– Известно, госпожа, но господин маркиз запрещает звать вас так. Ему это имя не нравится…
– Как я посмотрю, здесь меня не ожидает легкая жизнь, – вздохнула девушка. – В таком случае порешим, что я вам ничего не говорила…
– Хотите, я помогу вам причесаться? – спросила кормилица, кивнув на тяжелые волны волос льняного цвета, в беспорядке рассыпавшиеся по плечам Гортензии.
– Нет, спасибо. В монастыре нас научили и причесываться без помощи прислуги.
Через двадцать минут умытая, одетая и причесанная, с длинными, туго заплетенными косами, падавшими на спину, Гортензия спустилась по лестнице. Она сделала лишь несколько шагов вниз, когда до нее донесся громкий, к тому же усиленный спиралью каменного раструба лестницы голос маркиза:
– Вы позволили ему убежать? Разве я недостаточно ясно приказал вам запирать дверь, если вам случается оставлять его одного?..
– Я никогда не забывал этого делать, господин маркиз. Но он вышел вовсе не в дверь. В окно…
Голос, отвечавший хозяину дома, должен был принадлежать мужчине, несмотря на высокие истерические ноты, обычно свойственные женщинам. Впрочем, проступавшая в интонации угодливость заставляла говорившего умерять свойственную ему визгливость.
– В окно? С высоты в тридцать футов? Мальчишка, у которого силенок не больше, чем у женщины после родов? Вы что, Гарлан, хотите надо мной посмеяться?
– Идите и посмотрите сами, если мне не верите. Он использовал простыни и веревку, которую тайком сделал сам из кусков материи… Это невероятно, – плаксиво запричитал собеседник маркиза. – Никогда бы не подумал, что он готовил подобную пакость! Он был таким спокойным все последнее время… таким покладистым! Я даже собирался просить у вас разрешения изредка позволять ему прогуляться… Под моим наблюдением, конечно, и я думал…
Появление Гортензии, спустившейся до низа лестницы, заставило его умолкнуть, и она подошла к собеседникам в полнейшем молчании, пытаясь скрыть удивление при виде субъекта, которого маркиз назвал Гарланом. Тот принадлежал к людям, возраст которых невозможно определить. Его лысый череп, горб, вырисовывавшийся под сюртуком каштанового цвета с длинными фалдами, и особенно его длинный заостренный нос с водруженными на нем огромными очками придавали ему неотразимое сходство с аистом. Он потерянно глянул на Гортензию и тотчас отступил назад, словно боялся, что она его ударит… Что до маркиза, он выглядел точно так же, как накануне: красивый и надменный, с застывшей на лице жестокой гримасой старого японского самурая и пылающим взглядом – свидетельством того, что ярость была его обыкновенным состоянием. Прямо в лицо Гортензии, будто молния, блеснул холодной сталью взгляд бледно-голубых глаз, и ей на секунду почудилось, что он отошлет ее назад в комнату. Но он сдержался ценой таких усилий, что на его висках проступили голубые жилки. Ему даже удалось улыбнуться, причем сей подвиг поверг девушку в растерянность: улыбка этого внушающего ей ужас человека была чудом очарования и беспечной иронии.
– А, это вы, моя дорогая? Надеюсь, ночной отдых пошел вам на пользу?
– Конечно… Я… я благодарю вас.
– Весьма счастлив… Позвольте, я вам представлю господина Эжена Гарлана, человека весьма образованного; он одновременно мой библиотекарь и наставник моего сына Этьена. А это моя племянница.
– Вашего сына? – прошептала Гортензия, не способная сдержать любопытство. – Я не знала…
– Что у меня есть сын? Действительно, нам почти ничего не известно друг о друге… Ну да, у меня есть сын, а у вас – кузен… Вам, кажется, семнадцать лет?
– Именно столько.
– Так он старше вас на два года. Надеюсь, что вы быстро подружитесь. Это… милый мальчик, но, к несчастью, слабодушный и имеющий крайнюю нужду в твердом направлении и дисциплине. Вот почему при его не столь малых летах ему еще необходим наставник. Тем более что мы имеем дело, гм… с ментором дружелюбным и сдержанным…
Пока он говорил, его взгляд все время обращался к библиотекарю, и Гортензия не могла не отдать себе отчет, что его слова звучат как-то странно. Словно все это было старательно заучено наизусть. Едва ли он верил в то, что говорил. Вот почему совершенно естественно Гортензии пришло в голову, что тот беглец, тот юноша, который всего боялся, мог быть наследником рода Лозаргов. На мгновение она снова увидела худые ноги, тонкие черты лица, глаза, полные ужаса… Но ей хотелось убедиться в этом.
– Я была бы счастлива встретиться со своим кузеном, – мягко произнесла она. – Могу ли я теперь его повидать?
– Сейчас это невозможно, – после едва заметной заминки обронил маркиз. – Сегодня утром он неважно себя чувствовал, но вы встретитесь с ним попозже… Пока же я сам хочу показать вам замок. Только позвольте мне ненадолго оставить вас.
Он подхватил горбуна под локоть, увлек к амбразуре окна и принялся что-то тихо говорить ему. Так тихо, что при всем желании Гортензия не могла уловить ни слова. Она было попыталась подойти, но тут появилась Годивелла с озабоченным видом и стаканом молока.
– Выпейте это, барышня! – повелительно сказала она. – Иначе вы останетесь с пустым желудком до самого полдника.
Гортензия послушно выпила молоко, примирившись с тем, что ничего более не узнает. Впрочем, короткое собеседование подошло к концу, и Фульк де Лозарг направился к ней, напоследок бросив через плечо:
– Если ничего не добьетесь, скажите Шапиу, чтобы устроил облаву со своими собаками. У него прекрасные ищейки.
Настал черед Гортензии сделать над собой усилие, чтобы не показать, сколь она возмущена. Пускать собак по следу сына – возможно ли такое? И с какой холодной небрежностью это было произнесено! Впечатление, произведенное его словами, было столь отвратительным, что девушка инстинктивно отшатнулась, когда дядя предложил ей руку.
Он заметил это движение, но, не угадав его причины, не стал на этом заострять внимание.
– Что с вами, племянница? – смеясь, осведомился он. – Я только хочу показать вам дом, с этих пор ставший и вашим, а не бросить вас в какую-нибудь подземную темницу. Не пора ли перестать принимать меня за монстра? Я хочу вам… только добра, поверьте, – с неожиданной мягкостью заключил он. – Охотно признаю: вчерашний вечер не должен был вас ободрить, но, кто знает, вдруг мы все же станем друзьями?
Изо всех сил она попыталась улыбнуться, но у нее это плохо получилось.
– Быть может, – прошептала она наконец. – Надо только дать мне время немного освоиться.
– У вас будет достаточно времени. Перед нами – целая жизнь.
В сопровождении маркиза Гортензия принялась обходить замок. Сначала ее мысли витали в иных сферах. Всем существом она напряженно прислушивалась к звукам за этими стенами, ожидая услышать лай собак, призывы о помощи, а может, крик боли или по меньшей мере страха. Но раздавался лишь спокойный голос хозяина замка… Вскоре девушка почувствовала, что этот голос обладает какой-то необъяснимой магической силой, от его чар было трудно освободиться, пока он говорил об этом доме, который любил…
Невзирая на свой преклонный возраст и дряхлость, замок тем не менее заслуживал внимания. Входивший в него возвращался в иные времена, минуя век Людовика XIV и Просвещения, изгоняя из памяти революцию и саму тень Наполеона, чтобы оказаться на закате Средневековья.
Когда его возводили, капитан стражи Фульк Лозарг смог защитить окрестные долины от англичан. Чтобы спасти доверенное ему достояние епископа, Фульк позволил врагу разграбить и разрушить почти до основания свой собственный замок, отстоявший от этого всего на одно лье, причем под руинами погибла вся семья капитана.
Награда была по мерке оказанной услуги. Неприступная крепость стала принадлежать герою, а имя старых владетелей кануло в небытие, уступив место его имени. Пятидесяти лет от роду Фульк де Лозарг решился восстановить свою династию, он женился на своей племяннице Алиэтте де Фавероль, бывшей моложе его на тридцать лет, но давно им любимой. И успел произвести на свет еще десяток детей.
– От племянницы? – оборвала повествование Гортензия, неприятно удивленная только что сказанным. – А мне казалось, что тогда Святая Церковь была весьма чувствительна ко всему, что касалось прямого родства?..
– Это уже не была церковь эпохи Капетингов, – заметил маркиз со снисходительной улыбкой. – И для нее не существовало неразрешимых дел, из которых мешок золотых или священный сосуд, украшенный драгоценными камнями, не помогали найти выход… Ко всему прочему, Алиэтта была племянницей его покойной супруги…
– И… она любила его, несмотря на такую разницу в возрасте?
Улыбка маркиза сделалась откровенно презрительной:
– В наших семействах никогда не было в обычае спрашивать мнения девиц, коль скоро заходила речь о браке. Понадобились несчастья и разор революции и того, что за нею последовало, чтобы женщины осмелились вести себя столь недостойно, чтобы потворствовать своим желаниям, а не чувству долга.
– Должна ли я воспринимать это как намек на поведение моей матери? – с вызовом спросила Гортензия, уже готовая к новой схватке.
– Вне всякого сомнения, – спокойно ответил он. – Тем не менее вы бы поступили опрометчиво, если бы сочли себя оскорбленной, ибо я только констатировал факт.
– Факт, отнюдь не бывший единственным в истории нашего рода. Моя мать никогда не упоминала о вас, маркиз, но она любила рассказывать о своих предках… и особенно об истории, касавшейся Франсуазы-Элизабет де Лозарг, которая во времена Людовика XIV бежала на острова Америки с тем, кого она любила и в браке с кем ей отказали.
В глазах Фулька заиграли искорки, разговор явно забавлял его.
– Она вам поведала об этом? А впрочем, почему бы и нет? Она должна была найти здесь некоторые аналогии, оправдывавшие ее поведение. Рискуя вызвать ваше неудовольствие, я бы добавил только, что тот случай имел одно отличие: шевалье де Вьолен был дворянин.
– А мой отец – нет. Зато он им стал благодаря собственному гению и храбрости. Именно так, как приобрели дворянство наши предки. Меж ними – лишь разница в шесть-семь веков. Сущая малость перед лицом вечности!
"Князь Ночи" отзывы
Отзывы читателей о книге "Князь Ночи". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Князь Ночи" друзьям в соцсетях.