— Только ты мне нужен, нужен как никогда…

И он оправдал надежды. Уже через пять минут, оседлав его самостоятельно, Майя мчалась навстречу ветру, обгоняя мысли и время, чувствуя, что вокруг нет ни одной живой души, кроме них двоих, что мир принадлежит ей и никому больше.


*****

Шли дни, жизнь возвращалась на круги своя. Вернулись обычные конные прогулки, перечитанные сотни раз книги, запоздало отмеченный день рожденья. Чего ей желали родители? Чтобы все мечты сбылись. Какие мечты — это уж ее забота. Свечи на праздничном торте Майя задула, загадывая, чтобы все обошлось…

Как-то утром мама позвала их с сестрой к себе, чтобы сообщить радостную новость. Замечали ли они, что в последнее время она все чаще отлучается отдохнуть? Вместо обычного вина за ужином предпочитает сок? Еще ни разу не составила им компанию в дальних прогулках? Все очень просто, у них скоро родится брат или сестра. Скоро — это в следующем году, еще в начале весны. Счастливая Соня повисла на шее матери, и лишь вспомнив, что теперь ее нужно беречь, чуть отстранилась. Майя была счастлива не меньше, вот только мысленно просила об одном, чтобы ребенок был похож на Соню, а не на нее, а еще лучше, чтоб это был мальчик, который снял бы с нее все бремя наследования титула.

— Майя, меня можно обнять, я не растаю, — мама раскрыла объятья, приглашая дочку.

— Я очень рада, мамочка. Лучше новости придумать нельзя, — девушка искренне улыбнулась.

Вот только тот же вечер принес ей неожиданные волнения. Еще с тех времен, когда она подошла к маме с деликатным вопросом, та вручила ей маленький клочок бумаги для расчета дней, наставляя, что в него следует вносить пометки напротив дней, в которые ее посещают женские неприятности. От года в год клочки бумаги менялись, а привычка отмечать оставалась несменной. Все они лежали в одном из ящиков письменного стола девушки, и почему-то именно в этот день ей в голову пришла мысль кое-что проверить. Сердце юркнуло в пятки, когда Майя поняла, что вот уже несколько недель, как отметки не делала. Что это может означать, она понимала. Подскочив, Майя побежала к зеркалу, корсет стягивал плотно, ни намека на выпуклость живота, но ведь и по маме еще не видно, что она в ожидании.

Ях, только не это! Не нужно так жестоко. Тогда, на озере, она уже думала о подобном, но он заверил, что это невозможно. Ни почему, ни откуда он знает, просто сказал, что ребенка не будет. А вдруг он соврал? А вдруг просто не знал? Или успокоил, чтобы игрушка не сопротивлялась, а уж потом как-то сама разберется?

Нет, это невозможно. Это настолько ужасно, что просто невозможно.


*****

— Мама, а как женщина понимает, что она беременна? — Майя осмелилась спросить у графини только через два дня. Откладывала, надеясь, что все окажется напрасными переживаниями.

Женщина удивилась такому вопросу, но посчитав, что в двадцать лет такое любопытство нормально, попыталась ответить.

— Женщина это чувствует, — увидев в дочкиных глазах, что такого объяснения ей недостаточно, добавила. — Еще, на время прекращаются красные дни календаря, клонит в сон. Иногда кружится голова, от резких запахов может становиться плохо. А зачем тебе это знать?

— Просто, — Майя улыбнулась. — Мы поспорили с Соней, откуда ты узнала.

— Вообще-то, я узнала от врача, ведь самый верный способ — обратиться к врачу, но все, о чем я говорила, это тоже точные свидетели скорого рождения ребенка, — она заботливо накрыла еле видный живот ладонью.

Легче от слов мамы Майе не стало. К врачу бы она не обратилась, даже если бы ей предстояло рожать завтра, а клонит в сон, кружится голова, плохо от запахов… Если этого и не было раньше, то после того, как она поинтересовалась, ей стало казаться, что все симптомы на лицо.

Каждое утро девушка просыпалась лишь моля о том, чтобы это оказалось ложной тревогой, а ложилась спать, жалея, что очередной день не облегчил ее участь. Свернувшись ночью под одеялом, она думала, что же делать. Достаточно суровая кара за то, до чего она опустилась, за легкомыслие? Определенно — да.

Когда-то она читала, что существуют настойки, способные избавить от нежеланных детей. Если это все-таки ребенок, то как же его можно еще назвать, кроме как нежеланным? Даже представить сложно, что было бы, узнай о такой возможности его светлость. Но в одном она была уверена — есть ребенок или нет, будет он рожден или нет, он об этом никогда не узнает. А для нее… Она мечтала стать матерью, вот только материнство предполагает замужество…

Задув свечи на торте, Майя загадала, чтобы все обошлось, чтобы тревога оказалась ложной. Той же ночью она проснулась от ноющей боли в животе. Ее мольбы были услышаны. Причиной задержки стал перенесенный стресс, а не желанный или нежеланный ребенок, хоть этой угрозы удалось избежать. Как бы это ни было грешно, она вздохнула с облегчением. Так будет лучше.


*****

Говорить, что поездка не дала ей ничего — было бы лукавством. Благодаря всему что произошло, благодаря, возможно, неосознанной, но помощи герцога Мэйденстера, Майя приняла решения, за которое, наверное, могла бы его благодарить.

После обеда граф Дивьер обычно погружался в чтение свежей прессы у себя в кабинете. Несменная на протяжении вот уже двадцати лет привычка. Когда Майя была помладше, залазила к нему на руки и делала вид, что читает с отцом. А когда стала постарше, уже читала по-настоящему, но сама. Эти часы были лучшим временем, если ты хочешь задать вопрос, что-то попросить или в чем-то покаяться. В общем-то, сегодня Майя хотела сделать все три вещи.

— Папа, — она заглянула в кабинет, оставляя за ним право отправить ее восвояси. — Я не помешаю?

— Нет, конечно, нет, — он свернул газету, бросил ее на стол. — Заходи.

Майя же улыбнулась — полдела сделано. Только это была самая легкая его часть.

— Что ты хотела?

— Я хотела поговорить, — девушка села на стул, сложила руки на коленях, устремляя решительный взгляд на отца. Она собиралась говорить серьезные вещи и правильно отвечать на вопросы, которые непременно возникнут. И выглядеть для этого нужно было не легкомысленно, перебирая ленточку на платье, крутя носком туфельки пол, а как любой мужчина, пришедший решать свои дела, не оставляя сомнений в том, что все сказанное ею будет не шуткой.

— Я тебя слушаю, — граф знал спокойный и рассудительный нрав своей дочери, прекрасно понимал, что по пустяку она его не беспокоила бы, а значит, готов был внимательно выслушать и помочь, если в этом будет потребность.

— Я приняла одно решение и хотела посоветоваться, — подождав, пока мужчина кивнет, Майя продолжила. — Я хочу учиться.

Сказать, что граф удивился, не сказать ничего. Неужели ее рассудительность достигла таких величин, что ему она становится непонятной, или сказанное ею действительно напоминает глупость?

Не имея привычки принимать решения, не выслушав и не взвесив все за и против, он не стал рубить на корню, задав вопрос:

— Почему ты решила это так вдруг?

— Не вдруг. Я думала об этом достаточно долго… — по правде говоря, практически сразу после возвращения, она схватилась за эту возможность как за спасательный круг. За все дни, которые она посвятила размышлениям, Майя не нашла ни одного изъяна своего плана, зато такое количество плюсов, что это даже казалось нереальным.

— Но в чем главная причина твоего решения?

— Я не хочу прожить пустую жизнь старой девы, — это правда, врать она не собиралась, а под «жизнью старой девы» подразумевала прозябание в этом доме с редкими выездами погостить к сестре. Светская жизнь ее не прельщала, реализоваться в семьей ей было не суждено, а умереть, оставив на памятнике лишь пустое место для слов, которые никто не сможет подобрать, не хотелось. Каждый человек должен сделать в своей жизни что-то, чем смог бы гордиться. Кто-то рожает детей, кто-то — пишет книги, строит дома, выигрывает войны. Она хотела помочь кому-то своим знанием, и в первую очередь, помочь себе, доказать, что она не безнадежно потеряна для мира лишь потому, что когда-то ей не повезло родиться уродом.

Папа улыбнулся.

— Обычно, когда девушки решают, что не хотят прожить пустую жизнь старой девы, они выходят замуж, а не собираются в университеты. Что ты думаешь об этом?

— Папа, ведь ты сам говорил, что считаешь меня умной.

— Говорил, — считал и считает.

— Тогда позволь мне смотреть на мир трезво, а не через призму призрачных желаний. Мне двадцать, за то время, когда я была в «списке невест», к тебе не обращался ни один джентльмен с предложением взять меня в жены, несмотря на возможность унаследовать титул и неплохое состояние. Неужели ты думаешь, что что-то изменится теперь, когда засватать можно не менее титулованных, но более молодых барышень? А тем более, если мама родит сына, и на титул жениху претендовать уже не придется…

— То, что ты говоришь, это не слова двадцатилетней девочки.

— Поверь, папа, я прошу об этом не из-за собственной прихоти, которая пройдет через неделю, и не потому, что феминистические движение набирают оборотов, нет. Просто двадцать лет тому вам с мамой очень не повезло, у нас родился первенец-анибальт, и я безмерно благодарна вам за то, что росла, не подозревая, какое горе принесла в ваш дом. Но сейчас я это понимаю, и кроме того, что не прощу себе, если потрачу дарованную жизнь, и без того не самую удачную, впустую, не хочу обременять вечной обузой еще и вас.

— Не говори такого, — граф встал из-за стола, обошел его, сел на кресло возле дочери. — Ты и Соня — самое большое счастье в моей жизни и самая большая гордость, — он взял ее руку в свою. — Никогда, слышишь, никогда мы с мамой ни минуты не жалели о том, родилась ты или Соня, никогда мы не думали, что было бы, если вы были бы другими. Мы вас любим именно потому, что вы такие. И ты не можешь быть обузой, а твоя судьба — только в твоих руках и какое бы решение ты не приняла, она будет счастливой, а выбор правильным.