В стационаре Аля пролежала до середины апреля. Свекровь со свёкром навещали её редко, в виду своей занятости, но она была этому рада. Виталий тоже не баловал жену посещениями, и, если приходил, то ненадолго. Алька скучала по нему, даже несмотря на его холодность, и всегда ждала с нетерпением. Она ужасно ревновала его, мучилась, плакала, но при встрече из последних сил сдерживала себя от истерик. Беременность протекала тяжело, ребёнок, судя по всему, был очень крупным, и хрупкая от природы Александра испытывала сильный дискомфорт. Её хорошенькое личико изменилось до неузнаваемости — теперь оно казалось опухшим, нос и губы увеличились до нелепых размеров, кожа покрылась пигментными пятнами, и девушка даже боялась лишний раз поглядеть на себя в зеркало. Она очень переживала по этому поводу, в основном, из-за Виталика. Ей казалось, что он не хочет видеть её — такую, и поэтому так редко приезжает к ней в больницу. Он снова вернулся к родителям — до возвращения жены, и этот факт никак не добавлял хорошего настроения Александре.


«Аля, чем реже он тебя сейчас видит, тем лучше, — утешала её Вероника Григорьевна, — так что, потерпи. Родишь, похорошеешь! А он ребёночка увидит, и растает… Мужики все — такие, им надо увидеть, руками пощупать…»

«Мне очень этого хочется… — Александра грустно смотрела на мать, — А, вдруг, он догадается, что это не его ребёнок?»

«Ты же говоришь, тот парень русоволосый, голубоглазый… так?»

«Ну… так…» — пожимая плечом, Алька с тоской думала, что, по правде говоря, не очень запомнила этого Сашу…

«Маленькие дети в большинстве своём непонятно на кого похожи. Особенно, если у родителей отсутствуют какие-то отличительные черты, например, какая-нибудь особая форма носа, или разрез глаз».

«У него… — Аля нехотя напрягла память, — У него родимое пятно на груди…»


…Ей, действительно, врезалось в память родимое пятно — единственное, что она разглядела очень хорошо… тёмно-коричневое овальное пятно размером с пятикопеечную монету красовалось на левой стороне груди её первого парня…


«Подумаешь, пятно. Даже если и будет у малыша это пятно, Виталику это ни о чём не скажет. Мало ли, от какого предка оно досталось! За это даже не переживай!»


Не переживать Алька не могла. Чем ближе были роды, тем больше ей казалось, что Виталий начинает догадываться об обмане… Она думала об этом каждый раз, когда оставалась с ним наедине. Эти дни превратились для неё в настоящую пытку.

Сам Виталик ни о чём не спрашивал, но, глядя на свой поистине гигантский живот, Александра чувствовала, как сжимается её сердце… Она очень боялась, что муж бросит её, как только увидит ребёнка… Вечерами, закрывая глаза, она пыталась представить своего будущего малыша… Она мечтала, чтобы он родился рыжим — мать Виталика, Софья, была от природы рыжеволосой, и, хотя сам Виталик был похож на отца, его дети вполне могли унаследовать от бабушки цвет волос… Но ожидаемый внук был Софье не родным, а в роду самой Александры рыжих, увы, не было…

Выписавшись из больницы, Алька немного успокоилась… В домашней обстановке, рядом с родителями, ей было намного легче, вот только живот становился всё больше, и больше…


…Аля ещё с утра почувствовала дискомфорт в организме. У неё ничего не болело, но непонятное беспокойство охватывало её время от времени. Ей хотелось плакать, при чём, безо всяких видимых причин. Сначала она списывала своё состояние на июньскую жару, но к вечеру прошёл дождь и воздух посвежел, а ей не стало легче. Беспокойство только усилилось, незаметно сменившись нервным возбуждением. Сессия была в самом разгаре, и они с Виталием все вечера готовились к экзаменам… но сегодня она была не в силах взять в руки учебник.


— Виталик… — глядя в окно на заходящее летнее солнце, Аля неожиданно почувствовала нервный озноб, — Поговори со мной…

— О чём? — он снова бросил на жену быстрый взгляд и тут же уткнулся в тетрадь.

— Не знаю… О чём-нибудь.

— Ложись спать. Если мешает свет, я выключу.

— Я не хочу спать…

— Ну, пойди, поешь… Сандра, не мешай. У меня завтра самый ответственный экзамен.

— И есть не хочу. Мне страшно.

— Чего тебе страшно?

— Просто страшно и всё… — Аля прилегла на подушку и, повернувшись лицом к мужу, подняла на него умоляющий взгляд, — Виталик…

— Ну, чего тебе, Сандра? — нехотя отложив книгу, Виталий сел в кровати, — Ну, чего ты боишься?

— Я рожать боюсь… — Аля неожиданно заплакала и, потянувшись, взяла его за руку, — Мне кажется, я умру…

— Успокойся, — тяжело вздохнув, парень придвинулся ближе и провёл рукой по её волосам, — ты не умрёшь. Всё будет хорошо.


Он так давно не прикасался к ней, что от его неожиданной ласки Александра разревелась ещё пуще. Не зная, что делать, Виталий продолжал гладить её по голове, как ребёнка.


— А, если умру… — всхлипывая, она кусала припухшие губы, — Ты его не бросишь?.. Пообещай мне, что ты его не бросишь!..

— Кого?

— Ребёнка…

— Да не умрёшь ты! — он нетерпеливо, резко провёл ладонью по её щеке, вытирая слёзы, — Чего на тебя нашло?! Тебе ещё два месяца ходить, а ты уже паникуешь!

— А, вдруг, он родится раньше времени?.. — она, затаив дыхание, ждала его ответа.

— Да с какой радости?! У тебя всего семь месяцев, ну, чего ты сейчас тут устроила?!


Чем больше он уговаривал жену успокоиться, тем обильнее становился поток её слёз, так, что Виталию пришлось, в конце концов, звать на помощь Веронику Григорьевну.

Только взглянув на дочь, та сразу всё поняла.


— Аля, у тебя живот или спина болят? — мать тревожно ловила неестественно блестящий взгляд Александры, — Что ты чувствуешь?

— Не болят… — девушка смотрела страдальчески, — Но мне как-то лежать неудобно… всё мешает…

— У тебя живот опустился…

— Как это?!

— Неважно… Я звоню Татьяне Алексеевне.


Виталий с изумлением наблюдал за торопливыми сборами, даже пытался помогать, подавая тёще то Алькины тапочки, то халат.


— Не надо, Виталик, — Вероника Григорьевна отмахнулась от протянутых вещей, — ей там всё дадут…

— А… куда её?.. — парень испуганно смотрел на побледневшую жену.

— Рожать, Виталик… рожать!..

— Рано же…

— Значит, не рано! — Вероника нервно сунула завёрнутое в целлофан бельё дочери в сумку, — Природа сама знает, когда пора, а когда рано!


Взволнованный Виталий даже не обратил внимания на то, что Вероника не удивилась этому его «рано»… На прощание он даже приобнял Александру, и лишь после того, как её увезла скорая помощь, начал осознавать, что в его жизни наступает переломный момент.


— Вероника Григорьевна, может, пока не нужно было её в больницу отправлять? — Виталик зашёл в кухню, где Вероника отпаивала чаем не менее взволнованного Семёна Ильича.

— Как не нужно? — женщина придвинула стул, — Садись, я тебе тоже чай налила.

— Так рано же… — внезапно вспомнив, что для родителей они озвучивали другой срок, Виталик запнулся на полуслове, решив тут же исправиться, — Сегодня же девятое июня… а ей вроде пятнадцатого срок…

— Это неважно, — подавая чай, Вероника махнула рукой, — неделя, две… Это неважно! Главное, чтобы сейчас всё обошлось!

— Достань-ка мне мой графин, — Семён, нахмурившись, посмотрел на жену, — да две стопки.

— Сеня, рано! — Вероника попыталась возразить, но под грозным взглядом супруга нехотя сделала шаг к кухонному шкафу, — Ну, рано же… вот как только всё будет позади, тогда бы и графин…

— Когда всё будет позади, я у тебя не рюмку попрошу, а стакан! — муж принял из её рук довольно большой графин с водкой, — Давай, и себе стопку доставай… чего уж там… И закуску ставь! Первого внука ждём, как-никак.

* * *

Круги перед глазами были разноцветными… Але даже показалось, что некоторые цвета она видит впервые… Потолок медленно закачался, и она снова закрыла глаза. Боль, жуткая, нечеловеческая, раздирающая всё тело, вдруг исчезла в один момент… Она оставила её, растворилась в этих ярких лучах, падающих откуда-то сверху… и в детском плаче…


— Умница! — как будто издалека послышался чей-то женский голос, — Сама справилась! Такого богатыря, и без кесарева!

— Кто у меня?.. — пересохшими губами еле прошептала Аля, — Мальчик?..

— Мальчик, я же сразу сказала, забыла?

— Я не слышала…


Она, действительно, не слышала… в первый момент заложило уши, и Александре показалось, что она на какое-то время потеряла сознание. Теперь же, придя в себя окончательно, она снова попыталась открыть глаза.


— Смотри, какого красавца родила! — акушерка с закрытым по самые смеющиеся глаза лицом поднесла к Але свёрток с новорождённым младенцем, — Смотри, а то сейчас унесу в детскую!

— Мальчик… — повторила Аля, с трудом вглядываясь в крошечное, сморщенное личико, — Такой маленький…

— Ничего себе — маленький! — рассмеялась женщина, — Четыре восемьсот, пятьдесят пять сантиметров!

— Он не рыженький?..

— Нет, не рыженький! Следующий раз лучше с папочкой старайтесь, будет вам рыженький!


…Ребёнка ей принесли лишь под вечер следующего дня. Аля не успела совсем оправиться, и врач пока не разрешала ей вставать с кровати. Нянечка с добрым, как у сказочной деревенской бабушки лицом без конца заходила в палату, чтобы ухаживать за роженицей, и сейчас, пожалев её, осталась, чтобы показать, как правильно кормить малыша.

Увидев сына, Аля в первый момент растерялась — она не знала, как принять его у детской сестры, но, только взяв в руки, тут же почувствовала необыкновенный прилив незнакомых ранее чувств — любви и нежности невероятной силы, преображающей всё её существо до неузнаваемости. Она была готова рассматривать это родное до боли личико до мельчайших чёрточек, до мельчайших морщинок… Она даже представить себе не могла, что можно так любить своё дитя… Любить с первой минуты, с первого мгновения… Она даже забыла о том, что сначала хотела распеленать младенца и посмотреть, нет ли у него родимого пятна, такого, как у его родного отца…