Тринадцать фотографий на все тринадцать лет, что родители были в моей жизни. Остальные фотоальбомы и воспоминания надежно упакованы в ящики в подвале – но именно эти я всегда держала под рукой. Эта коробка – одна из немногих вещей, что у меня остались. Я рассматривала содержимое каждый год в один и тот же день. День, когда моя жизнь в корне изменилась. В день, когда погибли мои родители.

«А ты едва не забыла», – прошептал мрачный голос у меня в голове.

Я пыталась не обращать на него внимание, но избавиться от мук совести оказалось не так-то просто. Без напоминания Лив я бы и не вспомнила. А ведь я совсем недавно ездила в родные места, навестила наш старый дом. Как такое вообще могло случиться?

Сердце болезненно сжалось из-за чувства вины. Подтянув колени к груди, я обвила их руками, стараясь стать как можно меньше.

Я не осмелилась покинуть круг света, опасаясь, что меня поглотят тени. Мне так хотелось, чтобы Мэл с Лив оказались рядом, это желание снедало меня изнутри. Я еще больше съежилась, пытаясь унять эту боль.

С годами воспоминания тускнели. Сначала я не смогла вспомнить цвет маминых глаз. Потом ее смех, запах. Папины растрепанные волосы. Его объятия, которые когда-то казались мне самым безопасным местом на земле.

Мы с сестрами так редко говорили о родителях, что иногда мне начинало казаться, будто я их просто выдумала. В этот день Лив, вернувшись из школы, обычно закрывалась на кухне и воспроизводила все мамины рецепты, какие только могла вспомнить, я пряталась в комнате, а Мэл с головой уходила в работу. Это, пожалуй, хуже всего: мы переживали день смерти родителей не плечом к плечу, а поодиночке. Ночью было не легче. И сегодня будет так же. Мне нужен покой, вот бы как улитка спрятаться в своей раковине, пока этот день не кончится. Но просто отключить голову не получалось: не помогали ни книги, ни музыка. Я не могла перестать думать о родителях. И эти мысли заглушали все остальные. Я пыталась отвлечься на что-то приятное, чтобы вытеснить плохие воспоминания, но они всегда возвращались – и мне становилось еще больнее.

Рядом с подушкой лежал заброшенный телефон. Я не могла собраться с силами, даже чтобы взглянуть на него, не то что ответить на сообщения. Чуть раньше я написала Мэтту, что не приду в университет, отложила телефон в сторону и с тех пор его не трогала.

До этой секунды. Желание услышать голос Чжэ Ёна пересилило потребность в одиночестве. Я набрала его номер и подождала. Потом еще и еще, а автоматический голос каждый раз сообщал, что абонент не доступен. Поколебавшись, я открыла мессенджер и отправила Чжэ Ёну сообщение.


Я: Ты не мог бы перезвонить?

Я: Сегодня… очень плохой день.


Вновь и вновь я перечитывала сообщения в ожидании, когда Чжэ Ён появится в Сети. Может, еще написать? Но эту идею я сразу же отбросила. Мне хотелось не жать на кнопки, а поговорить. Лично. Хотелось, чтобы он обнял меня и сказал, что все будет хорошо. Почувствовать его сердцебиение, такое умиротворяющее, вдохнуть так хорошо знакомый запах, забыться – хотя бы на мгновение.

Но Чжэ Ён все не звонил. Достучаться до него другим способом было невозможно, я даже в красках начала представлять, как сажусь на самолет до Южной Кореи… До чего нелепая мысль.

Я спряталась под одеяло и включила на ноутбуке сериал, чтобы отвлечься. С горем пополам мне это удалось – по крайней мере с задачей убить время я справилась. Между делом даже задремала, потом проснулась, снова включила сериал, съела йогурт. На часы не смотрела, настолько мне было все равно.

Бессмыслица: на первый взгляд сегодняшний день ничем не отличался от любого другого, но не реагировать на даты оказалось очень трудно. Этот день будто проклят, и решись я выйти из дома, все было бы еще хуже. Чем ближе вечер, тем легче встать с кровати. Время не остановилось, и это вселяло надежду: завтра будет новый день.

В конце концов мне надоела спальня, и я выбралась в гостиную, чтобы посмотреть телевизор. Хуже всего была царившая в квартире тишина. Не слышно взволнованной болтовни Лив и стука клавиш ноутбука Мэл. Именно одиночество делало этот день таким невыносимым. Все, что мне оставалось – тонуть в молчании и собственных мыслях.

Я почувствовала еще большее облегчение, когда Эрин написала, чтобы спросить, как у меня дела. Находясь за тысячи километров отсюда, она не забыла про сегодняшнюю дату. Виртуальное общение с подругой – это, конечно, не заменит живой беседы, но отрадно знать, что она помнит обо мне.

Ближе к вечеру открылась входная дверь. Я решила, что домой вернулась шатавшаяся без дела Лив. К удивлению, это оказалась Мэл: она оставила сумку в коридоре и поздоровалась.

– Уже вернулась? – осторожно поинтересовалась я. Когда она в последний раз так рано возвращалась с работы? На моей памяти – никогда.

Мэл нервно заправила прядь волос за ухо. Мэл. Нервно.

– Закончила сегодня пораньше.

Потеряв дар речи, я прищурилась.

– Лив дома? – спросила Мэл, снова выглядывая в коридор, будто ища там подсказку. – Я тут подумала: может, закажем еду? Посмотрим вместе кино. Вы так часто делаете.

– Мэл… – Я осеклась, пытаясь подобрать подходящие слова, чтобы объяснить мое недоверие. – Ты вернулась пораньше, чтобы посмотреть с нами фильм?

– Сегодня ведь годовщина смерти родителей, – наконец мягко заговорила она. Улыбнулась немного напряженно и неуверенно. – Раньше я просто с головой уходила в работу – думала, нам всем так будет лучше, но… видишь ли… Если последние недели и научили меня чему-то, то в первую очередь, что я не всегда права. Мне показалось неправильным оставаться сегодня в офисе. А потом я вспомнила: ты же недавно была в Нью-Буффало, а мы это даже не обсудили… – В нерешительности она пожала плечами. – Или ты хочешь побыть одна?

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы выйти из ступора. Так непривычно видеть Мэл ранимой и неуверенной в себе. Незнакомая, но милая Мэл.

– Нет, я… – Я так хотела, чтобы вы с Лив сейчас оказались дома. – Лив еще не вернулась, но если хочешь, мы с тобой можем пока выбрать фильм.

Мэл кивнула в знак согласия.

– Только переоденусь, – сказала она и ушла в комнату.

Она закончила работу раньше, чем обычно, чтобы провести время со мной и Лив. Именно сегодня. Что бы это значило? Едва я успела подумать об этом, как Мэл вернулась в гостиную.

Определяться с фильмом само по себе оказалось событием. Последние годы мы с Мэл ничего не смотрели вместе, кроме того, что шло по телевизору. Изучив коллекцию дисков Лив, мы так и не нашли ничего подходящего. Но тут наша младшая сестренка и сама вернулась домой.

Она застыла в дверном проеме, заметно растерявшись. Бросила взгляд на часы, а затем вопросительно посмотрела на нас с Мэл:

– Я опять что-то натворила?

Не удержавшись, я улыбнулась от уха до уха.

– Что скажешь насчет киновечера? – предложила Мэл. Уговаривать Лив не пришлось: тут же она отбросила все сомнения и бросилась помогать нам с выбором. Остановились мы на боевике, который никто из нас раньше не смотрел, устроились поудобнее на диване и позволили себе погрузиться в события на экране.

После фильма мы разошлись по комнатам, и я почувствовала себя гораздо лучше, чем утром. В годовщину смерти родителей я никогда не оставалась одна: со мной всегда была Эрин, с тех самых пор, как я повстречала ее в школе сразу после переезда в Чикаго. Но быть в этот день вместе с сестрами – что-то совершенно новое. Прошлое у нас одно на троих, поэтому мы не нуждались в словах, чтобы понять друг друга. Понимание таилось в каждой грустной улыбке, в каждой истории о прошедших днях.

Я сидела за письменным столом с карандашом в руке, но никак не могла подобрать идею для рисунка. После фильма я была немного уставшей, но пребывала в приподнятом настроении – сочетание, которое не давало так просто уснуть.

Рядом завибрировал телефон, и я вздрогнула от неожиданности. Увидев на экране имя Чжэ Ёна, я ответила, не раздумывая.

– Элла? – в его голосе слышалось облегчение, которое меня озадачило, но я вспомнила свои утренние сообщения, и все поняла.

Я откашлялась.

– Да? – голос у меня звучал немного хрипло, потому что сегодня я почти не разговаривала.

– Я только что увидел твои сообщения, – продолжил Чжэ Ён. – Мне так жаль, Элла. Сегодня не выдалось ни единой свободной минутки проверить мессенджер: весь день мы были в разъездах, а вернувшись домой, я тут же уснул. Что случилось?

Я чертила круги и линии на лежащем передо мной листе. Вечер с Мэл и Лив несколько облегчил отчаяние, которое тяготило меня весь день. Но когда Чжэ Ён задал вопрос, сердце все равно заныло.

– Родители… Это произошло ровно восемь лет назад.

– Сегодня годовщина? – спросил Чжэ Ён в ужасе. Я кивнула, как будто он мог увидеть, и прикусила кончик языка, почувствовав на глазах слезы. Я взглянула на часы, стоявшие на тумбочке, и снова откашлялась.

– Да. Еще несколько минут, и все закончится.

– Господи, Элла. – Я услышала, как он громко выдохнул. – Я должен был…

Чжэ Ён запнулся, и я поняла, что мы думаем об одном и том же. Он ничего не мог сделать. Даже если бы он увидел сообщение, в его графике все равно не нашлось бы свободного времени. Не верю, что Чжэ Ёну подвернулась бы минутка поговорить по телефону.

Он тоже это знал, поэтому оставшуюся часть фразы оставил при себе. Только спросил:

– Ты весь день одна? – Чувствовалось, что эта мысль сильно терзала его.

– Нет, – быстро ответила я. Сейчас я успокаивала Чжэ Ёна, хотя еще несколько часов назад сама нуждалась в его помощи. Как иронично… – Днем пришла домой Мэл, а потом и Лив вернулась. Мы смотрели кино, ели пиццу и… ну… Впервые мы провели этот день вместе.

– К счастью, – голос его все равно звучал немного напряженно. Я прямо-таки ощущала вину, которую он испытывал.

– От объятий я бы не отказалась. – Я попыталась разрядить обстановку.