Значит, всё было обманом?.. Все годы жизни с Анной — сплошной обман?.. Её участие, забота, хлопоты о доме, воспитание сына… всё это — обман?! Но за любым обманом должна стоять корысть… Какая корысть была у Анны, когда она ездила с ним по гарнизонным городкам, делила все тяготы жизни, устраивала их нехитрый быт?.. Какую корысть преследовала она, когда каждый день кормила его и Димку завтраком и ужином, стояла у плиты, стирала и гладила их бельё, была всегда рядом, готовая дать нужный совет, поддержать в трудную минуту?..

Он видел от неё мало ласки?.. Да, хотелось бы больше… Но ведь он и сам не требовал от неё лишней нежности… Его всё устраивало, а, может, стоило проявить больше настойчивости и инициативы, вместо того, чтобы принимать её сдержанность за норму?..

Так в чём тогда её многолетний обман?.. В том, что скрывала свои грехи?.. Но это глупо — ждать от человека признаний в предательстве сразу после его совершения. По сути, её молчание было залогом их счастья… А оно ведь было — счастье… настоящее, без притворства. И, кто знает, чего стоили эти годы молчания самой Анне?..

Вот он сам сейчас — сидит взаперти с разукрашенным лицом, стыдно нос высунуть на улицу… Ведь не расскажет никому по приезде! Чем тут хвалиться… И будет всю оставшуюся жизнь носить в себе эту свою оплошность, как носил много лет тот единственный грех с почти незнакомой девушкой. Уже и забылось, а ведь всплыло!..

…Но ведь предательство — было…

Так кто же для него она — Анна?.. Преступница, искалечившая ему остаток жизни… Или — разделившая с ним эту самую жизнь любимая женщина… разделившая — несмотря ни на что… И несмотря ни на что — любимая, единственная…

…Тоска накатывала — волна за волной, отдаваясь болью под ключицей… Впервые за всё это время захотелось завыть, разбить что–нибудь, разрушить, раскромсать!.. Теперь ему казалось, что до этой минуты он находился в глубоком анабиозе, а вот теперь проснулся, по–настоящему почувствовал всё, что произошло между ним и Анной… И что от него одного сейчас зависит как сложится их дальнейшая жизнь… какая чаша перевесит — его оскорблённое мужское достоинство, или любовь к грешной, оступившейся жене… Останется ли он в гордом одиночестве, или в кругу любящих и любимых людей, ведь без Анны их семья уже не будет полной… Так же, как и без него самого.

…Спокойно лежать не было сил. Стараясь не скрипеть половицами, Александр прошёл через дом, осторожно открыл входную дверь, ступил на залитое лунным светом крыльцо… Сгустившиеся тучи заволокли половину неба, были готовы с минуты на минуту поглотить матовый светящийся диск… Прохладный ветер быстро остудил тело, но Александр не спешил возвращаться в тепло. Что–то происходило внутри него — он даже перестал чувствовать холод… Нарастающее внутри напряжение выливалось в глубокое дыхание и нервную дрожь.

Внезапный порыв ветра обдал новой порцией холода и брызгами дождя. Стоя на крыльце, он прислушивался к барабанящим по крыше каплям — звуки нарастали с каждой секундой, переходя в звонкую дробь… Уже через полминуты холодный ливень поливал двор, улицу, посёлок… Внезапное желание оказаться под холодным природным душем озарило мозг… Не размышляя ни секунды, Александр решительно шагнул с крыльца…

…Он не помнил, сколько стоял под дождём. Упругие холодные струи сбегали по лицу, рукам, спине… Ему казалось, что они не только омывают тело, но и облегчают душу…

…Проснувшись утром, он долго не мог вспомнить, как вернулся в дом, как переоделся и упал на кровать. Мозг был абсолютно ясным, ещё вчера спутанные мысли казались выстроенными в ровные ряды.

Боясь спугнуть это состояние, Александр ещё какое–то время лежал в кровати. Он слышал, как собирался на работу свояк, чуть позже — Галина, но выходить к ним не стал. Дождавшись, когда за сестрой захлопнется дверь, поднялся и какое–то время просто бродил по дому, веря и не веря…

* * *

Путёвку в санаторий Анна решилась выкупить только за несколько дней до заезда, всё это время оставляя за собой бронь. В глубине души надеясь на то, что Саша вернётся к своему дню рождения, она ждала этой встречи… Решение жить по–новому никак не хотело воплощаться в реальность — она просто не знала, что это значит.

Жить без супруга Анна совершенно не умела… И дело было не в мужских обязанностях по дому, которые теперь некому было исполнять. Отсутствие Александра чувствовалось во всём… ощущалось в каждом потаённом уголке её души. Казалось, что жизнь без Саши пуста, лишена смысла… Даже приезд детей с гастролей лишь ненадолго отвлёк её от тяжёлых мыслей. Услышав от супруга, что свой день рождения он намерен провести у себя на родине, она плакала целый вечер…

Переступая через себя, она, наконец, перевела деньги за путёвку. Чтобы хоть как–то настроиться на поездку, решила прикупить что–нибудь из летних вещей, благо неподалёку от дома находился супермаркет. Бродя по отделам женской одежды, она никак не могла выбрать себе подходящий наряд — всё казалось скучным и неинтересным… Да и зачем ей новый сарафан или летний костюм, если надевать их придётся без Саши?..

Она уже собиралась отправиться восвояси, но, проходя мимо отдела мужских рубашек, невольно замедлила шаг… потом повернула ко входу…

…Анна и раньше покупала мужу одежду, но теперь, бродя между вешалами, ока как будто впервые осознавала, какое это счастье — перебирать рубашки и галстуки, подбирая цвет и размер… разглядывать на вытянутой руке, прицениваться, сравнивать с теми, что висят рядом… И всё это — для единственного и любимого мужчины…

Она всё же купила две рубашки для Саши. Мерить было не обязательно, Анна всегда знала нужный размер и покупала, что называется, на глаз, ни разу не ошибившись в своём выборе. Сложив покупки в сумку, она вышла из магазина с тяжёлым чувством… Будет ли носить эти рубашки Саша?.. Примет ли её подарок теперь, когда между ними образовалась огромная пропасть…

Вечером, чтобы как–то скоротать время, Анна решила позвонить Нельке. Услышав о последних событиях в жизни подруги, та какое–то время молчала… и от этого молчания в сердце закрадывался предательский холодок.

— Ну, мать, ты даёшь… — в голосе Нелли послышалась неизбежность чего–то трагического. Видимо, всё, что рассказала Анна, не располагало к обычным шуточкам и бодрому тону. — Ты же сама вырыла могилу вашим отношениям.

— Я не знаю, как вырвалось… — Анна говорила тихо и обречённо. — Знаешь, такая обида накатила… Впервые в жизни. Вот и ляпнула…

— Анька, Анька… Сколько можно всем повторять… Нельзя говорить про измену, нельзя! Ты думаешь, что покаялась?.. Душу облегчила, восстановила справедливость?! Да ты жизнь испортила, и себе, и ему. Так хоть был шанс…

— Устала я, Нель… Не знаю, как другие всю жизнь любовников имеют.

— Имеют, Аня. И живут распрекрасно, потому, что не занимаются мазохизмом. А ты пошла по этому пути. Тут даже с точки зрения мужского интереса ситуация проигрышная. Мужики, как ни странно, скорее прощают тех, кто держит хвост пистолетом и всё отрицает. Да ещё и его потом виновным сделает… А тех, кто лоб разбивает, вымаливая прощение, потом мутузят всю оставшуюся жизнь. Поверь моему опыту со стороны.

— А я уже согласна, чтобы мутузил… Только бы не уходил…

— Так тоже нельзя, Аня. Хотя на твоего Сашу это и не похоже, но в жизни чего только не бывает… Так что езжай в свой санаторий.

— Да, наверное, это будет лучше всего. Я уже так устала… В августе на работу выходить, а я выжатая, как лимон.

— Это у тебя депрессивное состояние. Пройдёт… Ты мне лучше скажи, зачем ты к Дзюбе–то ещё попёрлась?! Ей твоё прости до большого фонаря. Такие люди не меняются, Ань.

— Если бы ты её увидела, то не узнала бы. Спившаяся особа… Странно, что сын у неё такой… нормальный.

— Пусть скажет спасибо твоему Саше… Наверное, его гены…

Разговор с Нелли облегчения не принёс. Устроившись у телевизора, Анна смотрела на экран, но не понимала ни слов, ни действия. Из головы не шёл последний разговор с супругом. Теперь она, действительно, была согласна терпеть и его отчуждённость, и нарочитое спокойствие… Она готова была терпеть всё, лишь бы не терять последнюю, связывающую их с Александром нить.

…Из задумчивости её вывел звук открываемой двери.

— Анна Сергеевна… — Наташа торопливо прошла в гостиную и присела в кресло напротив. — Дима только что говорил с Александром Ивановичем… Знаете, почему, он не возвращается?

— Почему?..

— Он заболел. Просил вам не говорить… Но мы решили сказать… Диме там позвонили, он пока по телефону разговаривает, а я сразу — к вам…

— Чем заболел?!

— Он не сказал. Но мы думаем, что–то серьёзное, раз он выехать не может.

Звонки Галине и Петру никакой ясности не внесли: и брат, и сестра утверждали, что с Александром всё в порядке, ну, приболел малость, с кем не бывает?.. Однако тревога не покидала — Анне показалось, что они что–то не договаривают, к тому же, ни одна, ни другой не назвали точного диагноза, лишь отделались общими фазами.

…Номер Александра Анна набирала с замиранием в сердце…

— Со мной всё хорошо… — ей показалось, что муж нервничает, а, значит, говорит неправду.

— Саша, не скрывай… — от волнения пересохло в горле, Анна невольно сглотнула. — Что с тобой?!

— Да ничего, Господи!.. — он, действительно, нервничал, и это вселяло ещё большую тревогу. — Аня, я просто хочу побыть здесь подольше… А Димке скажи, что я ему уши оторву, чтобы не разглашал!..

Тон, которым разговаривал с ней Саша, был непривычным. Что думать, Анна не знала, и второй раз за вечер набрала номер Нелли…

— Не хочу тебя пугать… — выслушав Анну, Нелька заговорила абсолютно серьёзным тоном. — Но, возможно, у него кто–то появился. Все признаки налицо.