— Не понимаю, что тут такого смешного?! — с негодованием произнесла Исидора.

— Вы… Думаю, это все из-за того, что вы — леди. Вот вы напридумывали себе чего-то о моих причиндалах, а из этого, между прочим, можно сделать вывод, что и вы сами никогда… — Он выразительно приподнял брови.

— Что-о? — окончательно смутившись, спросила Исидора.

— Вы сами никогда не пытались доставить себе удовольствие, — пояснил он.

Исидора изумленно смотрела на него.

— Что-о? — повторила она.

— Черт возьми, так оно и есть!

Она опять стала краснеть.

— Не думаю, что вам следует разговаривать со мной об этом, — промолвила она.

— Дьявол и преисподняя…

— Не смейте!

— Я толкую об удовольствии, — сказал Симеон. — Об удовольствии, какого вы явно никогда в жизни не получали.

Исидора молчала. Его вообще не касается, какое удовольствие она когда-либо получала, а какое — нет.

— Мне следовало догадаться об этом, — пробормотал он. — А теперь послушайте меня, Исидора. Мои… Какие слова мне дозволено использовать?

— Не знаю, — покачала она головой. — Ну-у… возможно, краник. Хотя никто и никогда не говорил со мной о краниках.

— А ведь им этого хотелось, — сказал Симеон. — Просто вы не давали им этой возможности. Господи, краник! Такое слово употребляют матери пятилетних мальчиков, объясняя им, как надо проситься на горшок. Вы уверены, что мы не можем произносить более смелое слово, которое бы соответствовало его размеру?

Исидора открыла рот, закрыла его, а потом настойчиво повторила:

— Краник.

— Ну хорошо. Но тогда я бы назвал свой краник «большим краном», Исидора.

Он по-прежнему смеется над ней. Исидора сложила руки на груди.

— Нет ничего нелепее мужчины, который испытывает необходимость хвастаться размером своего естества, — с улыбкой промолвила она.

— Это не хвастовство, а утверждение.

— Хм!

— Хотите, чтобы я это доказал? — Он снова положил руки на застежки своего пальто.

— Нет!

Симеон посмотрел на Исидору. Она одновременно смущалась и негодовала. Она не производила впечатления покорной, милой или послушной… Нет, скорее, она походила на сухие дрова, подготовленные для костра, которым необходима всего лишь искра, чтобы вспыхнуло пламя. Она никогда не доставляла себе удовольствие… никогда… она ждала!

Кровь запульсировала в его жилах. Симеону потребовалось все его самообладание, чтобы не заключить Исидору в объятия.

— Я вполне понимаю ваше беспокойство, — сказал он.

— Вы так считаете?

— Вы покупаете кота в мешке. В отличие от остальных англичан, которые живут вокруг вас, я в последние пятнадцать лет не шлялся по борделям. Но если мы все-таки поженимся, Исидора, то я не заражу вас никакой болезнью.

Она кивнула.

— Вы вполне резонно предполагаете, что мой краник находится в нерабочем состоянии, — продолжал Симеон, — что он бесформенный, сморщился от отсутствия тренировок, устал от того, что я рукой…

— Довольно! — перебила она его.

— Таким образом, я должен доказать вам, что с ним все в порядке, прежде чем вы согласитесь перейти к брачным отношениям.

— Вопрос в том, согласитесь ли на это вы, ведь я оказалась не той маленькой наседкой, какой вы ожидали меня увидеть.

В карете наступила тишина. Теперь Исидора иначе относилась к его физическим возможностям.

— Не то чтобы я хотел взять в жены неумную женщину, — осторожно начал он.

Однако Исидора перебила его:

— Вы просто не хотите на мне жениться!

— Дело не в вас, Исидора.

И вновь он обрел уже знакомый ей вид абсолютного спокойствия и самоконтроля. Исидора стала лучше понимать Симеона и даже жалеть его. Ее муж считает, что он сумел укротить гнев и страсть, не говоря уже о страхе. Он считает, что сама жизнь у него под контролем. Он глупец, но это не означает, что он безумен, как они с Джеммой предполагали. И, судя по его же словам, он далеко не бессилен в интимной сфере. Совершенно ясно: ей надо подумать о том, как вести себя дальше.

— Если мы аннулируем брак, я немедленно уеду в Африку, — промолвил он. — Подпишите бумаги, забудьте обо мне и займитесь поиском другого мужа.

Она кивнула:

— Как великодушно с вашей стороны.

Опустив глаза, она сжала кулаки. «Мы аннулируем брак…» Симеон до сих пор считает, что он в состоянии определить дату конца их брака, как это было в течение первых одиннадцати лет.

— Вполне возможно, что старый муж сгодится для того, чтобы оценить достоинства нового мужа, — заметил Симеон.

Исидора натянуто улыбнулась.

— О чем вы толкуете, не пойму?

— Я видел такое в Смирне, — ответил он.

— Где это?

— На Средиземном море, в Анатолийской империи, — принялся объяснять Симеон. — Путешествуя по тем местам, я познакомился с визирем и его братом, которые направлялись к одному шейху, чтобы предстать перед ним в качестве претендентов на руку его дочери. Решающий фактор? Состояние краника.

— Его размер?

— Размер и длина, — ответил Симеон. — Шейх пригласил на это… состязание весь свой гарем. Ну и меня тоже.

— Выходит, шейх приглашал туда кого попало? Нет, я не хочу сказать, что он не должен был предлагать этого вам, но вы же женатый человек, — заметила она.

— Да шейха не интересуют английские браки, — объяснил Симеон. — Для того чтобы попасть на состязание, надо было предложить шейху тигровый рубин. Так уж получилось, что у меня есть нечто вроде коллекции таких рубинов. Мне кажется, что некоторые из джентльменов и не надеялись получить руку принцессы, однако они были счастливы предложить правителю свои тигровые рубины.

— И все из-за гарема? — предположила Исидора, приподнимая брови.

— Там были прекрасные женщины, — сказал Симеон. — Прекрасные и изысканные.

— Замечательно! — промолвила Исидора таким кислым тоном, от которого могло бы свернуться молоко. — И как же вам удалось устоять перед искушением?

Симеон усмехнулся:

— У меня же были вы.

— Ха! Да вы даже не…

— У меня есть вы, — перебил он Исидору. — Впрочем, вы правы. Давайте скажем так: у меня не было вас. Тогда. Но вы стоите целого гарема и тигрового рубина.

Исидоре пришло на ум множество язвительных замечаний, которые она могла бы сделать в ответ на эти слова, например, сравнить себя с той самой наседкой, однако она сдержалась.

— А как выглядят тигровые рубины? — спросила она. — Никогда о таких не слышала.

— Они великолепны! Представьте себе рубины с тонкой желтой прожилкой. Это очень-очень редкие камни. В конце концов шейху удалось набрать все со лишь восемь таких рубинов — и это несмотря на красивых девушек из гарема.

— Но как вы об этом узнали? Вы были на свадьбе?

— Разумеется, — кивнул Симеон. — Победил визирь Такла Хейманот, и после восьми дней празднеств (ему был необходим отдых после состязания), он женился на дочери шейха. Ну а потом я купил у шейха восемь рубинов, и мы все были счастливы.

— Покажете мне один из них?

— Только не сейчас, — ответил Симеон. — Они в банке.

— В банке?! История каждого такого камня весьма сомнительна.

— Сомнительна? Да их покупают для удовольствия!

— Сомневаюсь, что наложницы из гарема испытывают удовольствие.

— Даже если это и так, они очень старательно его изображают, — проговорил Симеон. — Видите ли, им пришлось выбирать.

Исидора опять почувствовала, что ее щеки горят, однако его рассказ заворожил ее.

— Им пришлось выбирать? — переспросила она.

— Вы должны понять: именно у этого шейха в гареме было двести тринадцать жен. А сам шейх был уже немолод. Так что у юных леди из гарема было совсем немного развлечений. На руку дочери шейха было восемь претендентов — из них наложницам и позволили выбирать. Кстати, это еще одна сторона состязания: если ни одна из наложниц не захотела бы лечь в постель с кем-то из женихов, то он выбывал из списка претендентов.

— О! — только и смогла выдохнуть Исидора.

— А вы бы прелестно смотрелись в вуали, какие носят наложницы.

Если она будет вынуждена как-то подтвердить их брак, то появится перед ним только в вуали, и вот тогда-то Симеон пожалеет о том, что задумал аннулировать брак. Об этом стоит подумать.

— А мне нравится, как шейх все устроил, — заметила Исидора.

— Правда?

— Хотя если бы я была принцессой, то попросила бы его изменить кое-что в состязании, — заявила она.

— Что же именно?

— Мне кажется, было бы очень интересно, если бы и у принцессы была возможность выбирать своего будущего супруга — так же, как это делали наложницы из гарема. Полагаю, джентльмены, о которых шла речь, были не одеты?

Симеон был крайне удивлен ее вопросом, и она испытала удовлетворение от этого. Пусть не думает, что он — единственный, кто может разговаривать на весьма скользкие темы.

Карета остановилась, и Исидора принялась натягивать перчатки.

Симеон наклонился к ней и забрал у нее одну из них.

— Что?..

Он снял с ее руки вторую перчатку. А когда дверь кареты распахнулась, он выбросил перчатки прямо на дорогу. Они пролетели перед лицом оторопевшего кучера. Тот вскрикнул, попятился и упал.

— Вы невыносимы! — воскликнула Исидора, наклоняясь вперед и выглядывая на улицу. — Не могу же я пойти на встречу без перчаток. — Ее голубые перчатки валялись в дождевой луже.

— Ты же их ненавидишь, — промолвил Симеон, выходя из кареты и протягивая ей руку — тоже без перчатки.

Исидора заскрежетала зубами, но вложила свою руку в его.

Она ничем не могла объяснить тот шок, который испытала, когда ощутила исходящее от него тепло.