— И что ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю… — Злата задумчиво забарабанила пальчиками по столу. — Я пока не знаю, но что–то крутится в голове… — она снова подвинула к нему тарелку. — Ты ешь, давай… а я пока буду думать.

…Проснувшись поздно ночью, Злата включила ночник и уселась на постели, подогнув колени… Она какое–то время глядела в темноту, потом, обернувшись на спящего Михаила, ещё с минуту раздумывала, будить его или оставить разговор до утра. Наконец, решившись, слегка потормошила его за плечо. С первого раза он не проснулся, и тогда она потрясла его посильнее.

— Миш… Миша… — видя, что он не реагирует на её попытки, девушка наклонилась и громко проговорила ему прямо в ухо. — Мясников, подъём!

— М–м–м… — повернувшись, мужчина сонно сгрёб в охапку женское тело — хрупкая Злата утонула в его объятиях. О том, чтобы выбраться из них, не могло быть и речи, поэтому, оказавшись в жарком плену, ей ничего не оставалось, как заговорить ему куда–то в грудную клетку.

— Мясников… Отпусти меня немедленно… Я на тебя рапорт напишу!

— Угу… — он ещё крепче сомкнул руки и, уткнувшись лицом ей в макушку, громко засопел.

— Вот медведь… — Злата всё же отвоевала маленькое пространство, так, чтобы можно было свободно говорить. — Тебя поэтому так назвали?..

— Угу…

— Ты помнишь, на прошлой неделе я уехала с Бертой? — зная из опыта, что, несмотря на сонное состояние, Миша будет её внимательно слушать, Злата продолжила свою речь. — Ну, когда Александра Семёновна пришла?..

— Угу…

— Так вот… я тебе так и не рассказала. Сначала я хотела тебя дождаться, и включила ей телевизор. Она пультом пощёлкала, нашла местный канал, а там — передача. Про гуманитарный лицей… Я так поняла, что она узнала директрису лицея, потому, что стала возмущаться… ты же знаешь, как она умеет возмущаться.

— Ну… — Михаил проснулся окончательно и, наконец, подал первые признаки заинтересованности. — А дальше?

— А дальше она начала рассказывать про свою жизнь… тоже, как обычно… И про эту женщину… Миш… — она подняла в темноте взгляд. — Это же и есть Анна… да?..

— Н-ну, да… — громко выдохнув, он осторожно разжал объятия и уселся, обхватив руками колени, потряс головой, чтобы сбросить остатки сна. — Анна. Я потом ездил к матери, она мне тоже рассказала. Только я это уже в тысячный раз слышал… Да и ты тоже…

— А про эту Анну она тебе ничего нового не рассказывала?..

— Только то, что она директор лицея. Мать же ничего не знает, я ей не рассказываю… Иначе бы она уже давно к ним домой нагрянула.

— Тогда откуда она взяла, что Анна изменяет мужу? — Злата уселась рядом и тоже обхватила колени. — Если у неё нет никакой информации на сегодняшний день?

— Это старая история…

Миша нехотя рассказал о событиях пятнадцатилетней давности… Злата давно была в курсе его семейных тайн, она знала больше, чем Александра Семёновна… но о сцене встречи Виталия и Олега, когда ещё юному Мишке была предъявлена фотография его родного отца, он рассказал ей лишь отчасти. Снимков Анны, которые Олег швырнул Виталию, он тогда так и не увидел, и не считал эти подробности важными… Теперь же ему пришлось вспомнить абсолютно всё.

— И ты совсем не видел эти фотки?

— Нет. Я тогда впервые увидел фото Александра… мне это было куда интереснее. А те фотки забрал отец. Я не знаю, что он с ними сделал, может, уничтожил, а, может, и до сих пор хранит.

— Интересно… — Злата в темноте задумчиво закусила губу. — С кем эта Анна так изменяла своему мужу… что заинтересовала твоего дядьку?

— Понятия не имею. Да и какое это имеет отношение к делу Лапина?

— Жаль, что нельзя установить за ним наружку…

— Можно подумать, у меня целый отряд волонтёров на побегушках… — Миша громко хмыкнул. — Тем более, ты права… Нельзя… Но если Лапин где–то на горизонте нарисуется, его и так заметят.

— Ты не медведь… — повернувшись к нему, Злата кулачком легонько стукнула его по лбу. — Ты — бегемот!..

— Такой же большой?..

— Такой же толстокожий! Давай, напрягай дядьку, он должен помнить, с кем застукал его детектив жену Морозова. Чует моё сердце эту взаимосвязь… Ох, чует!..

* * *

Утро началось со звонка Олегу Дзюбе. Договорившись, что вечером приедет в гости, Михаил по дороге на службу завёз Злату к её родителям. Заходить не стал, предпочёл дождаться в машине, заодно подумать о её возникших подозрениях. На первый взгляд, причин для такого «глубокого» копания не было. Мало ли с кем изменяла Морозову его супруга, да ещё полтора десятка лет назад. С другой стороны, лишняя информация никогда не бывала лишней, а уж про повод увидеться с бабушкой можно было не говорить вообще.

Вероника Григорьевна была для Михаила не просто любимой бабулей… Это был единственный на свете человек, который самым искренним образом любил и переживал за его судьбу. Мать — она, конечно, тоже любила своего единственного сына… Но тяга к алкоголю оказалась сильнее материнского инстинкта, к тому же способствовала частичной деградации личности Александры, и этот факт в последнее время становился всё заметнее.

…Это уже была не та привлекательная женщина… Одуловатое, потемневшее лицо не брали ни брендовая косметика, ни кислородные массажи, ни спа–процедуры. Даже в период трезвости кожа Александры Семёновны уже не могла приобрести здорового вида, некогда красивые глаза глядели зло и вымученно, а отсутствие дорогих украшений только подчёркивало принадлежность уже немолодой женщины к классу алко–зависимых людей.

Михаилу было и стыдно за мать… и ужасно жалко её — действительно, не нашедшую своего собственного счастливого пути в этой жизни. О том, как могла сложиться её судьба, выйди она замуж за Александра Морозова, Миша старался не думать. Со слов бабушки он знал, что Александра сама была против того, чтобы найти отца своего ребёнка. Она очень хотела выйти замуж за Виталия… Вот и вышла.

Ему было тяжело общаться с матерью, и не только по причине её частых запоев. С ней нельзя было делиться многими вещами, например, Мише всегда приходилось умалчивать о визитах к бабушке и дяде. Со своими ближайшими родственниками Александра давно уже была не в ладу, и ревновала сына и к своей матери, и к родному брату. Каждый Мишин визит к ним она расценивала как предательство и каждый раз долго упрекала его в том, что он променял её на «эту семейку». Свои претензии к сыну Александра оправдывала своим неприятием жены Олега Татьяны, которая когда–то была любовницей Виталия. Она была в глубокой обиде и на мать, и на брата за то, что те простили и приняли назад «эту гадину Таньку»… О том, чего стоило самой Татьяне прощение мужа Александра никогда не задумывалась… Она искренне считала это прощение предательством и запрещала Михаилу наносить визиты в дом своего дяди.

Поэтому теперь он просто о них умалчивал.

О том, чтобы рассказать ей о встрече с Морозовым, тоже не могло быть и речи.

Ему не хотелось даже представлять, что наговорит мать, узнав о том, что он познакомился с родным отцом. Она сразу вспомнит и Виталия, и эту «гадину Аньку Свиридову», и то, как ей странным образом удалось выйти замуж за Александра…

…Миша и сам уже не раз думал об этом. Это был единственный вопрос, оставшийся для него без ответа… Несмотря на дружескую беседу, он так и не нашёл причин спросить Морозова о том, как тот познакомился с женой. Это белое пятно так и осталось белым… Хотя… имеет ли значение этот факт лично для него, следователя Михаила Мясникова?..

Вряд ли. Это уже личная тема, не касающаяся расследования. И пока не стоит размениваться на семейные интриги. Собственно, и любовная связь Анны — из той же серии. Сегодня он поговорит с Олегом Семёновичем, узнает все возможные подробности… и — положит эту информацию на дальнюю полку своей памяти.

И то — ради Златы…

— Тебе привет и — вот… — усевшись в машину, Злата протянула Михаилу пакет, от которого исходил аромат свежей выпечки. — Мама сказала, чтобы я проследила, как ты съешь.

— Давай… — он охотно протянул руку и, достав ещё горячий пирожок, откусил половину.

— Она спрашивает, почему ты не заходишь. Я сказала, что зайдёшь… — Злата осторожно покосилась на жующего Мишку. — Зайдёшь ведь?.. Ну, в следующий раз.

— Угу… — он только с готовностью кивнул головой.

— Ну, ладно… — она с облегчением вздохнула. — Тогда поехали. Жуй на ходу, а то опаздываем.

…Злата оставалась на суточное дежурство, поэтому вечером, заехав домой за Бертой, Михаил сразу отправился к загородному дому Дзюбы.

— Здравствуй, Мишенька! — даже не пытаясь увернуться от шершавого собачьего языка, Татьяна потрепала Берту по голове и тут же поцеловала племянника — для этого ему пришлось наклониться. — Проходи, Олега ещё нет, но он вот–вот подъедет…

Раздевшись, Михаил уверенно прошёл в гостиную на первом этаже. Вероника Григорьевна, которой в этом году исполнилось семьдесят четыре года, с порога протянула руки к любимому внуку. Расцеловавшись с бабушкой, он привычно уселся на мягкий диван в ожидании обычных расспросов, которые не заставили себя ждать.

— Ты один, а где Златочка? — Вероника Григорьевна с возрастом утратила былую подвижность, и теперь неторопливо устраивалась рядом с внуком. — Я по ней уже соскучилась…

— Она сегодня на дежурстве, бабуль. В следующий раз… — откинувшись на спинку, Михаил положил руки на затылок.

— Миша… — повернувшись, бабушка ласково смотрела на него поверх очков. — Ты же знаешь, что значит в моём возрасте этот «следующий раз». Его просто может и не быть…

— Ну, что ты такое говоришь! — Миша укоризненно покачал головой. — Бабуля, ты должна дожить минимум до ста лет, такая тебе установка!

— Я хочу дожить до правнука! Миша, ну, сколько можно… когда вы уже решитесь?!