Джоанна Линдсей - Когда любовь ждет

Англия, 1176 год

Сэр Гиберт Фицалан, прислонившись к толстому стволу дерева, наблюдал, как две служанки собирали остатки обеда, проходившего на открытом воздухе. Сэр Гиберт был в меру хорош собой, однако не соблазнялся вниманием женщин, и даже служанки его госпожи порой раздражали его. Именно в эту минуту более юная из двух служанок, по имени Уилда, бросила на него взгляд. Заметив, как вызывающе она держится, он быстро отвел глаза, и лицо его вспыхнуло.

Весна была в самом разгаре, и Уилда оказалась не единственной из женщин, бросавших пламенные взоры на сэра Гиберта. Но не только на него она обращала свои чары. Уилда была, бесспорно, хорошенькой, с изящным маленьким носиком и розовыми щечками. Ее каштановые волосы блестели, к тому же природа одарила ее и великолепной фигурой.

Однако Гиберт считал себя убежденным холостяком. К тому же Уилда была слишком молоденькой для мужчины сорока пяти лет. В самом деле, она была такой же юной, как леди Леони, которой оба они служили, а леди было всего девятнадцать лет.

Сэр Гиберт думал о Леони Монтвинской как о своей дочери. В эту минуту, когда на его глазах она удалялась в лес с луга, где начала собирать весенние травы, он послал четверых воинов издали оберегать ее. Он привел десять человек, чтобы охранять госпожу, и у воинов хватало ума не ворчать из-за того, что им приходится исполнять такую обязанность, которая никак не относилась к числу любимых. Леони нередко просила их собирать указанные ею растения. Это занятие было недостойным мужчин.

До наступления весны для сопровождения леди Леони было достаточно и трех воинов, но теперь в Круеле поселился новый хозяин, в его-то лесные владения Леони и направилась собирать травы. Сэра Гиберта новый владелец всех земель Кемпстона серьезно беспокоил.

Старый владелец Кемпстона, сэр Эдмонд Монтиньи, не был симпатичен Гиберту, однако старый барон, по крайней мере, не осложнял соседям жизнь. Новый же хозяин Кемпстона постоянно жаловался на крепостных Першвика с тех пор, как только вступил во владение крепостью Круел. И дело вовсе не в том, что жалобы действительно были обоснованны. Хуже всего было то, что леди Леони чувствовала свою личную ответственность за проступки своих слуг.

— Позвольте мне разобраться с этим, сэр Гиберт, — взмолилась она, впервые узнав про эти жалобы. — Боюсь, мои крепостные считают, что делают для меня доброе дело, творя бесчинства в Круеле. — Поясняя свои слова, она призналась:

— Я была в деревне в тот день, когда Алан Монтиньи приехал сообщить мне, что приключилось с ним и его отцом. Слишком многие крепостные видели, как я расстроена, и, боюсь, слышали, как я желала несчастья Черному Волку, который ныне владеет Круелом.

Гиберт с трудом верил, что Леони может кого-либо проклясть. Леони на такое не способна. Она слишком хороша, слишком добра, слишком быстро стремится исправить ошибки, облегчить другому заботы. Нет, считал сэр Гиберт, она не способна на дурные поступки. Она была избалована его опекой. Но, спрашивал он себя, если бы этого не сделал он, то кто? Конечно же, не ее отец, уславший Леони прочь из своего дома шесть лет назад, когда умерла ее мать. Он отправил ее в крепость Першвик вместе с Беатрисой, сестрой ее матери, потому что ему невыносимо было постоянно видеть ту, что так напоминала любимую жену.

Гиберт не мог постичь этого поступка, но ведь ему не довелось близко знать сэра Уильяма Монтвинского, хотя и поселился в его доме вместе с леди Элизабет, когда она стала женой сэра Уильяма. Леди Элизабет, дочери эрла — а она была пятым, самым младшим ребенком, — было дозволено выйти замуж по любви. Сэр Уильям никоим образом не был ей ровней, но любил ее, может быть, даже слишком сильно. Кончина жены погубила его, и он, видимо, не мог выносить присутствие своего единственного ребенка. Леони, как и Элизабет, была миниатюрной, изящной, светловолосой, природа щедро одарила ее необыкновенными волосами серебристого оттенка и серебристо-серыми глазами. Чтобы описать Леони, слово «красивая» было недостаточно.

Он вздохнул, думая об этих двух женщинах, матери и дочери; одна умерла, вторая была так же дорога ему, как и ее мать. Вдруг он замер: его благостные размышления были прерваны донесшимся из леса боевым кличем, яростным воплем.

Всего секунду Гиберт простоял без движения — выхватив меч из ножен, он бросился в лес. Четверка воинов, ждавшая неподалеку вместе с лошадьми, кинулась вслед за ним, и каждый в душе надеялся, что ушедшие с Леони воины держались рядом с ней.

Углубившаяся в лес Леони Монтвинская на мгновение тоже обмерла, услышав этот нечеловеческий вопль. Как обычно, она удалилась от сопровождавших ее воинов на значительное расстояние. Теперь же ей почудилось, что поблизости находится некий чудовищный, подобный дьяволу зверь. И все-таки природное любопытство, столь несвойственное леди, побудило ее направиться туда, откуда донесся этот вопль, вместо того чтобы вернуться к своим воинам.

Она почувствовала запах дыма и побежала изо всех сил, продираясь сквозь кусты и деревья, пока не обнаружила, откуда шел дым, — сгорела избушка лесоруба. Один из рыцарей стоял, глядя на дымящиеся остатки жилища, и пятеро других рыцарей и пятнадцать воинов в полном вооружении верхом на лошадях также молча смотрели на уничтоженное строение. Закованный в латы рыцарь расхаживал между пепелищем и людьми. Пока Леони разглядывала эту сцену, он разразился яростной бранью, и тут она поняла, откуда донесся тот ужасающий вопль. Поняла и то, кто этот рыцарь. Она отступила за кусты, где ее не было видно, радуясь, что темно-зеленая накидка скрывает ее.

Однако укрытие перестало быть тайным, когда ее воины примчались вслед за ней. Леони быстро повернулась к ним, умоляя молчать, и жестом попросила удалиться. Она бесшумно подошла к ним, воины окружили ее кольцом и направились в сторону замка. Спустя секунду сэр Гиберт и остальные воины присоединились к ним.

— Нет никакой опасности, — уверенно сообщила она сэру Гиберту. — Но мы должны уйти отсюда. Владелец Кемпстона обнаружил сгоревшую дотла хижину лесника и, похоже, очень разгневан.

— Вы видели его?

— Да. Он совершенно взбешен.

Сэр Гиберт фыркнул и поспешно увлек Леони прочь. Нельзя, чтобы ее обнаружили в сопровождении оруженосцев рядом со сгоревшей хижиной. Как ей тогда доказывать непричастность?

Позже, когда опасность минует, крепостные вернутся в лес и заберут собранные Леони травы. Сейчас же леди Леони и вооруженных воинов нужно было увести от этого места.

Помогая ей сесть в седло, сэр Гиберт спросил:

— Откуда вам известно, что вы видели Черного Волка?

— На его платье на черном поле вышит серебряный волк.

Леони не сказала, что однажды уже видела этого человека. Она не решилась бы сказать об этом сэру Гиберту, потому что как-то раз, укрыв свое лицо, тайком от него уехала из крепости на турнир в Круел. Позже она сожалела об этом.

— Скорее всего это был он, хотя его воины и слуги тоже носят те же цвета, — согласился сэр Гиберт, вспомнив тот ужасный вопль. — Вы заметили, как он выглядит?

— Нет. — Ей не совсем удалось скрыть разочарование, сквозившее в ее тоне. — На нем был шлем. Но он громадного роста, это было очевидно.

— Будем надеяться, что на этот раз он не пришлет сюда своих людей, а приедет сам, чтобы проследить, все ли приведено в порядок.

— А может быть, он приведет свое войско — Моя госпожа, у него нет доказательств. Разве только один крепостной будет свидетельствовать против другого. Теперь же укройтесь в крепости, а я поеду за остальными и присмотрю за тем, чтобы деревня была надежно защищена.

Леони отправилась домой с четырьмя оруженосцами и двумя служанками. Она поняла, что недостаточно решительно предостерегала своих людей от распрей с крепостными из Круела. По правде говоря, предупреждала она их не слишком охотно, потому что ее устраивало то, что нового хозяина Кемпстона одолевали домашние неурядицы.

Ранее ей хотелось скрасить условия жизни для своих людей, устроив в следующий праздник развлечения в Першвике. Но беспокойство из-за Черного Волка и неуверенность в том, как он поступит, убедили ее в том, что в крепости не стоит собирать много людей Нет, лучше будет, если она внимательно проследит за делами соседа и не позволит своим людям собираться там, где наверняка станут пить крепкие напитки Она знала — они вполне могли задумать такое, что легко обернулось бы против нее Конечно, если жители ее деревни решат затеять заговор против Черного Волка, ей лучше остаться в стороне.

Она поняла, что ей нужно сделать. Необходимо еще раз поговорить со своими людьми как можно тверже. Но, подумав о дорогом Алане, изгнанном из дома, и бедном сэре Эдмонде, ушедшем из жизни для того, чтобы король Генрих[1] мог одарить одного из своих наемников прекрасным имением, она поняла, что вряд ли желает Черному Волку мирную жизнь.

Леони передала мыло служанке и наклонилась, чтобы Уилда могла вымыть ей спину. Она жестом отказалась от ведра с водой, чтобы смыть пену, а вместо этого опустилась в большую ванну, чтобы насладиться успокаивающими настоями из трав, пока вода не остыла.

В очаге горел огонь, согревая комнату. За окном стоял тихий весенний вечер, но голые каменные стены замка Першвик источали холод, который никогда не покидал ее покоев. А потолок комнаты Леони, соединявшийся с потолком просторного зала, позволял сквознякам спокойно гулять здесь.

Имение Першвик было старым, оно не предназначалось ни для уютной жизни, ни для приема гостей. Зал был просторным, но не перестраивался с тех пор, как его построили сто лет назад. Комнату Леони отделяли от дальнего конца зала деревянные перегородки. Она жила в этой комнате вместе со своей тетей Беатрисой, и, чтобы каждая из них могла уединиться, комнату тоже делила пополам перегородка. В отличие от некоторых новых строений, в доме не было женского крыла, к залу ни сбоку, ни сверху не примыкали другие комнаты. Слуги спали в зале, а воины в башне, где жил и сэр Гиберт.