Спустя несколько кружек пива Малькольм схватил меня за руку и потащил танцевать под Майкла Джексона под блестящим диско-шаром. Ритм музыки призывал к действию. И хотя мне было немного неловко, двигалась я очень плавно и естественно.

Малькольм же танцевал ужасно. Впрочем, это не мешало ему двигаться, как школьник на дискотеке.

Когда в баре стало слишком людно, мы вышли на Сансет и поплелись в сторону «Книг Просперо». До магазина оставалось более трех километров, и наши пьяные шутки выветрились в отрезвляющей вечерней прохладе. Мы остановились на красном сигнале светофора.

– Может, вызвать такси? – спросил Малькольм.

– Мы уже полпути прошли.

– Но ты вся дрожишь. – Он снял пиджак. – Хотя бы это возьми.

Загорелся зеленый. Я накинула его пиджак на плечи. От него пахло Малькольмом. Корицей вперемешку с соленым запахом пота. Я даже не задумывалась, что знаю, как от него пахнет. Я глубоко вдохнула, стараясь запечатлеть этот момент где-то на уровне обоняния, чтобы вспоминать запах Малькольма всегда, когда буду думать о нем, чтобы его запах напоминал об этом вечере даже на другом конце страны.

Когда мы вернулись в «Книги Просперо», Малькольм провел мне экскурсию по магазину, словно я оказалась здесь впервые. Показал мне его любимые книги и любимые книги Билли. Я же поделилась с парнем своими любимыми произведениями: биографией Вашингтона, Джефферсона, Линкольна. Я рассказала ему, что Томас Джефферсон любил книги и проводил целые недели в уединении, перечитывая и переписывая отрывки, которые ему не нравились.

Он даже отредактировал Шекспира. Шекспира!

– Уверен, что Миранду его изменения не коснулись, – подметил Малькольм. – Но вы… О, вам подобной нет. Достоинства вы все в себе храните, вы созданы из лучших совершенств[10]. – Я искренне удивилась, что он помнил эти строчки наизусть. – Это из «Бури», – похвастался он, расплывшись в улыбке до ушей.

– Я знаю, откуда это, – насторожилась я.

Его искренность застала меня врасплох.

Малькольм сложил книги Билли на столике с рекомендациями вплотную друг к другу, чтобы освободить место для моих «советов». Он написал на карточке мое имя и набросал мою карикатуру. На рисунке мои глаза выглядели куда больше, чем в жизни, а губы оказались недовольно надуты. Я выбрала недавно вышедшую биографию Пола Ревира, в которой подчеркивается его вклад в Революцию и развенчиваются мифы, придуманные Лонгфелло. Малькольм не сводил с меня глаз. В какой-то момент его лицо оказалось опасно близко к моему. Он осторожно поцеловал меня, ожидая, что я его оттолкну, но я не сопротивлялась, и поцелуй стал настойчивее.

Малькольм проложил дорожку поцелуев по моему плечу, слегка задевая ключицу. Я вдруг вспомнила Джея, но не смогла противиться влечению. К тому же мы с Джеем уже месяц не разговаривали. Можно ли чувствовать вину за измену, если с человеком потерял контакт? Измена ли это вообще?

Малькольм прижал меня к себе, наши тела соприкоснулись, бедра, плечи, и я совсем забыла про Джея. Я забыла обо всем, что не касается Малькольма, не понимая, как мы к этому пришли, почему это не случилось раньше, и, не осознавая до конца, что вообще со мной происходит. Я вспомнила его спокойствие и хладнокровие в тот день, когда меня охватила буря эмоций после раскрытой тайны. Он целовал мою шею, а я думала, как красиво он прочитал строчки из «Бури». «Но вы… О, вам подобной нет. Достоинства вы все в себе храните, вы созданы из лучших совершенств». Он произнес эти слова таким твердым голосом, будто ждал возможности прочитать их мне с момента, когда мы впервые встретились. И меня вдруг осенило, что он действительно этого ждал.

Я оттолкнула его.

– Билли рассказал тебе, что меня назвали в честь «Бури»?

– Что? – Он вновь приблизился ко мне, но я оттолкнула его еще сильнее.

– Это ты отправил мне книгу в Филадельфию.

Я считала, что книгу мне прислал Элайджа, но он сказал «письмо», не «посылку». Письмо, отправленное после того, как умер Билли, которое должно было прийти после новости о его смерти, после моего отъезда из Филадельфии.

– Ты мне солгал.

Малькольм прислонился к стеллажу с кулинарными книгами и зарылся рукой в волосы.

– Я хотел сказать тебе.

Это оправдание прозвучало так же паршиво из уст Малькольма, как и из уст моей матери.

– Ты сказал, что оплакивал смерть друга! – закричала я.

– Так и было! – закричал он в ответ.

– Ты выставил меня бесчувственной тварью, хотя сам врал! Ты понимаешь, насколько это мерзко?

Я превратилась в зверя, обезумевшего в полнолуние, в дикое животное, которое спустили с привязи. Понятия не имею, что наговорила ему. Но среди этих слов прозвучало много ругательств, много «ублюдков», «лжецов», «идиотских манипуляторов» и прочих не самых лестных выражений. Этот гнев был первой приятной эмоцией за довольно долгое время, не считая поцелуя с Малькольмом, который потонул в море из моей ярости.

– Ты за дуру меня держишь? Нравится со мной играть? Ты совсем больной?

– Миранда, остановись. – Парень схватил меня за плечи. – Прекрати кричать.

Я перевела дух.

– Ты сказал, что оплакивал его. Ты использовал смерть моего дяди против меня.

– Знаю, – прошептал он. – Да, использовал. Но я действительно оплакивал его смерть. Я все еще не смирился с этим.

– Но ты мне лгал.

– Я пытался помочь Билли.

– Тем, что врал мне?

А затем я произнесла слова, которые действительно потрясли его и стерли краску с его лица. Те слова, после которых он больше не просил меня успокоиться.

– Ты знал, что Билли мой отец.

– Он говорил, что ты его племянница, – настоял Малькольм.

– Но ты знал.

Малькольм отвернулся.

– Вы похожи, как две капли воды.

– И ты не подумал сказать мне об этом? Тебе не показалось, что я заслуживаю знать правду?

В Малькольме тоже сидел дикий зверь, которого я дразнила и тыкала до тех пор, пока у него не лопнет терпение.

– Сказать что? – закричал он. – Что именно я должен был тебе сказать? «Привет, да, мы незнакомы, но твой дядя, помнишь, бывший хозяин магазина? Сюрприз! На самом деле он твой отец!» Ну и объясни мне, как я должен был это сказать?

– Ты мог рассказать про квест! – Я схватилась за волосы. – Мог признаться, что узнал меня еще на похоронах. Ты мог сказать что угодно вместо того, чтобы выставлять меня последней сволочью, когда я всего лишь пыталась понять, что ты скрываешь.

– Мне не нравилось тебе лгать.

Малькольм дотронулся до пряди моих волос.

– Как благородно.

Его пальцы приятно щекотали кожу, и как было бы просто взять его за руку, прижать к себе и вернуться к той части вечера, в которой мы учились доставлять друг другу удовольствие.

– Твой гнев совершенно обоснован. Я понимаю. – Голос Малькольма вернул меня к реальности, вытащил из гипноза его прикосновений обратно к его словам, обратно к его лжи.

– Боже, какой же ты высокомерный.

Я резко отступила назад, а Малькольм сложил руки на груди, не зная, куда деть рвущуюся энергию.

– Я хотел быть хорошим другом для Билли.

– Притворяясь, что не знаешь правды обо мне?

– А что бы это изменило? Если бы я рассказал тебе об Эвелин…

– Ты и об Эвелин знал! – Я почувствовала подступающую тошноту.

– Билли хотел, чтобы ты узнала обо всем именно так! – Малькольм поднял на меня печальный взгляд. Синева его глаз стала еще насыщеннее. – Я пытался быть хорошим другом. Не знаю, что еще ты хочешь от меня услышать.

Я хотела услышать, что ему жаль. Что он хотел поцеловать меня с того момента, как впервые увидел. Что я просто не понимаю, как тяжело ему пришлось. Я хотела услышать что угодно, что заставило бы меня поддаться его утешениям.

Но вместо этого он повторял слова, которые я не хотела слышать:

– Так хотел Билли.

Я сползла на пол и прислонилась к стеллажу с кулинарными книгами.

– Ты был единственным, кто мог подтолкнуть Билли к знакомству с его дочерью.

Голова кружилась от алкоголя, от свалившейся на меня правды и влечения, которое я все еще испытывала к Малькольму. Он опустился, чтобы успокоить меня, а я спрятала лицо в ладони и закрылась в себе, надеясь, что он меня не найдет.

– Я понимаю, мои слова вряд ли что-либо изменят. Но мне правда очень жаль. – Я чувствовала, как он прожигал меня взглядом, и сжалась еще сильнее.

– Я пойду.

Я не противилась. Звук его шагов постепенно отдалился. Заскрипел стул – он снял со спинки свой пиджак.

– Прости, – еще раз прошептал он и тихонько выскользнул через черный вход на улицу.

Малькольм ушел, но я не спешила подниматься с пола. Сколько раз я просила его сказать правду? Сколько раз он лгал мне, манипулировал мной? Я была такой глупой. Нелепой. Наивной. Я верила, что Малькольм сожалел, что он с трудом хранил секрет, что он думал, что помогает Билли. Но он не помогал.

Ему стоило подтолкнуть Билли выйти со мной на связь, а Билли стоило напрямую во всем сознаться. Было бы куда правильнее, если бы он хотел таких отношений, в которых я смогла бы узнать его, а он бы смог стать моим отцом.

Глава 18

В конце концов, я встала с пола. Я поднялась наверх и смыла стыд со своего лица. Забравшись в кровать Билли, кровать моего отца, я не смогла заснуть. Мой мозг неуклонно возвращался к «Мосту в Терабитию», к Ли, к оставшейся части квеста, которую я еще не прошла.

В последний раз, когда я видела Ли, он позвонил моей маме и она увезла меня из «Книг Просперо». Знал ли он, что это был конец моих отношений с Билли? Чувствовал ли он вину? Я сказала Малькольму, что он являлся единственным, кто мог заставить Билли связаться со мной. Но я забыла про Ли. В первую очередь именно ему следовало бы остановить Билли от полного исчезновения из моей жизни.

Я полезла искать Ли в интернете, используя все слова, которые ассоциировались у меня с ним: «книжный магазин», «менеджер», «книги», «чтение», «Силвер-Лейк», «Нэнси Дрю», «кофе», «литература», «рекомендации». Я никогда не просила его рассказать о себе, поэтому ничего не знала о его личной жизни. Я не знала, был ли он женат. Я даже не понимала, что он гей, пока не увидела статью из LA Weekly объемом в двести слов. «Местные жители прощаются с менеджером из любимого книжного магазина». Статья датировалась 2001 годом. В ней говорилось, что Ли и его партнер Пол собирались переехать в Санта-Барбару.