоть что-то. По сути даже больше, чем она рассчитывала, после его скептической реакции на ее обвинения солдата в воровстве.

Она уже была готова решить, что они могут стать союзниками, когда он добавил:

– Не хочешь ли ты сбросить со своих прекрасных плеч еще какую-либо тяжесть? Может быть, мою одежду?

Она снова залилась краской. Судя по тому, как он следил за ней, он ее испытывал. Пытается оскорбить ее, чтобы спровоцировать сказать нечто такое, чего не следует говорить? Как наивна она была, считая, что сумеет сохранить контроль над своими чувствами в сложной ситуации! Но она должна стараться.

Ее тон был достаточно холоден, когда она произнесла:

– Я бы хотела знать, почему вы отказываетесь признать тот факт, что я Алана Стиндал.

– У меня еще не сложилось окончательное мнение.

– Нет, сложилось. Я полностью с вами откровенна. Будьте же и вы открыты. Вы посадили меня в тюрьму, совершенно не  сомневаясь в том, что я самозванка. Но почему? Только потому, что до меня были таковые? Кого-нибудь приняли за меня?

Кристоф проигнорировал ее вопросы и сказал:

– Садись, Алана. Ешь свой суп, пока не остыл.

– Боже, вы обращаетесь со мной как с ребенком! – укоризненно воскликнула она.

– Сколько тебе лет?

– Вы прекрасно знаете, что в этом году мне исполнилось восемнадцать. Я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, достаточно взрослая, чтобы рожать детей, и достаточно взрослая, чтобы решить, где мое законное место. Оно здесь.

– Мне казалось, ты говорила, что не хочешь здесь оставаться, – напомнил он с улыбкой.

Устав от его вопросов и попыток извратить смысл ее слов, она вздохнула, проследовала к столу и уселась напротив Кристофа. Затем потянулась за тарелкой, стоящей перед ним, и взяла ее себе.

– Если бы мне удалось повидаться с отцом для короткого разговора, я бы убедила его, что такая жизнь не для меня. Паппи считает, что я должна оставаться здесь. Я так не думаю.

– Я не против вернуться к разговору о твоем Паппи. Мне хотелось бы узнать о нем побольше и услышать его настоящее имя. Кроме того, пора выяснить, какое участие в ваших планах принимают мальчишка и кучер.

Ее подбородок выдвинулся вперед.

– Вряд ли я стану что-то объяснять, пока вы не ответите на мои вопросы.

Он мог бы настоять на своем. Алана удивилась, что после всех запугиваний он не сделал этого. Вместо этого он снисходительно произнес:

– Ешь, а потом, возможно, я кое-что и объясню.

Не будь она так голодна, ни за что бы не взялась за ложку. Но прежде чем зачерпнуть суп, девушка наклонилась и поменяла их тарелки местами. Кристоф засмеялся. Ей было все равно.

По крайней мере, он не стал морить ее голодом, чтобы выпытать признания. Вскоре Борис принес два больших, пышных мясных пирога. Алана не смогла определить, что за мясо было внутри – с незнакомым запахом, обильно сдобренное специями.

– Козлятина? – предположила она.

– Ты ела ее раньше?

– Нет, но мне говорили, что разведение коз – одно из самых доходных занятий в вашей стране. Но ведь это не единственный способ производства мяса, верно?

– Так было несколько веков назад, но теперь все изменилось. Как же мне тебя называть? Под каким именем ты росла?

– Думаю, Паппи не стал бы придумывать мне другое имя. Я всегда была Аланой.

Она несколько раз откусила от восхитительного пирога, надеясь, что это поможет ей избавиться от стыдливого румянца. Он только задал вопрос, а она брякнула, не подумав. Впредь нужно быть осторожней.

Вино к столу не подавали – ни ему, ни ей. Таков здешний обычай? Или же было соответствующее распоряжение на сегодняшний вечер? Неужели он боится, что единственный бокал затуманит его разум? Не будь Алана так расстроена его поведением, она бы могла пошутить по этому поводу.

– Вы испытываете мое терпение? – спросила она, когда пауза затянулась.

– Вовсе нет. Просто стараюсь не испортить тебе аппетит.

Ей не понравилось, как это прозвучало, и она отложила вилку.

– Как сделали это только что?

Он рассмеялся:

– Ты достойный противник, но это не значит, что ты мне враг. Я попытаюсь быть объективным и беспристрастным. Но твое напряжение очевидно, и это не способствует нашей дискуссии. Могу я кое-что предложить?

О боже, его глаза опять чувственно заблестели, а на губах появилась мягкая улыбка. Алана решила не спрашивать, каким образом он собирается снять ее напряжение.

– Что? – услышала она собственный голос.

– Если бы мы отправились в мою спальню и провели некоторое время в постели, тогда…

– Даже слышать этого не хочу! – воскликнула она.

Он пожал плечами, но тут же широко улыбнулся:

– Уверена, Алана?

Что он делает? Использует уловки обольстителя, чтобы заставить сознаться в том, что сам считает правдой? Если это так, то ему явно не хватает деликатности! А вдруг это сработает? Она уже теряла волю в его присутствии! Была ввергнута в абсолютно бездумное состояние. Ее голову вскружили чувства, которые пробуждает в ней этот мужчина. Она не знала и боялась узнать, могут ли быть эти чувства использованы против нее.

Она покраснела, вспомнив их поцелуй, так что следующее замечание далось ей нелегко, хотя и было необходимым:

– То, что случилось между нами, было ошибкой. Пожалуйста, впредь не упоминайте об этом.

– Тебе понравилось быть в моих объятиях.

– Ничего подобного!

– Врешь. – Он хохотнул. – Где же твоя хваленая искренность, а?

Ее румянец сделался ярче, но, задетая за живое, она не смогла скрыть истинные мысли.

– Проявления моей женской натуры не имеют никакого значения для нашей дискуссии.

Он лишь усмехнулся, но страсть в его глазах была столь пылкой, что было недалеко до пожара. Алана поспешно уставилась в стол.

– Кроме того, – пробормотала она, – когда я сюда пришла, я была вовсе не напряжена, а рассержена. Большая разница.

– Страх прошел, уступив место злости? Не вообразила ли ты, что перестала быть заключенной только потому, что я делю с тобой ужин?

Страх, упомянутый капитаном, мог бы вернуться, если бы Алана не услышала его вздох. Она отвела глаза, а он несколько минут хранил молчание.

– Итак, на какой твой вопрос я не ответил? – спросил он наконец.

Она расслабилась, услышав его спокойный деловитый голос. Теперь он вел себя, как капитан дворцовой гвардии, а не как наглый обольститель.

Она тоже смогла подстроиться под его бесстрастный тон.

– Мы оба знаем, что вы никогда бы не заперли меня, допуская возможность, что я дочь Фредерика. Как вы можете быть так упрямы в своем недоверии после всего, что я вам сказала?

Она подняла глаза, чтобы оценить его реакцию. Он, похоже, колебался, не зная, что сказать, но потом его глаза сузились:

– Ты не понимаешь всей серьезности того, что совершила. Мы не слишком любим тех, кто является во дворец с оружием, когда вокруг так много людей, желающих причинить зло нашему королю.

– Не считаете же вы меня наемной убийцей? – возмущенно воскликнула она.

– Я этого не сказал. И все же ты не дала удовлетворительного объяснения, почему пришла, вооруженная до зубов.

– Объясняю. Пистолеты были моим главным средством защиты, кинжалы – про запас. Но все это только для самозащиты, не более. Однако мои слова не рассеивают ваших подозрений, верно?

– Я сказал, что постараюсь быть непредвзятым.

Она кивнула, хотя не поверила ему ни на грош. Слишком быстро обвинил он ее в преступных намерениях, не желая слушать никаких оправданий.

Испытывая сильное раздражение, Алана кивнула в сторону шпаг на стене:

– Я умею пользоваться и ими. Хотите, продемонстрирую?

Кристоф расхохотался:

– Хочешь лишний раз доказать, что ты убийца?

– А по-моему, это докажет обратное, поскольку убийцы подобным оружием не пользуются, ведь так? Фехтование в такой же мере предназначено для самозащиты, как и для нападения.

Все еще улыбаясь, он заметил:

– Похоже, у тебя на все есть ответ, что доказывает твою сообразительность. Превосходная память в сочетании с острым умом, который ты демонстрируешь с каждым произнесенным словом.

Она досадливо щелкнула языком: