На голой ноге Майя чувствовала прикосновения твердой ладони. И то, что она при этом испытывала, заставляло ее ненавидеть не его, а себя саму. Ей нравилось то, что делают руки, какие узоры выводят на губах, лице, шее жаркое дыхание и мягкие губы.

Почувствовав боль от укуса, Дэррек понял, что уже никакая сила не заставит его остановиться, слишком она близко, слишком она его. Слишком бархатная у нее кожа, слишком хрупкая шея, слишком мягкие губы, слишком долго он ждал. Не просто ждал, он ждал ее.

— Ты сводишь меня с ума, голубка, — шепот вывел Майю из непонятного ей самой состояния, девушка вдруг осознала, что руки ее уже никто не держит, что она сжимает темное покрывало, впиваясь ногтями в ткань.

Целую закрытые глаза, Дэррек взялся за пуговки ее рубашки. Он не хотел опять спугнуть, не хотел, чтобы она опять вспомнила о том, что же она творит. Именно так должно было быть, он должен был заставить ее забыть о том, что в мире есть еще что-то кроме них двоих, здесь и сейчас. Когда руки коснулись голой кожи, его голубка опять встрепенулась, глаза блуждали в поиске опоры, за которую можно было бы держаться, не уходя из реальности.

— Нет… — сил для сопротивления уже не осталось, а самое ужасное — не было и желания. Майя смогла вложить весь свой протест в одно единственное слово. Вот только тело предательски плавилось под ласковыми прикосновениями, за те несколько секунд, которые он потратил на то, чтоб отбросить собственную одежду, Майя успела подумать, что мужчина передумал. И, черт возьми, пожалеть об этом. Она расставалась с честью, вела себя как героиня худших сплетен света и жалела, что этого не произойдет. А вот когда она опять почувствовала тяжесть горячего тела, нежность рук, возблагодарила Яха.

Ему нравилось смотреть ей в глаза, свет луны озарял их лучше любых свечей, опять покрытые дымкой, но уже не голубые, как раньше, а синие, как штормовое море, глубокие. Ему нравилось снимать выдохи с ее губ поцелуями, получать легкие прикосновения в ответ на просьбу, переплетать свои пальцы с ее, чувствуя с какой силой она держится за него.

Меньше всего он хотел причинить ей боль. Слишком доверчиво она отвечала на его прикосновения, слишком хорошо было ей, да и ему. Майя не противилась, когда Дэррек провел по гладкой коже ноги, перехватил ее, завел себе за спину, подтягивая выше.

— Прости меня, слышишь? — а потом притянул еще ближе к себе, обхватив за талию, завладел губами в долгом поцелуе, но боль забрать этим не вышло. Сдерживая рвущееся желание, Дэррек медленно начал движение, не решаясь сделать рывок, который отдастся болью. Но сама того не подозревая, Майя провоцировала его на это. Странные, новые ощущения, и узел, будто плотно связанный внизу живота. Она не знала, как это называется, но понимала, что разрубить его может только с его помощью. — Прости, — пока еще он может себя контролировать, Дэррек сделал резкий рывок, заставивший Майю выгнуться еще больше. Мужскую ладонь она сжала с такой силой, что ногти впились в кожу до крови, а из горла вырвался лишь жалостливый писк. В эту же минуту она вернулась с небес на землю.

Что она наделала? Ведь никто и не заставлял, она сама, все сама. Не остановила, даже не сопротивлялась, а только ждала, чего-то ждала и томилась в этом ожидании.

— Тшшшш, будь со мной, — вновь совершенно осознанный взгляд синих глаз встретился с черными. У нее не было ответов на свои вопросы, может, были у него? — Теперь, моя, — это не ответ, к сожалению, нет.

Когда пульсирующая боль прошла, их общее безумие продолжилось, совесть, разум опять не имели значения, лишь чувства, лишь ощущения, даримые и дарованные. Сколько это длилось, Майя бы не смогла ответить, что он шептал, что она отвечала, тоже осталось для нее секретом, лишь желание быть еще ближе, вместе, навсегда, лишь чувствительность каждой клеточки. Фейерверк. Да, сегодня был звездопад, только звезды не просто падали, они разрывались над балдахином его кровати и стремились вниз, покалывая искорками все тело, опадая на руки, ноги, живот.

Когда Майя пришла в себя настолько, что поняла, где и с кем находится, все изменилось. На смену сумасшествию, царившему недавно, пришел покой. И хоть девушка понимала, что совесть проснется тоже очень скоро, упивалась тем чувством, которое, наверное, зовут счастьем.

Дэррек подтянул Майю ближе к себе. Их разделяла лишь простынь. Как бы жарко ни было сейчас, ночи еще достаточно холодны, а камин почти дотлел. Девушка повернулась лицом к нему, протянула руку, провела по линии бровей, щекам, губам. Поймав маленькую ладошку, он ее поцеловал, вернулась опять к глазам, провела по ресницам. Она делала это все в полудреме, не думая о том, что когда-то будет завтра, что все это превратится в воспоминания, что мир опять начнет свое движение.

— Тебе нужно поспать, — Дэррек поцеловал ее в лоб, опустился к губам, — иначе я могу передумать, — еще один поцелуй, долгий, нежный, усталый. А у девушки не осталось сил перечить, она смогла лишь улыбнуться, послушно закрывая глаза.


***

Когда Майя проснулась, луна была еще высоко, до рассвета далеко. А с неба опять падали звезды, если бы они долетали до земли, девушка смогла бы набрать целую корзину, и страшно было даже подумать — сколько желаний так и остались не загаданными! Впервые за все ночи, проведенные в этом доме, Майя проснулась не от холода. От сонной ласки рук, обнимающих сзади.

Девушка долго лежала, пытаясь не двигаться. Не хотела разбудить. Слушала размеренное дыхание, стук сердца и тиканье часов. Что же она наделала? Она предала сестру. Раньше она об этом не думала. Но ведь не знала, что будет чувствовать. Она наплевала на все правила приличия, предала веру в нее своих родителей, запятнала репутацию рода, а главное, была счастлива, предавая сестру. Рыдать было нельзя, но вот справиться с немыми слезами, котящимися по щекам, она не смогла.

Даже если никто не узнает, что это меняет? Как она будет смотреть с глаза всем дорогим ей людям? Как она сможет оправдаться перед ними? Соня никогда ей этого не простит и будет права, совершенно права.

— Утро, пожалуйста, не наступай! Молю тебя, не наступай, — девушка шепнула слова, отчаянно веря в то, что молитва будет услышана.

Слишком многое разом навалится на и без того не самые сильные плечи. Майя думала, насколько была слаба, раз допустила такое, и на сколько хватит ее скудных сил дальше? Хватит хоть на один взгляд сестры? Хватит на еще один вопрос Витора о том, что за дела у нее с герцогом? Хватит на вопрос мамы в следующем письме, что они нового узнали за это время? Не хватит. Человек, прижимающий ее сейчас так тесно к себе, даже не подозревает, на что обрек. Но вот только винить его она не могла. Он-то сестру не предавал. Хотя нет, предал, но видимо, свои силы рассчитал, ему их хватит. А ей? Так одиноко Майя не чувствовала себя еще ни разу в жизни. Ни родившись анибальтом, ни осознав свое уродство, ни простившись с мечтами, ни оплакивая очередное унижение. Этой ночью она сама воздвигла стену между собой и миром, но не тем большим, с которым не имела ничего общего уже давным-давно, а со своим собственным маленьким мирком, который и так был не сильно заселен, а теперь остался безлюден. Одна.

А еще она поздравила себя с днем рождения. Часы пробили два, а значит, ночь ее рождения прошла. Вот так она вошла в свои двадцать. Желала ли хоть раз об этом, задувая свечи на праздничном торте? Нет. Она загадывала любящего мужа и похожих на него детишек, но ни разу она не заикалась о том, чтоб стать любовницей возлюбленного сестры. Ни-ко-гда. С днем рождения тебя, Майя, с днем рождения новой тебя, Майя.


Глава 11


Глава 11

Время близилось к полудню. В окно проникали лучи яркого солнца, наконец-то появилась надежда, что пора дождей отступила.

Вот уже несколько часов Дэррек сидел в кресле. Сначала он пил кофе, принесенный и оставленный на столике за дверью. Потом читал газету, потом сходил в кабинет за письмами. Еще позже спустился к завтраку, но, не пробыв и пятнадцати минут, вернулся в спальню. А все потому, что он ждал.

Еще ночью, разбудив Майю поцелуями, он почувствовал привкус соли на губах, она плакала. Во сне или наяву девушка не ответила, лишь опять отвечала на ласки и ласкала сама. Этой ночью он смог добиться от нее любых проявлений эмоций, но только не словесных. И это-то его волновало. Как бы ни отвечала она на его поцелуи, разумом она была закрыта.

Утром соленых дорожек на щеках уже не было, но вот только не походила ее дрема на безоблачный сон. Освободившись от его объятий, она металась по подушке, ища опоры и не находя ее. Пару раз даже говорила что-то, но разобрать он смог только повторяющиеся «нет». Поэтому-то он и ждал их встречи. Встречи после.

Правда сейчас мужчине казалось, что Майя успокоилась. Девушка лежала на животе, повернув голову к окну, а значит и к нему. Простыня, покрывала ее лишь ниже пояса, открывая взгляду белую спину, копну светлых волос. Когда-то и он читал сказку об ангельском народе, который стал жертвой тщеславия. Те ангелы, должно было, выглядели так. Оказывается, на бледной коже ребра у нее была родинка в форме сердца. Очень маленькая, если бы Дэррек не боялся ее разбудить, обязательно дотронулся бы до нее. Но тот факт, что он единственный мужчина, знающий о ее существовании, уже доставляло истинное удовольствие. Пушистые ресницы девушки изредка вздрагивали, в остальном же лицо казалось безмятежным.

Нет, нужно отвлечься… Он опять взял в руки отложенное письмо. От матери, герцогини Мэйденстэр. Она снова напоминала об обещании навестить их перед началом сезона сестры. Справлялась о его делах, сообщала, что на днях к ним заезжала мисс Смитт. Герцогиня была о его любовнице не высокого мнения, и лишь из уважения к сыну держала это мнение при себе. Будь ее воля, и ноги женщины не было бы в ее доме. Она ждала внуков и желала сыну счастья, но не с ней.