Славе захотелось чертыхнуться.

Однако когда он попытался это сделать, из его рта вырвался только какой-то сиплый хрип, а само горло обожгло, словно огнем.

Какого черта?!

Он никак не мог понять, что с ним? Где он? И почему рядом нет Наташи?!

На какой-то миг, пока Слава боролся со своими неподъемными веками, у него в разуме мелькнула страшная, опустошающая мысль — не могло же все это только присниться ему? Не могла же она быть выдумкой его мозга и…

В этот момент Слава, наконец-то, открыл глаза и несколько раз моргнул, пытаясь свести в одно относительно четкое изображение двоящиеся, расплывающиеся картинки, которые колыхались перед ним.

Он находился где-то, где стены были выложены выщербленным белым кафелем, и что-то противно пищало над ухом. А пол…, пол казался просто мириадам каких-то точек на сером фоне.

Слава с удивлением уставился на него, не понимая ничего.

Он должен был найти Наташу. Не совсем понимал, отчего это настолько важно, но иначе, казалось, нельзя.

Отбросив нелепый страх, что ее могло не существовать, Слава попытался поглубже вдохнуть и перевернуться на спину.

Тело не слушалось его, совершенно.

Ни один мускул не желал повиноваться, рождая страх и непонятную, непривычную, разрушающую беспомощность.

Из горла Славы опять вырвался хрип, никак не желающий оформиться в ругательство.

И в этот момент, что-то теплое и мягкое нежно коснулось его лба, принося облегчение. Перед глазами мелькнула размытая фигура жены, а потом, словно Ната опустилась на что-то, на уровне его лица появилось нечеткое светлое пятно. Он до рези напряг зрение, только чтобы увидеть Наташу четче.

— Не надо, не двигайся, Слава. Все хорошо, — голос Наты звучал едва различимо, она говорила шепотом, но он, все равно, с наслаждением впитывал каждый звук.

Она существовала, черт возьми.

И находилась рядом с ним.

Пусть почти и не мог, а все равно, Слава постарался немного подтянуть голову, чтобы оказаться еще ближе к ней.

Да что же с ним?

Но, несмотря на все желание выяснить, он не мог спросить. При каждой попытке произнести хоть слово, горло резало, будто осколками стекла. Святослав опять закрыл глаза и выдохнул.

Неожиданно он ощутил, как ему в губы ткнулось что-то холодное и мокрое.

— Врач сказал дать тебе кусочек льда, когда действие наркоза закончится, — продолжая негромко говорить и нежно поглаживать пряди волос на его голове, объяснила Ната.

Он лизнул лед, понимая, что во рту, в самом деле, все пересохло.

Врач. Операция.

Святослав вдруг осознал, вспомнил, как выходил из своей палаты, и как его укладывали на кушетку, вводя в вену какое-то лекарство. А потом… потом он не помнил ничего. Только, как ему казалось, голос Наташи, что-то тихо и нежно рассказывающий. Он не мог вспомнить слова, но почему-то, уже почти не сомневался, что действительно, видел ее во время сна на протяжении операции.

— Не шевелись, Слава, — он ощутил прикосновение ее губ к своему лицу. — Хирург просил, чтобы ты не пытался двигаться в первое время, помнишь?

Он не помнил.

Но учел. И постарался заставить свой мозг хоть как-то заработать.

Если сейчас он очнулся после операции, тогда ясно, отчего Слава лежит лицом в подушку и разглядывает плитку пола. На спине должен был быть свежий шов. А это, очевидно, палата реанимации…

«Господи!», если бы Святослав мог, он бы подскочил на месте, «что Ната тут делает?!»

Врачи категорически отказались пускать ее в реанимацию, это он помнил. Сказали, что будут сообщать ей о состоянии здоровья мужа, но находиться с ним разрешат только, когда переведут в обычную палату.

И все-таки, она находилась здесь.

Словно бы для того, чтобы еще раз проверить, Слава опять заставил себя поднять веки и скосил глаза.

Наташа сидела возле самой кровати на какой-то шаткой, круглой табуретке и гладила его по голове, периодически наклоняясь и целуя лоб Святослава. А ее глаза… может, конечно, он еще плохо видел, но Славе показалось, что Ната выглядит очень уставшей и напряженной.

«А ведь ей надо отдыхать!», вдруг вспомнил он об их последнем разговоре и… ребенке.

— Что… ты… тут…? — после того, как Слава рассосал лед, вложенный женой в его губы, говорить стало немного легче. Но все равно, эти три слова показались ему титанической нагрузкой. Опять вернулось ощущение битого стекла в горле.

Однако Наташа поняла его вопрос.

Усмехнувшись, она наклонилась, прижавшись губами к его рту, и тихо вздохнула.

— Нас оказалось гораздо больше, чем врачей. Тех, кто желал лично убедиться в том, что с тобой все нормально, — пояснила его жена с усмешкой. — Я готова была ждать в коридоре, но наши с тобой матери, — он издал какой-то странный звук, удивляясь ее формулировке. — Да, — Ната опять поцеловала его. — Твои родители тоже тут, не думал же ты, что они послушаются, и не приедут, когда тебя оперируют? — тихо поддела Ната его.

Слава только вздохнул.

— Так вот, наши матери заявили, что или врачи пускают к тебе хотя бы меня, или они все так и останутся сидеть под дверью реанимации. А это — восемь человек, между прочим, — в голосе Наташи слышался смех. — У врачей не было шансов.

Святослав попытался улыбнуться, но подозревал, что у него вышла какая-то гримаса.

— Знаешь, наши мамы быстро нашли общий язык, — продолжала тихо говорить Ната, так и прижимаясь к его щеке. — Хоть и познакомились только утром.

Он не знал, хорошо ли это, но и плохого не видел ничего. А потому, просто сделал еще один вдох, наслаждаясь тем, что дышит ароматом Наташи.

— Тебе… надо… спать, — Святослав заставил работать непослушное и строптивое горло.

— Ничего, — Ната потерлась носом о его щеку. — Еще высплюсь. Лучше я с тобой посижу. Вдруг тебе еще льда захочется, или что-то еще будет нужно, — ему нравилось ощущать ее слова, оттого, что губы Наташи щекотали его кожу. — Только, Александр Николаевич сказал, что и лед можно не раньше, чем раз в час.

Слава не видел проблемы в том, чтобы потерпеть. А вот в ее пренебрежении собственным сном — проблема имелась.

— Ната… медсестры, — он почти злился оттого, что не мог нормально говорить. — Спи…

Она усмехнулась. Но, Святослав вдруг почувствовал влагу на своей щеке и растеряно понял, что это Наташины слезы.

— Дудки, — прошептала его жена любимое слово своего брата. — Чтоб я позволила каким-то другим женщинам ухаживать за своим мужем? Не дождешься. Будешь меня терпеть, — она легко стукнула его по носу.

Он хмыкнул, безумно желая иметь возможность сказать, что это единственное, чего он действительно хочет. Даже сейчас — быть все время рядом с ней.

Однако Наташа, кажется, не нуждалась в уточнении. А потому, просто продолжила рассказывать то, на чем он ее прервал.

— Слав, — она облизнула губы, — когда станет больно, говори сразу. Не надо терпеть. Хирург сказал, что боль будет очень сильной.

Святослав только криво улыбнулся.

Или, во всяком случае, попытался сделать что-то в этом духе.

Ему все сложнее становилось удерживать мозг в рабочем состоянии. Несмотря на то, что он несколько часов провалялся без сознания, на Славу наваливалась тяжелая, подавляющая усталость. И он не мог уже с этим бороться.

Наверное, увидев его состояние, Наташа тихо прошептала «спи», продолжая едва ощутимо перебирать пальцами пряди его волос.

Он послушался, перестав сопротивляться.

И только когда уже почти погрузился в сон, вспомнил, что так и не спросил о результате… Но уже не смог преодолеть слабость.


В следующий раз Святослав проснулся только на следующее утро. Точнее ему казалось, что он несколько раз приходил в себя в течение ночи. Но воспоминания об этом были смутными. Только образ Наташи, которая опять просила его не шевелиться. И еще два кусочка льда, что жена проталкивала между его губами, а он, это Слава точно помнил, целовал ее пальцы, потому что больше ни до чего дотянуться не мог.

В этот раз пробуждение оказалось менее приятным.

Он чувствовал боль. Спина ныла, каждую мышцу, словно растягивало в противоположные стороны. А ноги болели так, будто их все еще резали и при том, по живому.

Но Слава не собирался расстраиваться. Он надеялся, что боль — хороший признак. Если бы развился паралич, он бы не чувствовал ничего.

Наташи в палате не было. Или же он просто не видел ее.

Но, несмотря на дикое желание увидеть жену, Святослав обрадовался, надеясь, что она взялась за ум и наконец-то решила отдохнуть.

А потому, он просто лежал и считал эти дурацкие разноцветные точки в граните пола. После тысячи тридцати двух, он перешел на счет щербинок в кафеле стен.


Через какое-то время, узнать которое возможности Слава не имел, пришел Александр Николаевич. Хирург долго что-то читал в его карточке в полной тишине, мерил давление Славы, мучил его, якобы необходимыми тестами.

Хотя, Святослав начал подозревать, что хирургу просто нравится колоть беспомощных и неподвижных людей острой иглой в ноги и пальцы, усиливая их мучения.

Наконец, закончив эти все манипуляции, врач сообщил, что операция оказалась сложнее, чем они думали, и Святославу придется провести гораздо больше времени в больнице. А потом, вероятно, еще месяц, может два, ходить с помощью костылей.

Хирург говорил еще что-то, но Слава больше не уловил ничего. Облегчение, которое он испытал при слове «ходить», перекрыло все остальные эмоции. А потому, Святослав только изо всех своих, мизерных, в общем-то, на данный момент сил, сжал пальцы жены, которая тихонько подошла к его кровати во время осмотра доктора. И Наташа ответила ему таким же пожатием, показывая, что рядом.