— У меня к тебе один вопрос… — видимо, решив начать без обиняков, Виталий внимательно следил за выражением её лица. — Аня, скажи… Дмитрий — мой сын?

…Ещё в самое первое мгновение на подсознательном уровне Анну «осенило»: визит Виталия Мясникова связан с Сашиным отцовством… Она успела даже мысленно «возмутиться» — нашёл время и место, чтобы выяснять отношения.

…То, что она услышала сейчас от него, превзошло все её самые худшие ожидания… Да, она сама много лет сомневалась, чей у неё сын… Но сомнения Виталия даже не приходили в голову… Он исчез из её жизни, исчез на столько лет, что можно было с уверенностью думать: он сам забыл о ней… Вопрос с отцовством с его стороны отпал сам собой.

…Но оказалось, что она не права… Он снова ворвался в её жизнь — внезапно, непрошено… Ворвался в тот момент, когда она только–только оправилась после всех свалившихся на неё потрясений… Если бы Виталий начал с обычных, принятых в таких случаях комплиментов вроде «а ты совсем не изменилась», возможно, Анна ещё долго бы приходила в себя. Но он даже не стал утруждать себя такой малостью, и это было унизительно.

Крайнее замешательство тут же сменилось приступом откровенной ненависти.

— Ты даже имя узнал… — голос Анны прозвучал довольно зловеще. — Что тебе ещё нужно?!

— Ты не ответила.

— Дима никак не может быть твоим сыном! Что ты вбил себе в голову через столько лет?!

— Почему — не может? — глядя на Анну исподлобья, Мясников чуть навалился на стол, сложил руки. В отличие от неё он не терял хладнокровия. — Он родился десятого августа восемьдесят пятого года. А ещё я очень хорошо помню другую дату… Вернее, ночь с седьмого на восьмое ноября восемьдесят четвёртого года…

— Месяц ты хорошо запомнил… — Анна чуть прищурила всё ещё красивые глаза. — А вот дату… с датой ты ошибся.

— Разве?.. — удивление было искренним, но, подумав несколько секунд, Виталий равнодушно пожал плечами. — Хотя, возможно… Но ведь это лишь цифры. А саму ночь я помню очень хорошо.

— Не было никакой ночи… Слышишь?! — вкладывая в свои слова совершенно другой, понятный только ей смысл, Анна сжала губы и с силой припечатала к поверхности стола ладонь. — И между нами с тобой никогда и ничего не было!..

— Было, Аня… было… — Виталий говорил демонстративно спокойным тоном. — Я тебя только об одном прошу… Скажи мне правду. Ведь Дмитрий — мой сын?

— Нет! — Анна едва удержалась от того, чтобы крикнуть на весь кабинет.

Этот человек, сидящий напротив, был мало похож на того Виталия, которого она когда–то безумно любила. От той любви не осталось и следа, и сам Мясников сейчас выглядел не так, как тридцать лет тому назад — заметно постаревший, потяжелевший, с каким–то выцветшим, усталым взглядом… Этот человек ужасно раздражал, и всё, чего хотелось ей в эту минуту — чтобы он встал и ушёл… Ушёл навсегда из этого кабинета, из здания, но в первую очередь — из её жизни. Навсегда и безвозвратно…

— Аня, послушай меня… — в голосе Мясникова неожиданно послышались железные нотки. Анна вдруг подумала, что именно так он разговаривает со своими подчинёнными и вообще — со всеми, кто ниже его рангом. — Я обещаю, что никогда не потревожу тебя своим присутствием. Просто скажи мне правду.

— Я говорю тебе правду… — ещё одно усилие над собой принесло плоды — Анна понизила голос. — Дима — не твой ребёнок. Его отец — Саша, и я знаю это наверняка.

— Какая у него группа крови?

— Первая. Ну, и что?

— У меня тоже — первая.

— Это ни о чём не говорит, — Анна усмехнулась. — У нас у всех первая группа: и у меня, и у Саши, и у Димы.

— Аня, поверь… — тяжело вздохнув, Мясников уставился на свои сцепленные пальцы. — Для меня это очень важно.

— Я ничем не могу тебе помочь.

— А вот я мог бы помочь… — взгляд снова скользнул вверх — на Анну. — Я во многом мог бы помочь своему сыну. Но это нужно сделать именно сейчас, пока не поздно…

— Ты что… — она уставилась на него округлившимися от изумления глазами. — Ты покупаешь моё признание?!

— Ты не так поняла…

— Ты это — серьёзно?! — совершенно неожиданно Анна расхохоталась. — А если я сейчас возьму — и совру, что Дима твой сын?! Такой вариант ты не рассматривал?!

— Ты не соврёшь… Ты врёшь мне сейчас, когда утверждаешь, что его отец — не я.

— Да почему ты так уверен?! — веселье Анны было неестественным, скорее это было нервное возбуждение — смеялись губы, но не глаза.

— Потому, что я видел его, наблюдал… Я слушал, как он поёт… Я всё знаю про Дмитрия. Он очень талантлив, уж я‑то кое в чём разбираюсь….

— А талантливым он может быть только в тебя?.. — Морозова иронично усмехнулась. — Не очень скромно с твоей стороны.

— Он совсем не похож на твоего мужа.

— Ну, всё, достаточно… — Анна посерьёзнела так же внезапно, как и развеселилась. Чуть отпрянув от стола, она снова хлопнула по нему раскрытой ладонью. — Я ещё раз — в самый последний — повторяю тебе: Дима не твой сын. И считаю наш разговор на этом законченным.

— Аня!.. — Мясников заговорил нервно, торопливо, как будто опасаясь, что она его перебьёт. — Я сейчас поступил по–честному… Я не пришёл к тебе домой, я пришёл сюда, чтобы поговорить с глазу на глаз… Я пришёл сначала к тебе… а не к Дмитрию…

— Что–о–о?! — услышав такое неожиданное «откровение», Анна изменилась в лице. — Даже думать не смей! Не смей даже приближаться к нему!.. Слышишь?! Ты для него — никто! Чужой человек! Между вами нет ничего общего, понимаешь?! Дима — хороший, порядочный мальчик!

— Я понимаю, что ты хочешь сказать… Да, я поступил с тобой нехорошо. Но сейчас… — Виталий на какое–то время замолчал, как бы собираясь с духом, затем шумно выдохнул и вновь поднял взгляд. — Я очень серьёзно болен, Аня. Я не знаю, сколько мне осталось… Год, полгода, месяц… Поэтому я имею право знать…

— Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела?.. — Анна недоверчиво улыбнулась — совсем чуть–чуть, одним уголком губ. — Ну, что ж… прими моё искреннее сожаление. Я надеюсь, что ты всё же поправишься…

— Меня не нужно жалеть…

— А большего я дать тебе не могу. Ты пытаешься вырвать у меня признание в том, чего нет. Ты привык получать всё, что хочешь… Но сейчас это не работает. Дима — не твой ребёнок. И давай сейчас попрощаемся… — Анна недвусмысленно поднялась из–за стола. — В любом случае — навсегда.

* * *

Едва дождавшись, когда за Мясниковым закроется дверь, Анна вновь упала на стул. Она чувствовала себя совершенно обессиленной и ещё какое–то время сидела, подперев лицо ладонями. Рабочий день подходил к концу, к счастью, никто не тревожил директора, и, немного придя в себя, она с опаской посмотрела на дверь — их с Виталием разговор могли слышать в приёмной. Хотя она старалась не повышать голоса, но несколько фраз произнесла довольно громко…

…Впрочем, теперь это уже не имело значения. Вопреки её воле, встреча с прошлым состоялась, и дай Бог, чтобы она не оказалась роковой.

…Приехав домой, она по обыкновению какое–то время сидела в мягком кресле, а затем отправилась на кухню. Пожалуй, впервые в жизни всё валилось из рук: раньше Анна только слышала это выражение, а вот что оно обозначает, поняла только сегодня. Выскользнувшее из ладони, растёкшееся по светлому линолеуму яйцо оказалось на редкость скользким: нечаянно наступив на слизистую массу, Анна едва не упала… Лишняя щепоть соли безвозвратно высыпалась в фарш — она сообразила, что посолила его дважды, когда было уже слишком поздно… Макароны, которые никогда в жизни не слипались, сегодня вдруг образовали твёрдый, липкий комок…

Последней каплей оказался нечаянно порезанный во время шинковки лука палец. Подставив кровоточащую фалангу под холодную струю воды, Анна чувствовала, как по щекам стекают другие — уже горячие — струйки… Она плакала навзрыд, благо дома никого не было: Саша в квартире сына возился с внуками. Маленькая Анюта уже несколько дней температурила, и дедушка, оставив свою фирму на заместителя, все эти дни после обеда возвращался домой, чтобы отпустить Дмитрия и Наталью на репетицию. Дождавшись, когда придёт с работы Анна, вся троица дружно перемещалась в квартиру старших Морозовых, но сегодня Анна Сергеевна не спешила обнаруживать своё присутствие… Напротив, она боялась, что Саша вдруг решит вернуться домой раньше, чем она позвонит ему сама — по обыкновению.

…Забинтованный палец сильно мешал закончить приготовление ужина, но Анна мужественно справлялась. Выключив последнюю конфорку, набрала номер мужа, и в ожидании его и внуков уютно устроилась в гостиной на диване.

…Сегодняшняя встреча с Виталием разбередила старые, уже отболевшие раны. Нет, сейчас Анна уже не сомневалась в том, кто является отцом её сына. Шёл третий год, как рассеялись последние сомнения. Рождение маленькой Анечки принесло двойную радость: увидев на крохотном детском плечике характерную родовую «морозовскую» отметину, Анна в буквальном смысле ощутила, как с её собственных плеч падает нечеловеческий груз. Новорождённая Анечка оказалась достойной продолжательницей рода Морозовых, то есть родной внучкой Александра.

С тех пор жизнь Анны потекла по новому — ещё более светлому руслу… Она текла по нему ровно до тех пор, пока не случилась вся эта история с Лапиным. Но даже недавние неприятные события не шли сейчас ни в какое сравнение с сегодняшним «пришествием» Виталия Мясникова, по какой–то причине решившего заявить свои права на Димку. Особенно пугала одержимость, с которой Виталий пытался добиться от Анны Сергеевны положительного ответа. Похоже, что на него не действовал ни один приведённый ею аргумент… Мясников был уверен в своей «догадке», и всё, что ему было нужно — это услышать от Анны определённый ответ.

…Анна вдруг только сейчас подумала о том, знает ли Виталий, чьего сына растил он сам? Судя по тому, что он никоим образом не намекнул на это обстоятельство, он находился в неведении… Но, с другой стороны, вряд ли стоило ждать от него «встречного» признания… Тем более, приходил он вовсе не за этим.