Бездельница Алиса же, наоборот, расцвела. Четыре лишних килограмма, которые неожиданно придали ей здоровый вид, скрывал загар из солярия, куда она повадилась ходить три раза в неделю; кожа на лице от курса массажа с эфирными маслами светилась; волосы обрели новый прохладный оттенок, а на одном из ногтей появился кокетливый брелок в виде сердечка. Подруги намекали, что она превращается в домохозяйку, но Алиса наслаждалась — может, у нее больше не будет в жизни другой такой возможности полениться от всей души?

Лиля взяла на себя финансовые дела: для разминки закатила скандал Лизе, которая по необъяснимой причине вела себя на удивление спокойно; отправилась в банк, где обещала всех засудить, и велела Алисе не дергаться, так как, по ее словам, подключила к делу влиятельных людей, которые «размажут эту выскочку по всей Центральной Африке».

Лиля же умудрилась получить доступ к Алисиной квартире, откуда вывезла драгоценности и картины, что вывело Алису из себя, так как бабушка не забрала ни одной ее вещи — в смысле одежды.

— Учись получать удовольствие от того, что есть! — отрезала Лиля.

Марик очень за них беспокоился, рвался помочь Лиле, но, если честно, он вроде их немного побаивался — ведьм, потому как стоило им собраться вместе, он затихал, устраивался на кухне и лишь прислушивался к разговорам — да и то с таким видом, будто вот-вот описается.

Прелести моногамии с каждым днем казались Алисе все более привлекательными. Раньше она впадала в ярость, когда понимала, что из-за романа с каким-нибудь Димой никогда не узнает, что такое — заниматься любовью с красавчиком с индейским ирокезом, а сейчас получала удовольствие от того, что ей есть ради кого идти на компромиссы с самой собой, что ей хочется выбирать в пользу Марка, быть недоступной для других, быть Его женщиной.

Будни превратились в праздники, и Алиса не замечала рутины, на которую жалуются знакомые — им с Марком было весело, они были счастливы, и все — абсолютно все, что они делали вместе, казалось увлекательным, феерическим, новым.

Алиса вспомнила, как однажды шла по улице мимо скромного такого, неприметного дома — и решила срезать путь, пройти двором. И вот со двора ей открылось удивительное зрелище — то ли архитектор перепутал, то ли нарочно так задумал, но торцевая сторона оказалась роскошным фасадом в стиле раннего конструктивизма — наклонные лестничные окна, благодаря чему казалось, что это не окна кривые, а лестницы накренились, захватывающий дух дизайн балконов, сплошное королевство кривых зеркал и броский минимализм. Возле дома Алиса стояла с четверть часа — приходила в чувство, и сейчас с Марком произошло все то же самое — с торца эта странная семейная жизнь оказалась такой интересной, что Алиса никак не могла понять: о чем она думала все эти годы? Почему ей никто не сказал? Хотя у нее перед глазами был пример рублевской Наташи и ей подобных, а это мало кого способно обнадежить — разве что самых отпетых охотниц за миллионерами, но ведь ясно, что не все живут так, как Наташа…

Правда, «не так» представлялось Алисе неким усредненным вариантом, слепленным из журнальных статей, старых анекдотов и программы «Большая стирка» — женатые, с детьми, вечером — готовка и любимый сериальчик, по выходным — средней паршивости загородный дом и свой огородик, потому как огороды появлялись на участках даже самых обеспеченных знакомых: либо домработница не могла пережить столь халатного обращения с землей и где-нибудь между розами и нарциссами высаживала петрушку, либо мама божилась, что получит инфаркт, если не увидит за бассейном парник с огурцами, либо сами втягивались, склоняясь к мнению, что кабачки, выращенные своими руками, дадут сто баллов вперед рыночным.

Иногда, когда Марик уезжал на встречи с читателями, на интервью или на обязательные встречи с издателями или распространителями, Алиса брала машину и отправлялась за город. К себе. Сначала она объезжала вокруг дома, потом ставила машину неподалеку и гуляла, высматривая сквозь решетку особняк. Квартиру она точно решила продать — потом, когда все закончится, а вот дом полюбила — только надумала ремонтировать, чтобы добавить больше от себя.

Иногда заходила к Насте, и та поила ее жидким чаем с запахом заношенных тапок и кормила вкуснейшими жареными пирожками. Настя похорошела — призналась, что даже сидит на диете, так как готовилась к встрече с московским доктором, которого ей нагадала Алиса, и не хотела предстать перед будущим мужем без маникюра, в застиранном халате. Алиса страшно развеселилась и в следующий раз привезла Насте модный сатиновый халат, белье — недорогое, из стока, но сексуальное, краску для волос, свой старый фен с диффузором и еще мешок всякой ерунды — кремы, лосьоны, губки для лица, косметику — все, что было куплено, но не подошло ей самой. У Нины, которая была одного размера с Настей и которая в последнее время сильно поднялась материально, Алиса отобрала старые вещи и отдала соседке — а вдруг, и правда, появится тот самый суженый доктор?

Апрель был удивительно теплый. В середине вдруг коварно подморозило, но зиме, видимо, стало неловко за такую настойчивость, и за два дня она капитулировала.

В воскресенье утром она спала сном младенца, когда Марик прошептал ей на ухо, что уходит, поцеловал в макушку, но она уже проснулась, перехватила его и потребовала разъяснений. Возбужденный Марик признался, что еще в прошлом сезоне купил себе спортивную «Ямаху», а сейчас поедет в гараж к некому Зае (как позже выяснилось, здоровенному мужику на красном мотоцикле) приводить в порядок технику. Может, они дадут круг почета по району — ведь в конце апреля официальное открытие сезона, прокачают тормоза, посмотрят последние записи гонок — в общем, мальчуковые развлечения.

И Алиса поехала к себе «домой» — раз уж она вчера прикупила Насте красную водолазку с короткими рукавами, стильный черный шарф и отобрала у Фаи в магазине «бракованное» пальто, которое просто замерили, а после химчистки оно снова превратилось в новое и красивое.

Во-первых, Алисе было неловко, что она так обнадежила Настю, но самое главное — соседка связывала ее с домом, была последней ниточкой, которая тянулась в усадьбу. Настя чуть не родила, когда Алиса вывалила вещи из сумки, благодарила ее так, что охрипла, вытащила ее на прогулку, нарядив в страшные коричневые резиновые сапоги, а по возвращении накормила так, что Алиса уже собралась остаться с ночевкой — после борща, котлет с жареной картошкой, домашних солений и пирога с малиновым вареньем даже сил курить не было. Настя отправила дочь в магазин за кофе, и Алиса выдула две здоровенные кружки, которые Настя по-деревенски называла бокалами, прежде чем смогла сесть за руль, будучи уверенной, что не заснет через минуту-другую.

Был поздний весенний закат, когда уходящее солнце тешит надеждой, что будет новый радостный день, и листва скоро зазеленеет, и вода в озерах согреется, и предвкушение лета застилает унылый загородный пейзаж с весенней грязью и разливными лужами… Алиса не спеша ехала по шоссе и уже подбиралась к МКАД, когда зазвонил телефон. Номер был незнакомый — и это ее заинтриговало.

— Алло, — на всякий случай строго ответила Алиса.

— Алиса Денисовна? — уточнил мужской голос.

— Вроде бы… — растерялась Алиса. По имени-отчеству ее давно уже никто не называл. Разве что представители страховой компании и бухгалтерия.

— Трейман? — продолжал голос.

— Да. С кем я говорю?

И тут мужчина принялся объяснять, но Алиса все никак не хотела его понимать. Рванув наперерез движению, под залп автомобильных гудков, она припарковалась на обочине, дрожащими руками вытащила из пачки сигарету — одну вытащила, а остальные вывалила на пол, прикурила и перебила мужчину, который, кажется, очень хотел, чтобы она ответила на какой-то вопрос.

— Извините! — взвизгнула Алиса. — Вы не могли бы еще раз объяснить, что случилось? Я… — она всхлипнула. — Я… — и тут она разрыдалась.

Закончив беседу и записав все данные, Алиса вышла из машины — в глазах было темно — поставила автомобиль на сигнализацию и взмахнула рукой.

К счастью, тут же остановился вполне приличный «Форд» — видимо, возжелал помочь девушке, у которой машина сломалась (а что он еще мог подумать?), Алиса устроилась на заднем сиденье и схватилась за голову. Она совершенно не понимала, куда они едут — все расплывалось перед глазами. В голове тикала мысль: «Этого. Не может. Быть».

Он не мог! Марик не мог врезаться в «Газель». Или «Газель» в Марика. Это ошибка. Он в коме!!! Алиса не выдержала и громко разрыдалась. Очень милый водитель подсовывал ей салфетки и воду, Алиса даже понимала, чего он от нее хочет, тянула руку, но промахивалась — потому что ничего не видела, и сопли текли за воротник, как у маленькой, но ее даже это не отвлекало — она не могла пережить такое горе, оно рвалось изнутри и кожа трещала, и кости хрустели, и не было никаких сил поверить, что так бывает!

Наверное, по дороге она позвонила Фае, потому что подруга ждала ее у входа в Русаковскую больницу, усадила, привела врача — пока тот шел, показалась Марьяна, она что-то говорила, но Алисе казалось, у нее на голове платок и шапка-ушанка — звуки были где-то далеко-далеко.

Врач сказал, что все очень плохо — они не уверены, выйдет ли Марк из комы, а если выйдет, не будет ли паралитиком… Тут Алиса уронила лицо на колени и взвыла, так что с врачом подруги разбирались сами. Чуть погодя ее отвели в кабинет, где медсестра вколола ей что-то, и после этого Алиса заснула, не дойдя до Файкиной машины.

Проснувшись, получила от Фаи еще одну порцию таблеток — и так длилось два дня, пока Алиса вдруг не открыла глаза и не поняла, что ее тело переполнено транквилизаторами. Поняла она это настолько отчетливо, что тут же догадалась — она в себе.

Сил хватило лишь на то, чтобы спустить ноги с кровати — все-таки она два дня ничего не ела и, видимо, нервничала во сне. Минут через десять Алиса встала — и это ей не понравилось. Стоять, оказывается, жуть как тяжело. Побыстрее преодолев расстояние от кровати до двери, Алиса прямо-таки вспотела от усилий. Хорошо хоть, что ее уложили на первом этаже — с лестницы она бы точно навернулась, так как голова кружилась с энергией фигуристки, выполняющий тройной тулуп.