Хопкинс закончил чистить его серую визитку и брюки со стрелками. Руки Кеннета потянулись к поясу и застыли. Никаких старых привычек. Никакой сабли. Он больше не был Хамсином. Без оружия он чувствовал себя голым.

По крайней мере, его желание найти вора подсказало ему другой выход. В Англии существовал крупнейший в мире черный рынок антиквариата. Он обойдет всех торговцев и будет искать пропавшую вещь. Он принял вызов. Черт побери, он добьется своего.

Кеннет одобрительно улыбнулся взволнованному камердинеру и поблагодарил его за помощь. На лице лакея явственно читалось облегчение.

— Позовите ко мне Саида, — медленно приказал Кеннет.

— Да, милорд, — поклонился камердинер.

Дотронувшись до одежды, туго охватывавшей его тело,

Кеннет взглянул на незнакомца в зеркале. У него было все: здоровье, титул, положение в обществе.

И, однако, у него не было ничего. Он ощущал пустоту. Стараясь не обращать на это внимание, он выпрямился.

— Вы звали меня, милорд?

В зеркале он увидел своего секретаря. Сконфуженный, Кеннет обернулся. Он не слышал, как вошел Саид. Куда подевалась легендарная способность Хепри слышать шум песка в пустыне? Теперь от него требовались совсем другие умения. Приняв образ жизни этой страны, он утратил свои навыки воина.

Перед ним стоял человек средних лет. Дед Кеннета познакомился с ним во время своей поездки в Египет и спас его от нищеты. У Саида была кожа цвета крепкого арабского кофе со сливками. Он знал английский и арабский, был умен, обладал хорошими манерами. Саид вел все дела герцога, дед полностью доверял ему.

— Я уже говорил тебе, Саид, когда мы одни, я для тебя просто мистер Кеннет или сэр, если тебе так удобней.

— Да, милорд, — улыбка тронул его губы.

Кеннет отряхнул лацкан пиджака:

— Есть сообщения из Египта?

— Утром пришла телеграмма. — Саид протянул ему бланк.

У Кеннета заныла душа. Он стал завязывать галстук.

— Какие новости?

Секретарь стал читать вслух отчет де Моргана о раскопках в Дашуре. Пальцы Кеннета, завязывавшего галстук, замерли, когда он услышал, что в том месте, где пропало ожерелье, на песке был найден обрывок ткани синего цвета. Цвета племени Хамсинов. Де Морган сообщал, что накануне, перед тем как обнаружилась пропажа, у них побывали четверо из этого племени — Джабари, Рашид, Элизабет и Бадра.

Кеннет отослал Саида и, погруженный в раздумья, стал шагать по комнате.

Мог ли Джабари украсть ожерелье? Это могло бы быть отличной местью за то оскорбление, которое Хепри нанес шейху перед отъездом из Египта. Но Джабари с уважением относился к священным реликвиям своей страны. В этом не было смысла. Кеннет был глубоко обеспокоен. Ему захотелось пить. Он взял фарфоровую чашку с лимонным соком. Первый же глоток возбудил аппетит. По мраморной лестнице с натертыми до блеска перилами он спустился вниз. На пороге кухни он остановился, вспомнив наставления Фландерса. Нужно было пользоваться звонком, если он чего-либо хотел.

Черт побери этот проклятый звонок! Почему он не может просто взять какие-нибудь фрукты? Почему все в этом доме делается так церемонно? Он хотел сам очистить апельсин, не разделяя его на отдельные кусочки, вдохнуть его острый аромат, почувствовать во рту горьковатый вкус.

Кеннет распахнул дверь кухни и застыл на пороге.

Его повар-француз стоял около разделочного стола и разносил хныкающую кухарку. На столе перед ним, как некая жертва, лежал большой кусок сырого мяса. Кеннет почувствовал тошноту. В этот момент повар заметил герцога и резко оборвал себя. Все присутствовавшие повернули головы к хозяину.

— Почему вы кричите на нее? — поинтересовался он у повара ровным голосом.

Пухлое лицо повара задергалось в нервном тике.

— По правде говоря, ваше высочество, это пустяки, не стоящие вашего внимания. Обычное дело. Я просто уволил нерадивую кухарку.

Кеннет увидел округлившийся живот женщины, посмотрел в ее покрасневшие от слез глаза, с мольбой глядевшие на него, и все понял.

Он подумал об армии слуг, готовых выполнять все его приказы, портных, снимающих мерки с его интимных мест, своем секретаре, озабоченном тем, чтобы милорд соблюдал все положенные приличием правила… Мысленно перенесся в туманный Лондон, на его холодные, сырые улицы, по которым в поисках работы бродят изможденные, отчаявшиеся девушки.

В нем закипал гнев. Как могло это подлое общество так легко отринуть женщину, носящую под сердцем ребенка, когда в нем находили себе место куда более страшные грехи?

— Вы не уволите ее! — властно сказал он.

Маленькие глазки Помера? чуть не вылезли из орбит, его тощая бородка затряслась, и он быстро заговорил, брызжа слюной. Зрелище было забавное.

— Но, м-м-милорд… — забормотал он.

— Из-за того, что бедная девушка попала в беду, вы выкидываете ее на улицу?

Помера еще что-то бормотал, его лицо налилось кровью.

Кеннет подошел к служанке, которая спрятала лицо в передник.

— Вы остаетесь. Я не хочу терять хороших работников.

— Спасибо, милорд, — прошептала она. Ее потрескавшиеся от горячей воды руки дрожали. — Он обещал жениться… но… а теперь меня еще и выгоняют.

— Все совершают ошибки. — Кеннет думал о Бадре, о своей самой горькой ошибке, о том, как она отказалась выйти за него замуж.

Помера покраснел еще больше. Он готов был взорваться.

— Милорд, я настаиваю… вы не должны разрешать ее оставаться здесь. Это будет служить плохим примером для остальных.

Кеннет повернулся к кухарке:

— Вы умеете готовить?

— Да. Я готовила для своей семьи, милорд. Простую еду, но…

— Хорошо. Прекрасно звучит — «простая еда». Вы можете начать сегодня с приготовления ужина? Теперь вы будете моим поваром. — Кеннет спокойно и холодно посмотрел на француза:

— Собирайте вещи. Вы уволены.

От неожиданности Помера раскрыл рот.

— Но, но… — забормотал он.

— Немедленно. Я не хочу есть вашу жирную французскую пищу, — спокойно продолжил Кеннет.

Затем, чувствуя себя удовлетворенным, он отправился в библиотеку, оставив бушующего Помера изливать свое негодование французскими проклятьями. Там он уселся в удобное вольтеровское кресло и стал глядеть на огонь, потрескивавший в белом мраморном камине. В каждой комнаты был камин. Он любил живой огонь. Он был богат и мог позволить себе это. Но как же, однако, остро он чувствовал холод одиночества!..

Вошедший легкими шагами Саид привлек к себе его внимание. В руках у него была пачка бумаг. Сердце Кеннета заныло.

— Все это я должен подписать?

Саид кивнул. Кеннет подошел к бюро, сел в кресло-вертушку и уставился на стопку документов, положенную перед ним секретарем.

Он медленно окунул в чернильницу свое толстое золотое перо. Рука повисла над листом. Кеннет напрягся и вывел на листе замысловатые завитушки, которые не имели для пего никакого смысла. Выглядели они весьма убедительно. Саид посыпал лист песком, чтобы промокнуть его подпись.

Кеннет достал из кармашка золотые часы. Его друг, Дэндон Бартон, граф Смитфилд, предложил ему встретиться в антикварном магазине его кузена Виктора. Он обещал маленький сюрприз.

— Прикажи подать экипаж, Саид. Я опаздываю на встречу с лордом Смитфилд ом.

Когда секретарь вышел, Кеннет посмотрел на бумагу, усеянную чернильными пятнышками.

Песок. Египет. Ему хотелось пройти пешком по земле, которую он однажды назвал своим домом, но которая больше им не была.

Такова ирония судьбы. Английский герцог, поклявшийся никогда не возвращаться в Египет, тосковал по этой земле. Он чувствовал себя отринутым, лишенным родины и древней культуры. В тот момент, когда он покинул Египет, он поклялся себе, что забудет женщину, которая разбила его сердце. Бадра осталась в его прошлом, в том времени, когда он, как ветер, мчался по пескам с саблей в могучей руке. В том времени, когда его называли Хепри. Воспоминание о ней дразнило его, как песня сирен. Чтобы не слышать этой манящей мелодии, надо было заткнуть уши. Помоги ему Бог, если он когда-нибудь снова увидит ее. Помоги Бог им обоим.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Это предприятие было гораздо более опасным, чем она ожидала. Сердце в груди бешено колотилось, когда она выглянула в окошечко экипажа. Бадра дохнула на замерзшее стекло и нацарапала на нем свое имя по-английски. Глядя на буквы, она улыбнулась. Когда-то она была необразованна, а теперь могла читать и писать и по-английски, и по-арабски. Это было самым большим ее успехом.

Нетерпение охватило молодую женщину. Может быть, то, что происходило с ней сейчас, было самой большой ее неудачей. Одно дело — провезти контрабандой ворованное произведение искусства, принадлежащее другому. Но ожерелье, принадлежащее Хепри? Ее руки, засунутые в меховую муфту, вспотели, несмотря на холод.

Неприветливая, бесцветная страна, которую Хепри теперь называл своим домом, холодила ее кровь.

Бадра жаждала теплого египетского песка, нежного ветерка пустыни, жаркого желтого солнца. У нее вызывали отвращение толпы людей на улицах Лондона, городские запахи, столбы черного дыма из труб, молящие глаза маленьких нищих оборвышей, грязь и нечистоты трущоб.

Она поглядела на Рашида, который разговаривал с лордом Смитфилдом, отцом Кэтрин. Граф обещал помочь им найти надежного покупателя на золото Хамсинов. Полученными от этой продажи деньгами они могли бы оплатить обучение детей из их племени в Англии. Рашид не сменил своего обычного одеяния: он был одет в свои шаровары и синий биниш, из-под тюрбана выбивались его длинные темные локоны. Его единственной уступкой английской манере одеваться был толстый шерстяной плащ, который он накинул, чтобы защититься от холода.