Эльвира Барякина - Князь советский

Маленький беспризорник в рваном треухе подбежал к Магде и протянул ей костлявую, посиневшую от холода ладошку:

– Подайте, Христа ради!

Магда улыбнулась: «Тебя-то мне и надо!» и вытащила из сумки булку с изюмом.

– Возьми!

От удивления мальчишка раззявил рот и, попятившись, сел в снег. Он никогда в жизни не видел такого богатства.

Спрятав булку за пазуху, он пронзительно свистнул, и вскоре вокруг Магды собралась целая стайка детей в невообразимых лохмотьях.

Она принялась раздавать им лакомства, купленные в буфете в «Метрополе». Дети радостно галдели и трогали ее за пальто, а прохожие смотрели на Магду с явным неодобрением. Мужчина в бараньем тулупе подошел к ней и что-то попытался объяснить, но один из беспризорников запустил ему в спину обломком кирпича. Мужчина зло плюнул и пошел своей дорогой.

Магда достала из кармана заранее приготовленную шпаргалку и прочла вслух по-русски:

– Я хочу узнать, как вы живете. Мне надо сфотографировать ваш дом.

Мальчишка в треухе взял Магду за руку.

– Пойдем!

Беспризорники всей оравой двинулись следом.

Они вывели Магду на узкую тропу, ведущую к наполовину разрушенной башне. Под крепостной стеной дворники сваливали сколотый с тротуаров лед, мусор и конские яблоки, и перебравшись через горы отбросов, Магда оказалась перед небольшим зарешеченным лазом в подвал, из которого сочился сизый дым – как из печки.

Девочка лет девяти сняла решетку и первой нырнула во влажную черную дыру. Мальчишка в треухе подтолкнул Магду в спину:

– Ну, давай, иди!

Магда оглянулась на детей: они смотрели на нее и улыбались – щербатые, сопливые и донельзя чумазые. Магда содрогнулась от невыносимой жалости: «Господи, что ждет этих несчастных?»

Согнувшись в три погибели, она протиснулась в пахнущий прелью лаз, но зацепилась за что-то, потеряла равновесие и плашмя упала на битые кирпичи.

«Книга мертвых»

Я выходил с покупками из бывшего Елисеевского магазина, как вдруг мне под ноги бросился беспризорник с костылем. Он упал в снег и принялся орать: «Караул! Детей давят!»

Пока я поднимал инвалида и извинялся, его дружки похватали мои свертки и кинулись врассыпную. А инвалид вдруг поднял костыль, как дубину, и, прихрамывая, пошел на меня:

– Что ты сказал против советской власти?! А ну повтори! Граждане, гляньте на этого буржуя недорезанного – он самого Ленина сволочью обозвал!

Юноша принял меня за нэпмана и подумал, что я испугаюсь и покину поле битвы. Пришлось объяснить ему, что он только что страшно опозорил страну Советов перед иностранным журналистом, и теперь мне придется написать в своей газете, что в СССР трудящимся нет проходу и на них нападают даже малые дети.

Защитник Ленина донельзя смутился.

– Пошли к нам на хазу – мы тебе сейчас все вернем, – пообещал он и повел меня вслед за своими убежавшими дружками.

Он представился как Царь Чума и по дороге рассказал о своем житье-бытье. Родители его спились, а идти в детдом он отказался, потому что там «командуют всякие буржуазные воспиталки».

В прошлом году Царь Чума зарабатывал тем, что лазил по чердакам и воровал сохнущее белье, но однажды его поймали и спустили с лестницы – да так, что он сломал ногу. Кость срослась плохо, и с тех пор Царь Чума не мог обходиться без костыля.

Свою кличку он получил за драчливость и невероятное властолюбие. По его словам, ему подчинялись полтора десятка «смердов», над которыми он был полновластным хозяином. Они участвовали во всех его криминальных затеях и обязаны были каждый день приносить что-то ценное. За это он разрешал им ночевать в подвале под Китайгородской стеной и защищал, если на «смерда» нападала милиция или беспризорники из другой банды.

Одним словом, сегодня я познакомился с малолетним феодалом.

Царь Чума привел меня в подвал, где сидели «смерды». Их берлога была похожа на пещеру первобытных людей: с потолка свешивались изломанные кирпичные зубцы, каменный пол устилала истоптанная солома, а на стенах виднелись похабные рисунки, сделанные сажей. В центре стояла железная печь и большой ящик с надписью «Фрухты» – туда беспризорники складывали добычу.

Царь Чума сдержал свое слово и вернул мои покупки – за исключением того, что уже было съедено. Он также предложил мне свою подругу – чудовищного вида беременную девочку лет двенадцати. Она сидела у печи, накрывшись старой театральной афишей и все нюхала выцветшие коленкоровые незабудки, выдернутые из похоронного венка.

Когда я отказался от девочки, Царь Чума показал мне женскую одежду – явно не советского производства:

– Купи – бабе своей подаришь!

В груде барахла я заметил потертый рыжий чехол от фотокамеры Kodak, и тут до меня дошло, что это вещи Магды Томпсон. Там лежало платье, в котором она была в день нашего знакомства.

Я спросил Царя Чуму, где он взял свой товар, и тот сразу ощетинился: «Не твое дело!» Впрочем, и так было понятно, что он ограбил бедную Магду.

Я решил вернуть ей вещи и предложил сыграть на них в карты. Царь Чума сразу согласился, не подозревая, с каким коварным противником ему предстоит иметь дело. В юности я увлекался карточными фокусами и выучил кое-какие приемы, за которые в казино можно получить канделябром по голове.

Сначала я отыграл Магдину фотокамеру, потом платье, пальто и все остальное.

Наблюдая за нашей битвой, «смерды» пришли в неистовство.

– Лопни мои глаза! Вот так артист!

Поначалу они болели за Царя Чуму, но постепенно их симпатии перешли на мою сторону. Судя по всему, подданные не особо любили своего властелина.

– Он тебя самого разденет! – хохотала беременная девочка.

– Сопля через губу… – бормотал Царь Чума и нервно курил самокрутку, держа ее то огнем наружу, то внутрь рта. Его щеки алели, а из ноздрей валил дым.

Пару раз он кидался на меня с заточкой:

– Порежу на тридцать три куска!

Беспризорники орали, пока я возился с ним.

– Наигрался? – спрашивал я, прижав Царя Чуму к полу.

– Не-е-ет! – выл он, и мы снова садились за карты.

Наконец Царь Чума проиграл все: костыль, заточку, «смердов», и даже ящик с надписью «Фрухты». Втянув голову в плечи, он поднялся и захромал к выходу.

Притихшие беспризорники смотрели на меня во все глаза. Уж не знаю, за кого они меня принимали: то ли за избавителя, то ли за нового рабовладельца.

Я сказал, что не собираюсь брать с них дань, но мне все-таки потребуется их помощь:

– Походите по барахольщикам и спросите: не попадалась ли им красная бархатная шуба с китайскими драконами? Нашедшему – приз: червонец.

Я связал вещи Магды в узел и уже направился к выходу, как вдруг беременная девочка окликнула меня.

– Там, в колодце, иностранка валяется. Может, уже подохла… Царь Чума ее сильно костылем приложил.

Оказалось, что два дня назад Магда пришла к беспризорникам в гости, и они избили ее и скинули в неглубокий сточный колодец в углу подвала.

«Смерды» помогли мне ее вытащить. Магда была без сознания, лицо ее было перемазано в засохшей крови, а на затылке зияла влажная рана.

Дети убеждали меня, что это Царь Чума приказал им напасть на иностранку, а сами бы они ни за что не стали ее обижать:

– Она была добрая и даже булкой нас кормила.

Вокруг меня суетились малолетние убийцы, но они не отвечали за свои действия ни перед законом, ни перед самими собой. И по глазам было видно, что они и вправду не считают себя виноватыми.

– Это все Царь Чума!

Я отвез Магду в больницу, и врачи сказали, что у нее сотрясение мозга, множественные ушибы и общее переохлаждение организма. Ей вообще несказанно повезло, что она осталась в живых.

Эта история потрясла меня до глубины души. Довелось же мне оказаться в нужное время в нужном месте!

Кроме того, я осознал, в чем заключается природа власти человека над человеком.

Беспризорники чуть не убили Магду, потому что так сказал вожак, которого они боялись. Они не испытывали к ней ненависти, вся их добыча принадлежала Царю Чуме, так что они не получили от своего злодейства никакой выгодны. Это был всего лишь знак подчинения: «Видишь, как сильно я тебя уважаю? Я стану убийцей, я пойду на любую подлость, только не тронь меня!»

Авторитет Царя Чумы продержался только до первого символического поражения: после ерундового проигрыша в карты могущественный повелитель превратился в жалкого неудачника, и от его власти не осталось и следа. «Смерды» совершили страшное злодейство из-за страха перед силой, которой вовсе не существовало на свете.

Увы, в мире взрослых действуют те же самые законы.

Я навестил Магду в больнице – она уже немного пришла в себя.

К ней заходил следователь, но она сказала, что не будет писать заявление в милицию: по ее мнению, дети, которые пытались ее убить, ни в чем не виноваты – они просто попали в порочную среду.

Вскоре к нам присоединился наш общий знакомый – пилот по имени Фридрих. Я как-то встречал его у Зайберта: в трезвом виде он клялся в любви к Сталину, а, напившись, принялся воспевать Троцкого – какой это великий человек и замечательный революционер. Он явно принадлежал к бесчисленным оппозиционерам, которые спешно поменяли воззрения, лишь бы не разделить судьбу своего вождя (его собираются отправить в ссылку то ли в Сибирь, то ли в Среднюю Азию).