Варенька потянула её в боковую нишу, где меньше гремела музыка. Обе с удовольствием повалились на диван – ноги всё-таки устали.

– Слушай.

Варенька облизала и вытерла губы, готовясь к долгой речи.

– Сегодня к царю на совет старый Шереметев прибыл и ещё один генерал – Алларт. Вызвал их царь об войне совет держать, но у Шереметева и своё дело небольшое тут есть. Догадалась, какое?

Мария недоумённо помотала головой.

– Ну ты совсем недогадлива! Забыла уж, как Михайла Шереметев об тебя глаза ломал? Ну вот, видать, с отцом встретясь, он об тебе говорил. И теперь Борис Петрович на тебя глянуть пожелал, для того тебя и звали.

Варенька хихикнула:

– Смотрины…

– Ясно, – вздохнула Мария, – И откуда ты сразу всё знаешь?

– Это что, – довольно ответила Варенька, – это ещё не всё. Царь на эту женитьбу очень благосклонно смотрит и даже вызвался сватом быть. Сказал, как от турка вернёмся, сам поеду к Борису Лексеичу. Так что Маша, не пришлось бы тебе стать графиней Шереметевой – царю батюшка твой вряд ли откажет.

– Ой, Господи, – еле слышно выдохнула Мария, – вот ещё напасть.

– Да ладно, не пугайся. Пока война кончится, ещё многое перемениться может. А нет – так пусть твой черноглазый-чернобровый украдёт тебя. А? Ну не вздыхай, пойдём в залу, а то мы уж два танца пропустили.

На пороге их, как обычно, сразу пригласили в танец, причём перед Марией, к её удивлению, оказался пан Вацлав. Надо же, подумала она, весь день и не взглянул на меня…

3

Пан Вацлав, между тем, что-то говорил. Она, озабоченная Варенькиной новостью, совсем его не понимала, тем более, что он сильнее обычного коверкал русские слова. Вот он что-то спросил и ждал ответа.

– Да-да, хорошо, – ответила она и увидела его покрасневшее от досады лицо.

– Панна Мария меня не слушает.

Она принялась уверять, что слушает внимательно, но здесь такой шум…

– Что ж, если тут нельзя говорить, пойдёмте.

Он почти потащил её из залы с решительным видом. Усадил на тот же диванчик в нише, где только что сидели они с Варенькой, сам встал напротив.

– Панна Мария, – начал он торжественно. – Мои чувства к вам… Моё уважение к вам… Моё уважение к вам и вашему роду… Я не какой-нибудь, чтобы лишь поволочиться… Намерения у меня самые честные…

У него было вдохновенное лицо, и бессвязность речи ещё усиливала впечатление этой вдохновенности. Мария вздохнула: Господи, как трудно быть комильфотной дамой. Она решительно не знала, что делать в таких случаях.

Выручил пан Тыклинский. Он неожиданно возник сзади пана Шидловского и спросил через его плечо:

– Панна Мария не хочет больше танцевать?

Ответил за Марию пан Вацлав, ответил по-польски и, судя по тону, весьма невежливо. Пан Тадеуш нисколько не рассердился, а протянул со всегдашней своей улыбочкой руку вставшей Марии. Тут пан Вацлав совсем осерчал и кричать начал, так что пану Тадеушу пришлось ему что-то резкое по-польски ответить, в чём он тотчас же перед Марией извинился.

Оставшийся вечер, вернее ночь, княжна танцевала спокойно, без происшествий, и больше других с паном Тадеушем. Он очень любезен был и почти не отходил от неё.

Княгиня тоже весь вечер танцевала без передышки, и так ловко это у неё выходило, что все только на неё и глядели.

– Ах, как танцует Марья Васильевна, и даже ваш польский, – вырвалось раз у неё в паре с Тыклинским.

Тот принялся было уверять, что и она не хуже, а даже лучше… Но наткнувшись на насмешливый взгляд, умненько переменил тему.

– Пан Долгорукий сейчас посланник при дворе короля Августа, так что пани княгиня имела много практики в танцах. Двор польского короля в пышности и количестве празднеств соперничает с французским.

– А в нечистоте – соперничает? – подумала, но не сказала Мария.

Сказала же вслух:

– Наш царь намеревается встретиться с вашим королём, так, наверное, я смогу увидеть его.

– О, панна Мария не разочаруется. Король Август необыкновенный человек! Он необычайно силён, он легко ломает руками серебряную тарелку.

– Как, прямо ломает?!

– Сгибает, во всяком случае, пополам складывает. Или вот такой канделябр, – указал он на массивный подсвечник, мимо которого шла вереница танцующих, – король может скрутить его жгутом, а жгут завязать в узел.

– Нешто ему утвари не жалко? – засмеялась Мария.

Пан многозначительно посмотрел ей в глаза.

– У короля есть ещё одна особенность. Ни одна женщина не в силах не ответить взаимностью на его благосклонность.

– Ага, бабник, значит, вроде нашего Петруши, – это она, конечно, про себя сказала, а вслух:

– Может, их принуждают к этой взаимности? Королю это просто.

– О нет. Некоторые дамы сами преследуют его величество, не в силах скрыть свои чувства к королю. Несколько раз ему приходилось бежать от слишком яростных поклонниц.

– Представляю, – смеялась Мария, – король Август бегает по дворцу, а за ним – охота из влюблённых дам. А засаду эти дамы ставят? Вы же мне объясняли, что крупного зверя из засады лучше брать.

Она смеялась так, что не могла остановиться. Пан с каким-то жадным выражением смотрел на её смеющийся рот. Потом медленно сказал:

– Я думаю, для вас знакомство с королём Августом будет особенно опасно.

Мария залилась ещё пуще:

– Вы полагаете, я тоже в охоту включусь? – еле выговорила она. – Так ведь я не умею, охотница из меня никудышная.

Всё это Мария в подробностях Вареньке пересказала, когда наверх к себе поднимались, чем немало подругу заняла.

А в покоях ждал их сюрприз – комнаты распахнуты, и вещей их следа нету. Однако, не успели они удивиться как следует, прибежала прислуга, повела с извинениями за собой. Опять на второй этаж спустились и вошли в уютную гостиную с камином и ковром на полу. Из гостиной двери в две спальни, одна побольше с двумя кроватями, другая маленькая – с одной. Все их наряды были в порядке развешаны в маленькой гардеробной, а в туалетной рядом чуть дымилась жаровня под большим баком с горячей водой.

– Ух ты! – только и успели сказать девы, как вошла сама хозяйка.

Она уже сняла бальную робу и свободно распустила волосы.

– Я только узнала, – сказала она, мило улыбаясь, об ошибке моего дворецкого. Почему же демуазель не сказали мне сразу, что их поместили на третий этаж? Мне сообщила княгиня, и я сразу распорядилась всё исправить. Барышни не будут на меня сердиться?

Она поцеловала одну и другую.

– Передайте мои извинения вашей подруге.

Графиня упорхнула.

Девы переглянулись.

– Спасибо Марье Васильне, – хмыкнула Варенька. – Ты думаешь, она, правда, не знала?

– Бог с ней. Давай спать. Мы с тобой вместе ляжем, а Нина пусть в другой.

Они уже спали, когда пришла Нина, что-то говорила, не дождалась ответа и ушла.

– А твой брат, от коего письмо из Венеции, он какой? – спросила Мария утром, глядя на потягивающуюся под периной Вареньку.

– Гаврюшка-то? Ничего парень. Ладный да крепкий, на кулачках здоров биться и поесть не дурак. Как в Италию-то попал, первым делом в письмах жалиться начал, что голодно там жить. Едят, дескать, одни макароны, а они длинные да скользкие, как глисты, а он, вишь, к щам привычен да к пирогам хорошим.

– А учиться нравится ему?

– Куда там! – махнула рукой Варенька. – Он и дома-то о грамоте не радел, а уж в чужедальнюю сторонку ни за что б своей волей не поехал! Уезжал, так даже ревел. Опять же, жениться ему не дали с ученьем этим.

Мария скинула верхнюю перинку, вскочила.

– А я бы… Чтоб я не отдала, чтоб учиться поехать, страны разные повидать!

Варенька вздрогнула от её крика, подняла удивлённое лицо.

– Маша, да что ты? Чему тебе ещё учиться? Всё, что надо, уж знаешь. Послушай лучше…

Мария выдохнула, села во вздувшуюся вокруг неё перину и покорно стала слушать быстрый говорок подруги.

– Я вчера не успела сказать тебе. Нина вчера с твоим Вацлавом…

– Нашла моего!

– Ну ладно, не твоим, слушай. Вот после того, как ты с ним выходила, а после с паном Тадеушем вернулась…

Ну и Варенька, всё видит, подумала Мария.

– … так вот, Нина с ним после этого долго говорила, и оба они на тебя то и дело поглядывали. А ты не замечала ничего. Я-то сперва, как они рядом держаться начали, думала, Нина его в полон свой взять решила. А потом вижу – нет, не такие у них лица были, не ухажёрские. Да и на тебя всё смотрели. Зачем? Думаю, не придумали бы подвоха какого-нибудь? Ну, что ты молчишь, Маша?!

– Пойдем, её подушками побьём!

– Кого?

– Да Нину же. Пусть знает, как козни строить!

И подхватив свою и Варенькину подушки за пухлые углы, княжна Голицына в весьма легкомысленном туалете ринулась в бой. Нина ещё спала, но быстро проснулась, и баталия вышла изрядная, после которой, заключив мирный договор, враждующие стороны уселись в уютной гостиной к поданному кофию.

– А знаете, мне вчера один пан о короле Августе рассказывал, сколь он великолепен и неотразим, – сказала Нина, подбирая последние изюминки.

– И мне, – больше изобразила, чем сказала, Мария, поскольку рот её был основательно набит творогом с вареньем.

– И мне тоже, – хихикнула Варенька. – Похоже, все поляки от своего короля без ума.

– Мне так хочется скорей его увидеть, – Нина облизала сладкие губы.

– А мне и нашего царя вполне хватает, – Варенька постно опустила ресницы.

Нина вспыхнула, смутилась, потом с вызовом уставилась на неё. Но Варенька с простодушным видом чистила грушу, и ссоры не вышло.

Этот и следующий дни пролетели превесело. Были ещё два концерта музыкальных и ещё охота, да и кроме охоты каждый день верхом ездили и каждый вечер танцевали. Девы ног под собой не чуяли к вечеру, засыпали, едва успев раздеться.

Фельдмаршал Шереметев при нескольких встречах за обедом окидывал Марию цепким взглядом, и Варенька, если оказывалась рядом, многозначительно пихала её локтем. Но в увеселениях он участия не принимал, совещался с царём и министрами, да занимался бумагами в своих покоях, а вскорости и совсем исчез – отправился обратно к армии. Мария по поводу этого грозящего ей сватовства не переживала – утрясётся как-нибудь.