— Усков приглашал выпить потом… — смутился Марк.

— Ладно, на Ускова я согласна, он нормальный, — Алиса потрепала его по плечу.

Тут их настиг светский фотограф — кажется, из «Базара», они обнялись, и так и ходили — пока не позвали занять места. Рядом с Мариком ей было плевать на весь мир — он был ее крошечной, но очень значимой вселенной, и рядом с ним смысл появлялся во всем — даже в этой безумной вечеринке.

Глава 8

— Твою мать… — простонала Алиса и ухватилась рукой за стену.

В глазах потемнело. Этого быть не может! Это не она!

Это не ее жирная целлюлитная задница и живот с кошмарной складкой! Когда? О боже, ну когда она так растолстела? Сколько в ней кило? Сто? Сто пятьдесят?

Весы показали шестьдесят, но Алиса ощущала себя на все двести. Почему никто не сказал ей «если ты целыми днями лежишь на диване, ешь двенадцать раз в день, каждые полчаса расправляешься с шоколадкой и постоянно находишься под воздействием „лонг айленда“ — жир появляется со скоростью два килограмма за три дня»?

Сегодня двадцать восьмое апреля. Через два дня — Вальпургиева ночь, ее первый шабаш, и она толстая!

Шабаша Алиса боялась до жути — она в детстве читала Гете и прочие страшные истории, так что навоображала себе и черта, играющего на конской голове, и ведьм, спаривающихся с демонами, и Сатану, прихлебывающего кровь из черепа…

Лиза ее, конечно, высмеивала — уверяла, что оргий никаких не будет (по крайней мере не страшнее, чем в клубе «Дягилев»), но все-таки осторожно намекнула, что на Броккене все несколько театрализованно, в традиционном стиле.

Алиса немного успокаивалась, пока не начинала думать: а что, собственно, представляет собой этот самый традиционный стиль? Все голые? Человеческие жертвы?

Есть, в конце концов, надежда, что на ведьму свыше шестидесяти килограммов никто не польстится?

Или, наоборот, с ее участием организуют какой-нибудь сексуально-извращенный обряд инициации?

Жуть… Она успеет сделать липосакцию?

Это все Марк виноват! Зачем он тащит в дом все эти пирожные, булочки и осетрину горячего копчения? А?

Ладно… За два дня она не похудеет, но уже прямо сегодня надо остановиться и решительно заняться салатом из овощей. Долой свежий хлеб и соленую рыбу!

Только вот интересно, — смутилась Алиса, — а «долой» — это как? В помойку?.. Она не может… Холодильник забит дорогой едой, и у нее не хватит мужества выкинуть пять тысяч рублей. Ум-м… Какой соблазнительный салат из креветок…

Алиса резко захлопнула холодильник.

«Что со мной?» — запаниковала она. Может, депрессия? А она и не заметила? Думала, все наоборот — она счастлива, и все у нее хорошо? Так ведь бывает… Кажется, все, что нужно: отлежаться на диванчике, заниматься лишь тем, что не приносит денег — то есть смотреть ТВ, читать, трепаться по телефону, покупать новую косметику и часами краситься перед зеркалом… А потом выясняется, что все это просто очередной способ убежать от реальности.

Алиса вышла на улицу (первый раз за три дня — несмотря на то, что жила за городом), вдохнула уже почти теплый воздух, порадовалась, что показались первые желтые и липкие листочки, присела в плетеное кресло, и ее озарило. Она просто до ужаса боится того, чем ей придется заниматься дальше! Точнее, не знает. Поэтому и боится. Делать что-то надо, а она в полнейшем неведении, что именно. И, если уж совсем честно, мысли об этом чертовом шабаше доводят ее до истерики — она готова откусить себе ногу, только бы остаться дома. Но она, к сожалению, не может отказаться. Приглашение — цепочка из белого золота с кулоном в виде метлы, рукоять которой украшена крошечными черными бриллиантами, получено, а, значит, обратного хода нет. Вот так. Единственное, что утешало — кулон очень выигрышно смотрелся на ее располневшей груди. Это если стоять перед зеркалом, втянув живот.

Алиса еще раз проверила холодильник — вдруг продукты сами исчезли, и тут ей в голову пришла удивительная, светлая идея!

Алиса вытащила из шкафа пакеты, собрала еду (кроме овощей), засунула их в машину и поехала к Насте, у которой покупала молоко, творог и мед. Настя работала продавщицей в деревенском магазине, на досуге торговала молочными продуктами и содержала троих детей без отца. Вальпургиева ночь — это же Первое мая, День труда! Пусть ее несчастные детки наедятся до отвала — особенно им понравятся офигительные эклеры с заварным кремом, облитые настоящим горьким шоколадом, а не соевой бурдой!

Настя, конечно, слегка прибалдела от такой щедрости, но потом вдруг как-то подтянулась, странно так на Алису поглядела, прикусила губу, но все же решилась:

— Алиса… — сказала она и впала в транс.

— Настя, говори давай, я не кусаюсь, — поощрила ее та.

— Я, когда муж умер, чуть на трассу не пошла работать, — призналась Настя, все еще странно посматривая на нее. — Но быстро одумалась — мне же детей растить, что из них получится, если мать — поблядушка?

Она замолчала.

Алиса, изобразив крайнюю заинтересованность, кивнула головой.

— Знаешь, мне иногда кажется, что я не живу, а хожу, как в тумане, — сообщила Настя. — Я же в медицинском техникуме училась. Думала, в Москве работать буду, а как родила этого дармоеда… — Настя имела в виду старшего сына Борю. — Так и пришлось выкручиваться. Устроилась в магазин, Толя… — это был ее покойный муж, — хорошо зарабатывал… Я думала — все впереди. Вот подрастет Боря. Подрастет Зинка… Вадика в детский сад отправлю… А потом Толя умер, и… я тоже как будто умерла.

Настя сделала шаг вперед и вцепилась Алисе в руку.

— Я же все про вас знаю! — зашептала она. — Другие только сплетничают, а у меня бабушка в вашем доме работала. Все болтали — нехорошее место, но она говорила, чтоб я дураков не слушала, и что ничего я в этом не понимаю, чтобы судить! Алиса! Скажи мне правду!

Алиса, уже проклинавшая мгновение, когда ее заплывший жиром мозг направил сюда с сумками продуктов, нащупала утюг, которым собиралась если не отбиваться, то пригрозить буйной хозяйке, но вдруг у Насти из глаз брызнули слезы, она с размаху опустилась на стул и заревела.

Алиса что-то бормотала, а Настя, высморкавшись в кухонное полотенце, взвыла:

— Погадай мне, что тебе стоит! — и опять разрыдалась.

У Алисы отвисла челюсть. Так вот в чем дело!

— Понимаешь, я не… — промямлила она, но Настя смотрела на нее, как на чудотворную икону, и Алисе не хватило мужества для отказа.

Так как она сильно сомневалась в своих способностях, то решила просто наврать Насте что-нибудь обнадеживающее. Кофе дома не было, карт тоже, поэтому Алиса взяла протянутую руку, уставилась на нее и принялась сочинять оптимистичный, но не слишком уж радужный текст.

Она смотрела и смотрела в Настину грубую ладонь, пока вдруг не заметила, что бессистемное сплетение линий обретает смысл. Скоро Настя заболеет и попадет в больницу. Ничего страшного — что-то по женской линии, скорее всего, воспаление придатков. Дети, конечно, останутся без призору, зато ее переведут в город, и там она познакомится с мужчиной, который станет отчимом ее дармоедам. Ее ждет смена работы… то есть просто тут ясно видно, что она будет заниматься чем-то другим, и это принесет ей деньги. С мужем она, возможно, разведется — но это не точно, зависит от обстоятельств, или от того, что она сама решит, но Настя будет… богата.

— Да не может быть! — воскликнула Настя, и тут только Алиса поняла, что давно уже говорит вслух.

Она с трудом выпуталась из паутины линий, ощутила, что вспотела, устала и рассердилась, забрала творог, который ей всучила Настя (ничего, добавит в салат), и уехала в легком недоумении. У нее что, дар предвидения? А как же ее собственное неопределенное будущее? Может, стоит на этом сосредоточиться?

Развалившись дома на диване, Алиса уставилась на свои ладони, но никак не могла сообразить, о чем говорят все эти знаки на руках. Путаница. Она набрала номер Нины — все-таки специалист по ясновидению, хоть и слабенький, но та ее, увы, не утешила.

— Знаешь… — смутилась она. — Ладно, не буду врать. В общем, если ведьма не может разобрать, что показывают линии на ее собственных ладонях, значит, тебя впереди ждет беда.

— Какая беда? — испугалась Алиса.

— Я не знаю.

— А… может, я к тебе сейчас приеду? — настаивала Алиса.

— Я сама к тебе приеду, — пообещала Нина. — Кстати, тебя в последнее время ничего не тревожит?

— Не считая лишнего веса?

— Все! Буду часа через полтора! — рассердилась Нина и дала отбой.

Приехала через три — разумеется, сославшись на пробки, и с собой привезла самую жирную, сытную и вредную еду на свете, включая восхитительный «Наполеон».

— Издеваешься? — хмыкнула Алиса.

— Что?! — возмутилась Нина. — Да ты в кои-то веки выглядишь как живой человек! Ты в курсе, что худоба выходит из моды?

— Я не худая!

— Уже нет!

— И не была! Я была нормальная! А сейчас у меня сало!

— Сало у тебя в голове! Оно заменяет тебе мозг, потому что только люди без мозга могут назвать тебя толстой! — сопротивлялась Нина. — Тебе Марик случайно не говорил, что у тебя аппетитная задница, грудь, как у Холли Берри и нормальные женские щеки? Ты хотя бы понимаешь, что вся индустрия красоты основана на том, что у слишком худых женщин кожа свисает и покрывается складками?

— Фу! — Алиса швырнула в Нину подушкой. — Замолчи, злобная извращенка!

— Сама ты тощая анорексичная обвисшая извращенка! — Нина броском вернула Алисе подушку и ушла на кухню ставить чайник.

— Слушай, а что происходит во время Вальпургиевой ночи? — допытывалась Алиса у Нины.

— Там круто, — скупо поделилась Нина. — Но ты должна все увидеть сама. Это вроде как тест. В свою первую ночь на первое мая ты воспримешь себя как ведьму.