Рашид говорил с трудом, его била дрожь.

— Вот настоящая причина, по которой я избегал поездки в Англию. Этот человек здесь, в Лондоне. Я знаю его. Я не могу его видеть. Его лицо, его рыжие волосы… Он разбил мои сокровенные мечты.

— Сколько лет тебе было? — тихо спросила она.

Волосы упали ему на лицо, скрывая его выражение.

— Я был вполне взрослым, чтобы понять, что он делает. Что я разрешил ему делать со мною. Мне было восемь лет…

Бадра подавила поднимающуюся тошноту. Думая о маленьком мальчике, который подвергся такому ужасу, она поняла, что по сравнению с нею он страдал вдвойне.

— Не вини себя. Я провела годы в таком же состоянии. Ты должен научиться жить с воспоминаниями. Со временем все забудется, — уговаривала она его, в ее голосе послышались глухие нотки.

Он уловил их.

— Это правда? — спросил он. — Годами я жил с этой мукой. Я не мог смотреть ни на одного англичанина, чтобы меня не бросало в холодный пот… Стыд мучил меня.

Их взгляды встретились.

— Скажи мне, Бадра. Пожалуйста. Скажи мне, что это забудется, что я снова буду мужчиной.

У нее разрывалось сердце. Она представила себе, как кричал от ужаса маленький мальчик, когда заместитель Фарика предавался своим дьявольским утехам… И стыд ребенка, когда он позволил англичанину проделать с ним то же самое.

— Ты и есть мужчина, Рашид. Храбрый, достойный воин. И никто никогда не будет в этом сомневаться. Я сохраню твою тайну.

Он кивнул и дотронулся до ее руки. К нему вернулась уверенность, он поглядел на нее знакомым ей твердым взглядом.

— Как и я — твою, — торжественно сказал он.

Она пожала ему руку. Минуту они сидели, погрузившись в воспоминания. И сожаления.



Это было ужасной ошибкой — явится на раут лорда Смитфилда. Сейчас Бадра это поняла. Она хотела закрыться у себя и тихо оплакивать свой отказ выйти замуж за Хепри год назад. Но ее охватили противоречивые чувства. Любопытство победило. Она захотела поближе познакомиться с так называемым английским обществом, которое могло бы стать ее новым миром, если б она вышла замуж за Хепри. Поэтому с помощью горничной Бадра оделась и спустилась вниз. На ней был элегантный шелковый наряд изумрудного цвета.

Когда она увидела толпу гостей, у нее перехватило дыхание, голова закружилась от пестрого мелькания элегантных дам в пышных шелковых платьях и кавалеров в черных смокингах, пока лорд Смитфилд знакомил ее с гостями. Мужчины откровенно любовались прелестной египтянкой. Женщины поджимали губы, смотрели холодным, оценивающим взглядом. Бадра чувствовала себя как экспонат, выставленный на обозрение любопытной толпы.

Поверх всех голов она разглядела знакомое лицо. Герцог Колдуэлл. У нее пересохло во рту.

Одна дама в лимонно-желтом платье, явно заинтересованная, приблизилась к Кеннету. Бадра заметила, что еще несколько дам тоже обратили на него внимание. Его необыкновенно высокий рост, загадочный вид и пронзительные голубые глаза приковывали к нему внимание женщин.

Кеннет перехватил взгляд Бадры. В какое-то мгновение она почувствовала, как он обжигает ее лучами, более жаркими, чем лучи солнца в ее родном Египте. Затем он вернулся к беседе со своей дамой. Его глубокий раскатистый смех прозвучал в ответ на какое-то ее остроумное замечание.

Страх и тревога овладели Бадрой. Она была в чуждом, навязанном ей мире. Одна. Если она совершит какую-нибудь оплошность, Кеннет уже не будет спасать ее.

Когда лакей объявил, что кушать подано, и повел всех в столовую, паника полностью овладела ею. Ей хотелось повернуться и убежать.

Но ноги не повиновались ей, а гордость не позволяла показать себя трусихой.

Огромный стол, покрытый скатертью ручной работы, был уставлен дорогим фарфором, переливающимся хрусталем и мерцающим столовым серебром. Рядом с мрачным видом стоял лакей, такой же чопорный, как и его расшитая золотом темно-синяя ливрея. Атмосфера родственной теплоты на ежедневных обедах лорда Смитфилда не шла ни в какое сравнение с холодной торжественностью сегодняшнего приема. Не удивительно, что Рашид не захотел прийти к нему.

У Бадры бешено заколотилось сердце, когда ее сосед по столу, виконт Оутс, выдвинул для нее стул. У нее похолодели ноги. Как она могла решиться на такое? Ведь она была простая бедуинка, которая привыкла сидеть на расстеленных на песке толстых коврах, а ломтями хлеба пользоваться вместо столовых приборов, пить из простых чашек жирное верблюжье молоко. Лакей стал методично обходить стол, наливая в бокалы гостей рубиново-красное вино.

Через стол она посмотрела на герцога, который был увлечен разговором со своей прелестной соседкой. Бадра посмотрела на стол, выбирая вилку. Что, если она что-то перепутает? Взгляды женщин с явным интересом были устремлены на нее. Они словно ждали ее промаха. Как можно это вынести? «Я не смогу».

Бадра пристально смотрела на Кеннета. Пусть он хоть взглядом, хоть кивком головы как-то ободрит ее. Но казалось, он старательно избегал ее взгляда.

«Пожалуйста, посмотри на меня, Кеннет. Пожалуйста. Я боюсь».

Наконец она дождалась его внимания. Совсем отчаявшись, она встретила его твердый взгляд. Не зная, что выбрать, она дотронулась до одного из сверкающих приборов около тарелки. Ее взгляд безмолвно молил о помощи.

«Следи за мной», — прочитала она по его губам.

Слуги стали разносить первое блюдо. Бадра изучала белую жидкость в тонкой фарфоровой чаше и не знала, какую выбрать ложку. Герцог взял самую большую, опустил ее в тарелку и медленно поднес ко рту. Бадра сделала то же самое, обнаружив, что густая жидкость напоминает суп. Она съела еще одну ложку, вежливо улыбаясь, пока лорд Оутс рассказывал о великолепных лошадях, которыми владела его семья, и отодвинула тарелку.

«Я не обнаружу своего неумения. Я знаю, как пользоваться столовыми приборами».

Бадра внимательно смотрела на Кеннета в то время, когда поменяли приборы и принесли второе блюдо. Он взял массивный серебряный прибор, проткнул белый овал, усеянный зелеными стружками и поднес ко рту. Она сделала то же самое, подавляя в себе сильное желание отломить толстый кусок белого хлеба, чтобы подхватывать им еду. А еще ей очень хотелось отодвинуть тяжелый стул красного дерева и сесть на пол.

Сидевший рядом с ней краснолицый джентльмен через стол обратился Кеннету.

— Ну как, Колдуэлл, — пророкотал он, — поедемте в мое поместье в этом году? Поохотимся на фазанов?

— При условии, что это будут действительно фазаны, а не пейзаны, Хантли. Боюсь, в прошлый раз я чуть не подстрелил кого-то из ваших фермеров вместо птиц, — пошутил Кеннет, чем вызвал смех присутствующих.

Бадра почувствовала укол ревности, когда увидела направленные на него восхищенные взгляды дам.

Да, Хепри исчез навсегда, появился герцог Кеннет, блестящий утонченный аристократ, который легко прижился в этом странном чопорном мире. Она почувствовала себя тусклой стекляшкой среди сверкающих рубинов и бриллиантов.

К ее удивлению, лорд Оутс усмехнулся:

— Охота на пейзан — все это очень хорошо, но вы редко посещали наши зимние балы. Вы избегаете ярмарки невест? Или вы избегаете вальсирования, оно вас пугает? В Египте вас не учили таким вещам?

Кеннет, сощурив глаза, слушал молча.

— О да, правильно, я забыл, — продолжал Оутс. — Эти ленивые дикари, которые вырастили вас, не умеют танцевать. Кроме тех случаев, когда получают уколы английской сабли. — И Оутс громко захохотал. Бадру передернуло от оскорбления.

Странный звук слетел с губ Кеннета: шепот, знакомый тихий колеблющийся звук из прошлого. Бадра знала, что такой воинственный клич он издавал, когда встречался с противником. Это был боевой клич, которому его научил отец. Не его родной отец, а тот шейх Хамсинов, который вырастил его.

— Что это было? — воскликнула одна из дам.

За столом воцарилось гробовое молчание. Бадра устремила взгляд своих темных глаз на Кеннета. Она была шокирована, но, с другой стороны, втайне ликовала. Хепри растворился в благовоспитанном герцоге, но воин Хамсин все же проявил себя. Герцог обратился к одной из дам:

— Так, дорогая леди Хантли, приглашают танцевать в том племени, которое меня вырастило. Вы правы, Оутс. Хамсины не умеют танцевать так, как это делают англичане. Их танцы — это яростная демонстрация силы перед боем. Воины раздеваются до пояса, наносят на свое тело воинственную раскраску и собираются все вместе возле громадного костра, таким образом готовя себя к кровопролитному сражению. Они танцуют, чтобы показать шейху свою готовность умереть.

— А женщинам разрешено присутствовать на таких обрядах? — робко спросила одна из дам, обмахиваясь веером. На висках у нее выступили бисеринки пота.

Кеннет многозначительно посмотрел на Бадру.

— Нет, потому что мужчины опасаются, что леди упадет в обморок при виде такого зрелища. — И добавил тише: — Демонстрация мужской силы ожидает женщин внутри черных шатров.

Бадра почувствовала, как загорелись ее щеки. Его сапфировые глаза прожигали ее насквозь. Жар распространился по всему телу, согревая его, как в топке, словно они были одни и он осмелился проявить что-то запрещенное, экзотическое, таинственное.

О да! От него по-прежнему исходила неясная угроза, он волновал ее. При виде того, как он поглаживал своими красивыми пальцами ножку рюмки, будто это была живая плоть, губы Бадры полураскрылись. У нее разыгралось воображение, когда она представила себе, как он ласкает женщину, возбуждает ее, будит в ней желание…

Грудь Бадры вздымалась от волнения. Ей стало очень жарко.

Раскрасневшиеся, взволнованные женщины тоже усиленно обмахивались веерами. Торжествующий Кеннет игриво спросил их:

— Не хотите ли, чтобы я рассказал подробнее о воинственных плясках воинов Хамсинов?