— Вот и отлично! Если чемодан с вещами при вас, последняя проблема решена, — весело сказала Эмили.

— Я принесу ваш чемодан, мисс Рид, — тут же вызвался Энди.

— Ты, стало быть, тоже собираешься здесь ночевать? — спросил его отчим сухо.

— Перестань, Чарли, что ему остается делать? Или ты хочешь сам отвезти его домой?

— Домой… — эхом повторил Чарльз, и в его тоне слышалось, что он слишком тактичен, чтобы обсуждать некоторые обстоятельства. Диане не составило труда умозаключить, что Энди бывал в этом доме чаще, чем хотелось бы Чарльзу.

— Нет, — продолжал последний, — меня не слишком прельщает перспектива шестьдесят миль тащиться по дождю, да к тому же в кромешной тьме.

…Для приличия Диана вяло попыталась отказаться от гостеприимства хозяев, но ее протесты были легко подавлены. И в самом деле, разыгравшаяся стихия дала ей возможность легко уступить.

Пожелав доброй ночи Чарльзу, она последовала за Эмили наверх. Когда она поднималась по изогнутой лестнице, ее опять озарила вспышка дежа вю или что это там еще могло быть. Возможно, воспоминания об уроках истории или, что вероятнее, о прочитанных исторических романах. Великолепная лестница, как и вся центральная часть дома, относилась к восемнадцатому столетию, а стало быть, дамы, поднимавшиеся и спускавшиеся по ней, должны были придерживать подолы платьев в точности, как она сейчас придерживала полы чужого халата. Дочери, жены, сестры владельцев-аристократов и даже обычные горничные… Нет, прислуга пользовалась «черным» ходом.

Вопреки всем своим стараниям, на полпути она все же оступилась, и хозяйка порывисто обернулась, чтобы поддержать ее своей маленькой, но сильной рукой.

— Первое время я сама всегда спотыкалась об эту же ступеньку, — сказала она с улыбкой. — Она, вероятно, немного повыше остальных. Надо пригласить плотника — пусть посмотрит. В этом доме столько еще предстоит доделать! Мы совсем недавно поселились здесь, а предыдущая владелица так все запустила. Бедняжка, когда она умерла, ей было уже девяносто, сильно не в себе и все такое…

— Болезнь Альцхеймера?

— Так это стало называться сейчас, а когда-то просто говорили «старческий маразм». Ужасно, как ни назови. Чувствовать, как теряешь контроль над своим мозгом и телом…

— Она жила здесь совершенно одна? — спросила Диана.

— В основном. — Но прежде чем Диана смогла возобновить расспросы, Эмили сказала: — Минутку, я включу свет. Мне совсем не хочется, чтобы вы упали.

Вскоре вспыхнули лампочки в нескольких бра, висевших по стенам верхней лестничной площадки, которая размерами могла сойти за небольшую комнату. Направо и налево располагались коридоры. Эмили повернула влево и повела Диану за собой.

— Надеюсь, вы извините за спартанскую меблировку спальни, которую я отвела вам, дорогая. По крайней мере, кровать удобная и ванная функционирует. В дальнейшем мы хотим обставить весь дом антикварной мебелью, но пока только начали этим заниматься. Поиски — это тоже удовольствие, вы согласны? Мы с Чарли становимся завсегдатаями аукционов.

Она открыла дверь и щелкнула выключателем внутри комнаты. Мебели там действительно почти не было, но и сама по себе комната выглядела весьма привлекательно — просторная, в прекрасно выдержанных пропорциях, с высоченными потолками особняков того периода. Из мебели здесь стояли только внушительная кровать орехового дерева и кресло-качалка; окна были без штор.

— Там никого, кроме зайцев, оленей и лисиц, — сказала Эмили, жестом указывая в темноту ночи за оконным стеклом. — Бояться нечего.

— В такой постели я буду чувствовать себя как Мария Антуанетта.

— Как Марта Вашингтон, дорогая моя, или миссис Джефферсон. Это восемнадцатый век, как уверяли нас. — Эмили оглядела кровать с некоторой долей сомнения. — Честно сказать, мы с Чарли не особенно в этом разбираемся, но так приятно думать, что недорого купили ценную вещь. Если это действительно так, то мы приобрели ее в самом деле за гроши. А если нет — значит, нас просто ограбили. Продавец произвел на меня впечатление честного человека, но ведь сейчас рынок так насыщен подделками…

Появление Энди с чемоданом избавило Диану от необходимости отвечать на эту реплику. Эмили засуетилась, показывая ей полотенца, простыни, одеяло. Когда она наконец удалилась, Диана опустилась на колени и открыла чемодан. Она достала самую теплую ночную рубашку — воздух в комнате был сырой и прохладный. По окнам все еще стучал дождь.

Вдруг без всякой видимой причины всю ее затрясло. Она склонила голову к груди и сделала несколько глубоких вздохов. Прием сработал даже лучше, чем она предполагала. Она ничем себя не выдала, ее приняли, и вот она здесь, в этом доме. Теперь остается только сделать так, чтобы в нем остаться.

Глава вторая

Никто — ни мир, ни воображение — не в силах постичь тайну роз.

Руми (персидский поэт)

Сияние утреннего солнца весной настолько великолепно, что способно растопить самый закоренелый пессимизм. Однако свет, ослепивший Диану сквозь лишенные штор окна, вызвал на ее лице гримасу сожаления. Она от души желала, чтобы непогода продлилась. Непродолжительные, но напряженные занятия — навык, доставшийся ей вместе с профессией адвоката, загрузили ее память множеством сведений по садоводству вообще и по старым розам, в частности. В легких беседах ей, вероятно, удастся скрыть свое невежество, но лишь до тех пор, пока ничего не придется делать. Добродушные, деликатные Николсоны никогда не заставили бы ее работать под проливным дождем, теперь же надо будет прибегнуть к малоубедительным объяснениям, почему она не торопится взяться за инструменты, необходимые эксперту по садовым и парковым ландшафтам. Навыкам обращения с ними за пару недель не научишься. Она, впрочем, даже и не пыталась этого сделать.

Звук, донесшийся из-за двери, заставил ее замереть и притвориться спящей. Сквозь полуприкрытые ресницы она видела, как дверь сначала приоткрылась и через несколько мгновений закрылась снова. Кто-то осторожно, на цыпочках удалился.

Диана накрылась одеялом с головой, готовая проклинать радушие хозяев. Ладно, по крайней мере Эмили не ворвалась в комнату, распевая: «Вставай, вставай, дружок…» Еще несколько часов в запасе. Рано ведь. Об этом свидетельствовал угол падения солнечных лучей. А она так устала, хотя проспала ночь безмятежным, без сновидений сном.

Это не было физическое утомление. Просто прошлым вечером ей пришлось быть в постоянном напряжении, опасаясь разоблачения. Уж она-то прекрасно знала, как трудно изобрести большую ложь и потом следовать ей до конца, ни разу не выдав себя случайной оговоркой. Очень часто людей выдает не явная неправда, а мелочь, о которой даже не думаешь. Достаточно не обернуться, когда тебя окликнут по чужому имени. От этого она постаралась обезопаситься, назвавшись своим собственным, а фамилию выбрала с той же буквы, что и настоящая. Или взять номера на машине… Она обдумывала эту проблему, решив, что ей нужно будет сделать какую-то большую глупость, чтобы Николсоны захотели навести справки. И потом, Пенсильвания — крупный штат. При таком огромном населении? Нет!

Она мысленно еще раз перебрала возможные опасности, не упущено ли чего, и решила, что это бессмысленно. Случайной ошибки избежать не так уж трудно. Выдаст ее рано или поздно незнание профессии, которой ей полагается владеть в совершенстве.

Диана выбралась из постели и босиком, поеживаясь от холода, подошла к двери. На полу, за дверью, стоял поднос. Вот, стало быть, зачем приходила Эмили. Не поднять ее на работу, а еще раз продемонстрировать гостеприимство. На подносе она обнаружила термос с кофе, чашку, блюдце, ложечку, плошку со сливками и сложенную записку, в которой говорилось: «Забыла спросить, не из тех ли вы людей, что не могут начать день без чашки хорошего кофе. Если нет, оставьте его, если да — пейте на здоровье».

Подписи не было, но несмотря на торопливый, скорее мужской почерк, Диана догадалась, кто писал. Она помрачнела. Ее задача была бы намного легче, не будь Эмили Николсон чертовски милой. А потом невольно улыбнулась, заметив, что сахара ей не предложили, как не было и салфетки, а в сливках плавали кошачьи шерстинки. С философским стоицизмом она выудила их с помощью бумажного носового платка и добавила сливки в кофе.

Оделась она по-рабочему: старые джинсы, рубашка с длинными рукавами призваны были защитить ее, разумеется, от колючек роз и от ядовитых побегов плюща, вредоносных даже в нынешнем полусонном состоянии. Сегодня не будет нужды браться за инструменты, чего она немало страшилась. С полным основанием можно заявить, что для начала она просто хочет осмотреть участок и получить общее представление о том, что необходимо сделать.

Выйдя в коридор, она обнаружила перед собой фалангу кошек и котов, представлявших все породы, разновидности и масти. Белые, серые, пушистые, гладкие, а одна — сановито сиамская. Она-то и возглавила шествие мимо оторопевшей Дианы к подножью ее кровати. Проследовали не все. Голубоглазая белая кошечка неожиданно подпрыгнула и вцепилась в джинсовую брючину. Попытка сбросить ее привела лишь к тому, что лапки схватились на рукаве, и одним неуловимым движением кошка оказалась у Дианы на плече.

И тут на Диану снова нахлынули воспоминания. Ее любимый, давно умерший кот Белыш (в восемь лет клички животным даешь, не особенно задумываясь) тоже любил устроиться на ее плече. Когда же Белыш умер, замены ему не было. Ее отец к кошкам относился неприязненно.

А тут сразу три кошки вспрыгнули и расположились на постели в ее комнате. Причем вид их говорил, что они здесь находятся по полному праву, хотя для кошек это вполне обычно. Поколебавшись с минуту, Диана решила уступить свои владения. Под беспрерывное мяуканье она направилась к лестнице. Кошки определенно знали, где расположена кухня; оставалось только следовать за ними. Посредине лестницы была небольшая площадка, освещенная высоким окном, а ступеньки вели дальше вниз, в прихожую. Из нее двери вели в две главные гостиные. Яркий солнечный свет заливал теперь все, что было скрыто мраком прошлой ночи. Столовая, гостиная, холл — обо всем этом можно было лишь догадываться, поскольку функции комнат трудно определить, когда они полностью лишены мебели. Стены носили следы недавнего ремонта. Свежеоклеенные обоями или оштукатуренные, они указывали на неимоверные усилия привести дом в порядок. Паркет и косяки лестницы кто-то успел покрыть мастикой и натереть до золотистого блеска. Нетрудно было догадаться, что водопровод, отопление и электропроводка тоже нуждались в обновлении, причем в первую очередь, прежде чем могла быть выполнена остальная отделка. Дом до сих пор казался пустым, хотя та немногочисленная мебель, которую она успела увидеть, выглядела богато — чиппендейльские кресла, ковры — старинные и дорогие, орехового дерева бюро, происхождение которого прослеживалось из средневековых замков. И тем не менее можно было понять, почему Николсоны предпочитают проводить время среди уютного беспорядка уставленной книгами библиотеки.