В нем проснулась примитивная мужская ярость. Ярость и гнев воина. Он страстно желал, чтобы Фарик был жив, чтобы он мог прекратить ее страдания, заставив его на коленях вымаливать у Бадры прощение за причиненное ей зло… Хотя в жилах Кеннета не было ни единой капли египетской крови, он испытывал те же чувства острой необходимости защищать свою женщину, как это было с воинами племени Хамсинов.

Он подошел к ней и обнял ее. Бадра напряглась. Когда она заговорила, ее тело было таким же бесчувственным, как и голос.

— Итак, ты купил меня. И ты знаешь цену этой покупки. Я знаю, чего ты всегда желал. Если ты хочешь, пожалуйста, и давай покончим с этим.

Она скинула свое платье и шлепанцы. Обнаженная, сидя на кровати, она была готова взорваться. Если он дотронется до нее, она рассыплется, как стекло. Расстроенный, он взъерошил свои волосы.

Когда она почувствовала, что он не делает по направлению к ней никаких движений, она подняла глаза.

— Почему ты купил меня, Хепри?

Почему? Долгие годы ожиданий и мечтаний о ней. Во сне он вдыхал ее аромат и обладал ею в своих мечтах. Он так долго ее любил, он прикипел к ней.

Но он ничего не сказал ей об этом. Он водил рукой по постели, представляя себе, что касается ее нежной щеки.

— Я купил тебя потому, что хотел спасти. Спасти от всех этих скотов, потных и похотливых самцов. Я должен был тебя защитить от них — и от тебя самой… Чтобы ты перестала дрожать и стыдиться, что какой-то негодяй так надругался над юной девочкой, что превратил тебя в недоступную статую. Я хотел сделать так, чтобы ты перестала бояться… Я не знал, что надо было сделать на этих торгах. Я мог бы их всех убить. Но тогда эти евнухи причинили бы зло и тебе, и твоей дочери…



Воин Хамсинов был обучен дисциплине и строгому самоконтролю. Все эти умения нужны были ему сейчас. Нежно и очень бережно он будет успокаивать Бадру в своих объятиях, будет учить ее науке испытывать блаженство в настоящей любви, в объятиях настоящего мужчины. Но только тогда, когда она сама захочет этого. Когда она поймет, что он любит ее, и захочет, чтобы он любил ее. Не сейчас.

— Ты хочешь есть?

На ее лице отразилось недоумение. Поколебавшись, она ответила:

— Да. Очень.

— Хорошо. Оденься, а я велю принести сюда еду.



Он заказал роскошную еду. Это был пир султана. За все время их отношений он узнал ее вкусы. Целая армия слуг ходила туда-сюда, внося на вытянутых руках ее любимые блюда. На серебряном подносе был и жареный ягненок в рисе, и ваза со свежими апельсинами, виноградом, финиками и гранатами, корзиночка с еще теплыми сдобами из кислого теста под бело-голубой глазурью, большие ломти хлеба и изобилие разных восточных сладостей. Потом принесли сосуд для чая и чашки. Небольшую вазочку меда. Графин дорогого красного вина и два хрустальных стакана.

Они устроились на мягких бархатных подушках на полу друг напротив друга около низенького столика красного дерева. Кеннет раздавил губами виноградину. Сладкий сок потек ему в рот.

«Бадра подобна этой виноградине», — решил он.

— Я уверен, ты голодна, а здесь этой роскошной еды на двоих, — мягко сказал он.

Он заметил, как в ее глазах загорелся огонек интереса, когда она посмотрела на еду. Потом Бадра осторожно взяла один финик и надкусила его своими маленькими белыми зубками.

Ее присутствие возбуждало его. Он мог просто взять ее, у него было на это право. Он ведь купил ее, и еще он знал, что иногда она его желала. Но это был путь не для него. Бадра должна прийти к нему сама, теплая и желающая их близости. Он просто будет ждать. Необходимо время, чтобы отогнать ее естественные опасения и страхи, освободив ее от них. Он будет осторожно пробуждать глубоко запрятанные родники ее страсти. И когда они забьют сильной струей, тогда она покорится желаниям собственного тела, уставшего от одиночества.

Кеннет медленно съел еще одну виноградину, наслаждаясь ее вкусом, пока слуга наливал им чай и вино. Бадра сделала большой глоток и поставила свой стакан, продолжая смотреть на Кеннета, как пойманная в ловушку мышь наблюдает за коброй. Он отослал служанку, которая вышла также тихо, как и вошла.

Он слизнул капли сока со своих губ. Бадра смотрела на него, явно увлеченная его игрой. Он ничего не сказал, но внутренне улыбнулся.

Он вдыхал нежный запах жасмина, которым женщины намазали волосы Бадры, после того как вымыли ее. Этот запах дразнил его чувства. Тяжелая горячая кровь пульсировала у него в венах, больно распирая их. Вынужденный подавлять свое желание, он позволил себе облегчить свое напряженное состояние ожидания.

Подперев подбородок кулаком, он пристально смотрел на Бадру. Он хотел доставить удовольствие своим чувствам, наблюдая, как рассыпной волной накрывают ее длинные черные волосы, когда она склоняется над едой. Он хотел погрузить свое тело в притягательную теплоту ее объятий. Обцеловать каждый дюйм ее оливковой атласной кожи. Зарыться лицом в шелковую копну ее длинных локонов, заставить ее узнать всю силу его страсти.

Нет, есть ему не хотелось. Он мог только смотреть на нее и вдыхать ее аромат. Бадра. Пир чувств. Редкий сорт мадеры, экзотический и острый на вкус, как самое лучшее вино.

Она сделала большой глоток чая. Потом попробовала еще финик и надкусила виноградину. Кеннет наблюдал, околдованный тем, как ее маленький язычок слизывает с губ жемчужинку сока. Он положил руки на полу своей одежды и вовсе не удивился, что там твердо.

Вдруг она тревожно взглянула на него.

— Кеннет, ты совсем не ешь. Почему ты на меня так смотришь?

— Мне нравится наблюдать за тобой, — он отпил глоток вина. Французское. Неплохо. Ее прелестный рот в форме бутона раскрылся.

— Ешь, — сказал он. — Ты, наверное, умираешь от голода.

— Я не могу есть, — она обхватила себя руками, оглядываясь вокруг своими встревоженными глазами. — Эта комната… и эти запахи.

Его брови изогнулись. Кеннет поставил свой стакан с вином и принюхался. Он так увлекся своими наблюдениями, что ничего не заметил. Теперь запах комнаты ударил ему в нос — запах дыма сигарет, застоявшийся запах старых духов и мускусный запах продажной любви. Он встал, подошел к зарешеченному окну, чтобы открыть его, и обнаружил, что оно заперто.

— Они запирают окна, чтобы мы не выпрыгнули. Если нам достанется такой хозяин, который вдруг будет плохо пахнуть.

Он вздрогнул и, посмотрев на нее, увидел, что она зажимает нос. Восхищенный ее очаровательным движением, Кеннет засмеялся. На губах Бадры в форме розового бутона появилась легкая улыбка.

Эти губы, такие полные и чувственные! Ему до боли захотелось прикоснуться к ним. Вместо этого он снова сел, налил себе вина и потянулся, чтобы налить немного и ей. Она накрыла свой стакан рукой.

Кеннет удивленно поднял бровь.

— Выпей немного на ночь. Это поможет тебе уснуть. Поверь мне.

Стакан слегка дрожал в ее руке, когда она взяла его. Бадра сделала большой глоток, потом откинулась назад. Ее губы были мокрыми от вина. Он желал ее так же отчаянно, как и много лет назад. Но теперь он не был нетерпеливым, горячим юнцом девятнадцати лет. Он обладал сдержанностью мужчины и честью воина. В воздухе почти физически ощущалось напряжение. Бадра смотрела в сторону, изучая роскошные персидские гобелены, которыми были увешаны стены.

— Почему ты оттолкнула меня, когда я просил тебя выйти за меня замуж? Сейчас я хочу получить правдивый ответ.

Она молчала. Потом тяжко и горестно вздохнула. Этот вздох безнадежности и одиночества полоснул его по сердцу.

— Как я могла выйти за тебя, Кеннет? После всего, о чем ты сейчас узнал? — сказала она совсем тихо. — Я говорила Джабари, что ты хороший человек, который заслуживает лучшей доли. Я знала, что никогда не смогу стать такой женой, которую ты хотел бы иметь.

— Такой женой, какую я хотел?

— Я не могу быть твоей женой, Кеннет, — прошептала она. — Я…. Я боюсь тех интимных отношений, которые объединяют мужа и жену. Я никогда не смогу насладиться тем восторгом, о котором мне говорила Элизабет… Я другая… Меня убили в одиннадцать лет. Мои чувства не родились, они умерли…

— О Бадра! — нежно сказал он, стараясь взять ее за руку.

Она отшатнулась и закрыла свое лицо дрожащими руками.

— Я никогда не хотела оскорбить тебя или нанести тебе вред, — говорила она сквозь прижатые к лицу дрожащие пальцы.

Целый год он пытался выкинуть ее из головы, но она все еще царила в его сердце. В глубине ее шоколадных глаз он разглядел боль и страх. Почему он раньше не замечал этого?

«Из-за своей гордости», — признался он себе с жестокой честностью. Он был унижен, потому что она три раза отказала ему.

Ему больше нечего было терять. Кеннет перегнулся через стол, когда Бадра отвела руки от лица. Он нежно взял ее за подбородок, заставляя смотреть прямо на него.

— Тогда, Бадра, ответь мне на другой вопрос. Ты когда-нибудь любила меня?

Слезы, блестевшие на ее глазах, делали их похожими на драгоценные камни.

— Как я могла не любить тебя? — Ее разбитый голос потряс его. — Твоя доброта, твое остроумие, то, что ты всегда ставил мои интересы и нужды выше своих… Твое острое чувство юмора и твоя храбрость. То, как ты всегда смотрел на меня с любовью, которая никогда не умрет. И все эти годы, когда ты сдерживал свою клятву никогда не трогать меня, несмотря на свое желание, — я же знаю, как тебе этого хотелось! И один поцелуй, который ты хотел украсть… О, много-много раз, лежа в своей постели ночью, я сожалела, что оттолкнула тебя.

Она остановилась и прижала руки к груди.

— Я знала, что никогда не смогу сказать тебе, что я чувствовала, я не могла ответить на твою страсть, а ты заслуживал любви страстной женщины. Поэтому я прятала свою любовь, как драгоценность. Я полюбила тебя с того первого момента, когда ты заставил меня рассмеяться. До того, как я встретила тебя, я была мертва. А ты оживил меня. Я мечтала о том, чтобы ты обнял меня своими сильными руками, научил меня не бояться. На всякий раз мои страхи, мой стыд мешали моим мечтам. Они боролись друг с другом, как звенящая сталь клинков воинов Хамсинов борется с врагами, но всегда побеждал страх, поэтому я отвергала тебя, хотя никогда не переставала любить…