— Он ездил за обручальным кольцом, — герцогиня погладила по голове шевельнувшуюся во сне дочь. В смотрящих на нее мужских глазах родилось понимание.

— О Ях, я ведь даже понятия не имел… — Дамиан смахнул со лба лезущую в глаза челку. — Когда он вернулся, ему первым делом поведали сплетню. Я даже не попытался этому помешать. Рассуждая, что чем меньше буду оказывать сопротивления, тем быстрее она забудется, среди множества других, не менее скандальных. Уже позже, когда пытался узнать что-то у меня, он говорил и о предательстве связанном с Витором. Но я и подумать не мог, что причиной тому она! Я не знаю, что он сделал такого, за что она его теперь не простит. Но в том состоянии, в котором он пребывал — способен был на многое. И, черт возьми, единственным человеком, которому он мог мстить за все неслучившееся, была Майя. Витор уехал еще в ночь накануне его возвращения, я — в тот же вечер. А она, она лишь на следующее утро. И почему-то я уверен, что в ту ночь она расплачивалась за то, чего не совершала.

— Но ведь вы друзья! Как ты мог не замечать, что между ними что-то происходит?! — герцогиня повысила голос, но спохватившись, что может разбудить спящую, снова перешла на шепот.

— Они делали все, чтобы это осталось тайной. И им это удалось. Ни единая душа не сможет сказать, что подозревала подобное.

— Причиной всему — ваши недомолвки! Бедная девочка, — герцогиня покачала головой, погрузившись в свои печальные мысли.

Она ждала, что сын со дня на день сообщит о помолвке, но вместо этого он перестал отвечать на письма вообще. Не выдержав, Анна отправилась его навестить. В таком плачевном состоянии ее сын еще не был никогда. Спросить, что же произошло — герцогиня не осмелилась. А когда на горизонте снова замаячила Роза, смирилась, что узнать ей, видимо, не суждено. Но сегодня… Сегодня она поняла, сколько зла и вреда могут нести их недомолвки. Ее, Дамиана, Дэррека, этой девочки, всех.

Слушая, как ее сын разносит дом, она снова и снова возвращалась мыслями к тому разговору, и снова перед глазами вставало лицо сына, устремленное взглядом на ту, которая удалялась не только из зала, но и из его жизни, лицо этой самой Майи, взволнованное, когда она пришла просить помощи Дамиана.

Углубившись в размышления, она не сразу заметила, что звуки из спальни больше не доносятся, все стихло. И вот от этой тишины стало еще страшнее.

— Отправляйся спать, Мэган, утро вечера мудренее, — как бы скептически Мэгги ни относилась к возможности заснуть после такого вечера, перечить маме не стала.

Сама Анна встала вслед за дочерью, прошла по комнате несколько метров, остановилась, наполнив легкие воздухом, и продолжила свой путь к двери. Пока не передумала, пока не побоялась.

Она вошла без стука. Дэррек сидел на полу, рядом стояла уже почти пустая бутылка. Делая несколько шагов в его сторону, Анна чувствовала, как под ногами хрустит стекло. Творившейся в комнате хаос, сложно было описать, но сейчас это не имело никакого значения. Она подошла к кровати, села. Положила руку сыну на плечо, опасаясь одного — что он сбросит ее, как отказывался уже не раз от ее помощи. Но этого не случилось, он заговорил:

— Мама, ты не представляешь, что я наделал… — обычно такой уверенный, властный голос сейчас звучал совсем не так.

— Представляю, — она сильнее сжала руку.

— Я своими руками, вот этими руками убил ее, вырвал сердце, — Дэррек посмотрел на свои ладони, будто видел их впервые. — Она меня ненавидит. И я себя ненавижу, — он отшвырнул пустой стакан, снова прозвучал привычный уже звон разбившегося стекла. Герцогиня вздрогнула, но руку не убрала.

— Ты сам все сломал, — он стиснул кулаки. — Но только ты можешь все починить.

Она ждала, что он ей не поверит, так и случилось, наверное, впервые за весь вечер по комнате разнесся раскат злого смеха. Смеялся он не над ней, над собой.

— Мама, я изнасиловал женщину, которая меня любила только за то, что поверил глупым сплетням. Она сможет это простить? — когда он произнес слова вслух, сделанное показалось ему еще более ужасным.

— Она тебя любит…

— Она не может любить такое чудовище. Не она.

— Она тебя любит. Иначе не сбежала бы. Иначе мстила, а она не может, потому что любит, — герцогиня искренне верила в то, что говорила. Полагаясь скорей на интуицию, чем на доводы разума.

— Нет. — Дэррек мотнул головой, не допуская даже мысли, что мамины слова могут нести хоть зерно истины.

— Да. Сынок, поверь, она женщина, она умеет прощать. Это будет сложно. Неимоверно сложно, но ты должен попытаться. Не для себя. Для нее. Ты сможешь сделать ее счастливой. Только ты сможешь, — она наклонилась, поцеловала его в макушку, как делала в детстве, перед сном.

— Я даже не смогу подойти к ней. Она этого не выдержит.

И пусть его слова звучали никак не оптимистично — Анна ликовала, кажется, стену сломать оказалось не так сложно.

— Ты не сможешь подойти сегодня, завтра, может через неделю. Но не вечно. Когда ты окажешься рядом, она будет готова прощать, если увидит, что такой боли ты ей больше не доставишь. А ты не имеешь права ее еще раз предать. Ты должен вымолить то, что сам же попытался снести под основание. Поверь, женщины не ломаются, мы не отказываемся от любви, мы просто храним ее так глубоко, чтобы в следующих раз добраться до нее было сложнее. Она закрылась, а ты должен сделать так, чтобы не побоялась открыться, снова. И это будет твой последний шанс, в следующий раз она уже вряд ли сама сможет найти, как глубоко спрятала свою любовь к тебе.

Ему не нужны были больше ее слова. Все, что могла, она сказала, вот только предстояли еще и действия. Ее самостоятельный мальчик впервые нуждался в ее помощи, и Анна собиралась сделать все, чтобы он ее получил, она отблагодарит его за то, что когда-то он взял на себя так много.


*****

Новый день принес лишь еще больше вопросов.

Вечером Соня не решилась побеспокоить сестру, хотя желание поделиться своей радостью не давало думать ни о чем, кроме того, что завтра они с Витором объявят о своей помолвке. Не решилась она не потому, что не была уверена в реакции Майи. В том, что она будет искренне рада, девушка не сомневалась, беспокоило ее другое. Сообщив подобное, уехать на следующий день не удастся. Ни ей самой, ни родителям, а значит и Майе придется пробыть в городе дольше, чем она планировала. Опять ее доброй старшей сестре приходится отказываться от своих желаний ради желаний своих близких.

Когда девушка постучалась в смежную с ее комнатой спальню, Майя уже не спала.

— Войдите, — Майя сидела за столом, держа в руках ручку. Видимо, что-то писала.

— Это я. Доброе утро, — еще до того, как Соня подошла ближе, исписанный листочек скрылся в одном из ящиков. Значит, писала что-то не предназначенное для чужих глаз.

— Доброе утро, — сестра тепло улыбнулась.

— Сегодня вечером нас пригласили на ужин к Винсентам. — Соня решила подойти издалека. Хоть ее перестал мучить страх, что сестра так же, как она, неравнодушна к теперь уже ее жениху, рассказывать о помолвке даже ей было почему-то неудобно.

— Я знаю…

— И за ужином Витор сообщит одну новость…

— Я знаю, — улыбка сестры стала чуть шире.

— Как? — Соня округлила глаза, неужели все уже знают?

— Большей сплетницей чем ты, моя дорогая, оказался… — Майя приложила палец к губам, делая вид, что пытается что-то вспомнить. — Как бы его назвать… Возможно… Твой жених?

Соня подлетела к сестре, схватила за руку, поднимая со стула, а потом крепко-крепко обняла.

— Только это секрет, понимаешь? — она на секунду ослабила хват и снова сжала своими тоненькими, но такими сильными ручками.

— Понимаю. Я очень рада за вас. — Майя погладила сестру по голове. — Вы будете счастливы. Я в этом уверена.

— Правда? — Соня посмотрела ей в глаза, ища подтверждения слов.

— Правда. Вы будете самыми счастливыми на земле.

— Ох, Майя, мне кажется, я его люблю. По-настоящему, сильно люблю. Не потому, что виновата перед ним. Хотя и виновата, и буду всю жизнь это помнить. Но я не жалею, я люблю. Ты представляешь? — Соня захихикала, будто сказала только что несусветную глупость.

— Представляю. Очень хорошо представляю. И он тебя любит. И докажет, что ты перед ним не виновата, — зная Витора, Майя была уверена — он сможет сделать это намного быстрее, чем «вся жизнь».

— Сегодня мы сообщим о помолвке. Сначала он поговорит с папой, а потом, на ужине, уже скажем всем остальным. Представить сложно, что все это правда…

— Правда. — Майя высвободилась из объятий, прошла к окну, чтобы его открыть. — Вы простите меня, если я не буду с вами вечером? — наверное, впервые она просила о таком, чувствуя себя полнейшей эгоисткой, и обидься на нее Соня, посчитала это ее законным правом.

Но ее выдержки вряд ли хватило бы на очередную встречу с этим человеком. Так она думала еще до вчерашних событий, а после не могла даже представить, что с ней случится, увидь она Дэррека вновь.

Соня подошла к сестре, смотрящей куда-то вдаль, обняла сзади, положив подбородок на хрупкое плечо:

— Это ты прости, что из-за меня придется задержаться. Я знаю, что ни одни человек больше не может так искренне радоваться за нас, и мне не важно, что об этом будем знать лишь мы.

— Глупости. Вот увидишь, когда Витор сообщит о вашей помолвке, все будут рады. И просить прощения не за что, ведь нужно и мне хотя бы раз в три года проводить неделю другую здесь.

В комнате на несколько минут повисла тишина размышлений. Каждой было о чем подумать.

— Ты знаешь, что вчера произошло, на открытии? — Соня почувствовала, что Майя напряглась.

— О чем ты? — Соня с родителями вернулись не намного позже ее самой. Возможно, на час или полтора. Хотя обычно открытия длятся до утра.