Эльвира Барякина - Князь советский

Клим покачал головой.

– Как только закончится Шахтинский процесс, я возьму отпуск. Моя дочь болеет, так что мы с ней едем на юг.

– О, сочувствую…

Дверь снова распахнулась и на пороге показалась Нина.

– Оскар, тебя все ищут! Ты же обещал, что будешь играть в бридж!

– Сейчас иду.

Он допил коньяк и вышел.

Нина и Клим долго смотрели друг на друга – как враждующие соседи, случайно встретившиеся на границе владений.

– Что с Китти? – наконец произнесла Нина. – Она плохо себя чувствует?

– День на день не приходится, – нехотя признался Клим. – У нее иногда бывают отеки и головные боли.

– Ты водил ее к доктору? – встревожилась Нина. – Что он сказал?

Она сыпала вопросами, Клим отвечал и чувствовал, как в нем поднимается глухое раздражение. С чего это Нина начала изображать из себя заботливую мамочку? Совесть проснулась?

– Куда именно ты хочешь отвезти Китти? – спросила она.

– Куда будут билеты, туда и поедем.

– То есть, билетов еще нет?

Нина хотела что-то добавить, но на балконе вновь показался Оскар.

– Ну вот – сама позвала меня и сама тут застряла!

– Ладно, еще увидимся… – проговорила Нина и ушла, оставив Клима в обществе каменной химеры.

Он покосился на скорчившееся на постаменте чудище: голова львицы, вдоль хребта – гребень, тело вообще ни на что не похоже… Химера – химера и есть: дурная фантазия, сочетание несочетаемого. Именно в это превратилась его любовь.

4.

Иностранные журналисты чуть ли не в полном составе явились на очередное судебное заседание – всем хотелось узнать, чем закончится допрос Скорутто.

Судья вызвал его к микрофону, и тот ровным и тихим голосом сказал, что полностью признает свою вину.

– Я отказался от показаний только из-за жены.

По залу пронесся едва слышный вздох разочарования.

– Не надо было ей ничего кричать, – шепнул Зайберт на ухо Климу. – Она выдала чекистам, что они с Николаем любят друг друга, а это лишняя точка давления. Скорутто небось пригрозили, что если он не признает вину, его супругу арестуют.

Клим мрачно кивнул. Все это напоминало «пляску смерти» – был такой аллегорический сюжет во времена Средневековья: ухмыляющийся скелет вел в хороводе людей всех званий и состояний, и что бы человек ни делал, силы рока все равно сводили его в могилу.

Сопротивление большевикам было абсолютно бесполезным.

5.

Клим вышел из Дома Союзов и сразу увидел Нину. Она приблизилась к нему – легкая и нарядная в своей маленькой соломенной шляпке и белом платье в цветочек.

– Добрый день! Как Китти?

– Нормально, – отозвался Клим, не поднимая глаз.

Не сговариваясь, они пошли к Охотному ряду. Навстречу им тек народ и, пропуская прохожих, Клим и Нина то соприкасались плечами, то расходились в разные стороны.

– Я знаю, куда надо отвезти нашу дочь, – сказала Нина. – Элькин прислал мне письмо… Он сейчас в Коктебеле – это маленькая болгарская деревня в Крыму. У его тетки там дом, и она сдает комнаты постояльцам. Элькин давно звал меня туда.

– Представляю твоего рафинированного муженька посреди крымской деревни! – хмыкнул Клим.

– Это я еду в Коктебель, а Оскар еще вчера отправился в Германию. Над улицей раздался грохот, и в воздухе повисло облако известковой пыли. Клим оглянулся: за забором, оклеенным театральными афишами, ломали церковь Параскевы Пятницы. Золотых куполов уже не было, а в стенах зияли дыры, через которые виднелись головы рабочих.

– У меня есть знакомый в Наркомате путей сообщений, и он заказал для меня купе, – продолжила Нина. – Вы с Китти можете поехать вместе со мной в Феодосию, а дальше мы автобусом доберемся до Коктебеля.

Клим в изумлении посмотрел на нее. Какое купе? Она думает, что он согласится куда-то с ней ехать?

– Дорогая моя… Между нами все кончено.

Лицо Нины исказилось – словно от боли.

– Ты же сам сказал, что Китти надо отвезти на юг!

– Я не приму от тебя никаких подношений.

– Почему?

– Потому что ты спишь с Рейхом! – в сердцах отозвался Клим.

Нина опустила голову.

– Так ведь и ты со своей Галей не пасьянсы раскладываешь.

– Побереги-и-ись! – раздалось из-за забора, и с церковной крыши с грохотом сорвалась балка.

– Ты хотя бы выслушал меня для начала… – с запинкой произнесла Нина. – Хотя чего я тут распинаюсь? Если ты готов из-за своей дурости угробить ребенка…

– Не шантажируй меня Китти! – рявкнул Клим, но Нина его перебила:

– В пятницу в два часа я буду на Курском вокзале: поезд на Феодосию, второй вагон, четвертое купе. Если захочешь – приходи.

Она развернулась и пошла прочь.

6.

Клим вернулся домой в полном смятении. Что Нина задумала? Ведь это безумие – ехать куда-то вместе, а уж тем более – в одном купе! Китти узнает, что «мама нашлась» – а дальше что?

Но вдруг ему не удастся достать железнодорожные билеты? Отпуск пролетит, лето кончится, а Китти так и будет болеть?

Клим отпер дверь в квартиру, и ему навстречу вылетела Галя.

– Ну, как твои шахтинцы?

– Хорошо, – отозвался он, думая совсем о другом.

А если все-таки поехать в Коктебель, то как быть с Галей? Когда Клим сказал ей, что хочет поехать на юг, она решила, что он непременно возьмет ее с собой – хотя ей никто этого не обещал.

Клим мрачно смотрел на ее короткие, севшие от бесконечной стирки носки, на тонкие ноги и помявшееся от долгого сидения ситцевое платье.

Зачем он связаться с ней? Все эти месяцы Клим оправдывал себя тем, что «она сама хотела», но это заклинание давно не работало. Он взял грех на душу, позволил Гале на что-то надеяться и теперь должен был либо сломать ей жизнь, либо вечно тащить на себе бессмысленный и тяжкий груз.

Она обняла его и поцеловала в щеку.

– Что ты так долго не приходил? Я соскучилась!

Не отвечать на ее проявления нежности – значит напрашиваться на испуганные вопросы. Отвечать – значит еще туже затягивать удавку на своей шее.

По его лицу Галя все равно догадалась, что что-то случилось.

– В чем дело? – в тревоге спросила она.

Клим сказал первое, что пришло на ум:

– Видел, как ломают Параскеву Пятницу. Жалко – ей ведь больше двухсот лет! Сейчас такое по всей стране творится: я читал в газете, что в моем родном Нижнем Новгороде горсовет постановил снести храмы на Благовещенской площади – чтобы они не мешали проводить парады.

Клим вспомнил храм, в котором они венчались с Ниной.

– Георгиевскую церковь тоже снесут… Этим мерзавцам плевать на историю и традиции – они не ведают что творят.

– Так ты из Нижнего Новгорода? – удивилась Галя. – А говорил, что из Москвы.

Клим чертыхнулся про себя: надо же было так опростоволоситься! Ведь он зарекался: при Гале – никаких воспоминаний о прошлом!

– Я бывал в Нижнем Новгороде… Давно еще, в детстве, – отозвался он и поспешно сменил тему: – Все-таки мне кажется, что пожары и аварии на Донбассе возникали не из-за вредителей, а из-за банального износа оборудования и несоблюдения техники безопасности на шахтах. Ведь это повсеместное явление в СССР!

Клим хотел вызвать Галю на спор – чтобы отвлечь ее от мыслей о его оговорке, но вопреки обыкновению та не поддержала разговора.

– У меня суп на плите варится, – произнесла она, не поднимая глаз, и ушла в кухню.

1.

Нина давно могла уйти от Оскара – граф Белов больше месяца назад принес ей письмо от Элькина. У нее были деньги – она тайком продала шубу, кольцо и несколько дорогих подарков, полученных от Рейха; но, уезжая из Москвы, Нина лишала себя всякой надежды на примирение с Климом.

Она сама не знала, на что рассчитывает, – разве что на случайную встречу: именно поэтому она ходила с Оскаром на парадные обеды и ужины – ведь туда часто приглашали иностранных журналистов.

Встреча с Климом действительно состоялась, но известие о болезни Китти настолько напугало Нину, что она позабыла и о гордости, и о страхах, и о всех отрепетированных фразах, которые она собиралась произнести.

Ее трясло от возмущения и ненависти к Гале: она была уверена, что эта недотепа не доглядела за ребенком и запустила его.

Взяв дела в свои руки, Нина в два дня раздобыла билеты до Феодосии. А Галя, судя по всему, не могла и билета в баню достать!

Судьба давала Нине и Климу верный шанс: им надо было уехать на край света и забыть о прежних невзгодах.

«Он должен прийти на вокзал! – говорила она себе и тут же хваталась за сердце. – А что, если он откажется?»

В день, когда состоялось последнее заседание по Шахтинскому делу, Нина несколько раз порывалась позвонить Климу и узнать, что он решил, но так и не осмелилась назвать телефонистке заветный номер.

Ей казалось, что слово «приговор» звучит отовсюду: из репродукторов на улице, из уст торговцев и извозчиков. Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Нина пошла в кинотеатр, но и там перед сеансами крутили ролик на злобу дня: суд приговорил одиннадцать человек к расстрелу, а остальные обвиняемые получили длительные сроки в лагерях.

Председатель Верховного суда беззвучно зачитывал приговор, пианист играл торжественный марш, а зрители, сидевшие справа и слева от Нины, говорили:

– Вот и правильно!

Вечером к Нине пришел Ефим: Оскар поручил ему приглядывать за ней, пока он будет в отъезде.

– Слышали про приговор? Немцев-то все-таки отпустили – Оскар обменял их на контракт по шпалам. А русские не нужны ни своему правительству, ни своему народу.

Нина закрыла лицо ладонями: она тоже чувствовала себя абсолютно ненужной.

2.

Нина явилась на вокзал раньше времени и медленно пошла по пустой платформе ко второму вагону. Она уведомила Элькина, что приедет вместе с Климом и Китти, но уже совершенно не верила в успех своего предприятия.