– Даже если и забыла, никто не заметил. – Я схватила ее за руку, и она взвизгнула от неожиданности. Мы окинули взглядом террасу. – Рассказывай, кто из них важная шишка.

Джоани прошептала, что мужчина в костюме – известный продюсер, как вдруг кто-то появился за ее спиной и закрыл ей ладонями глаза.

Виновницей сюрприза оказалась крашеная блондинка с тоннами макияжа. Джоани обхватила ее за талию и заверещала от радости.

– Джекс! – Джеки – старшая сестра Джоани. Их мама и еще одна сестра, Дженни, стояли позади. Они прижались друг к другу в тесном семейном объятии, за которым я наблюдала со стороны.

Мама Джоани провела рукой по ее волосам. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз она приходила на спектакль, чтобы поддержать дочь. Она пропустила все ее выступления в школе, все главные роли в крохотном театре на бульваре Санта-Моника. Она продолжала гладить ее волосы, приговаривая «талантливая», «звезда», «знаменитость», «невероятная», «моя дочь». Моя дочь. Мне вдруг захотелось схватить ее за руку, оттащить от Джоани и закричать, что нельзя так просто появляться в жизни человека, когда тот достиг успеха, нужно всегда находиться рядом, с самого начала, но Джоани сияла под похвалой матери. Эти комментарии значили для нее больше, чем лестные отзывы продюсеров и режиссеров, посмотревших спектакль, от которых зависела ее карьера.

Джоани собиралась сходить со своей семьей в какой-нибудь бар в Вествуде.

– Пойдешь с нами? – спросила она меня, не выпуская руки своих сестер.

Я ответила, что устала.

– Давай пообедаем завтра перед спектаклем? Нет, постой, родители Криса обещали прийти. А потом его брат со своей семьей. Может, на следующей неделе? Черт, Луни и Сара прилетают на спектакль! – Я не знала, кто такие Луни и Сара. – Пьеса закончится после Дня труда. Может, съездим на выходные в Охай или еще куда-нибудь? – Джоани нахмурилась. – Или ты к тому моменту уже уедешь?

– Джоани, все в порядке.

И все действительно было в порядке. Я переживала важный период в жизни. Джоани тоже. Я не могла лишить ее этого, но и принимать участия в нем тоже не могла.

– Джоани, пора уже идти, – позвала ее мама.

– Ты была великолепна сегодня, – искренне воскликнула я.

– Ты правда так думаешь?

– Не смей забывать обо мне, когда разбогатеешь и станешь знаменитой!

Я изо всех сил старалась поддерживать бодрое настроение.

– Я увезу тебя в любое место на земле, куда пожелаешь.

Она послала мне воздушный поцелуй и удалилась со своими сестрами за ворота, а я не спускала глаз с четырех фигур, исчезающих за горизонтом, в полном одиночестве сопротивляясь ночному холоду.

* * *

Вернувшись в «Книги Просперо», я первым делом села за поиски Ли Уильямса, исключив предложенных Гуглом нескольких Ли Анн и Марий Ли, школьную звезду футбола и стеклодува из Детройта. Тем не менее в Америке насчитывалось около тысячи Ли Уильямсов, и нужного мне Уильямса не оказалось ни в «Фейсбуке», ни в «Твиттере», ни в «Инстаграме». Даже в разделе «Картинки» не нашлось его фотографий. Тогда я погуглила мамино имя. Монитор заполонили изображения с ней. Папа обнимает маму на каком-то официальном мероприятии. Ее лицо чуть покраснело от вина и духоты. Еще я увидела мамин деловой портрет с ее рабочего сайта: рука на бедре, выпрямленные волосы, серьезный взгляд. Мама с одной из своих клиенток, скорее всего, актрисой, судя по ее сумасбродной одежде и свободному позированию перед камерой. Я просмотрела несколько страниц и не нашла ни одного фото со мной. Я даже не могла вспомнить последний раз, когда мы фотографировались. Мои родители не особо это любили. Они не из тех людей, кто старается запечатлеть каждый момент и делится своей жизнью с каждым знакомым. Мне всегда казалось, что они просто предпочитали скрывать личную жизнь от посторонних глаз, но, вероятно, они просто боялись, что фотографии раскроют нечто такое, чего я не замечала в реальной жизни. Может, все их решения строились вокруг этой тайны.

* * *

Утром по магазину разносился запах сгоревших тостов – Лючия забыла в тостере рогалик. Она прыгала между столиками, бросая перед посетителями тарелки с едой. Доктор Ховард хлопал в ритм ее топота, пока она не бросила на него сердитый взгляд.

Когда я спросила, что случилось, она сказала:

– Ты шутишь? – Последовав за ней на кухню, я молча наблюдала, как она с яростью размазывает плавленый сыр по половинкам бублика. – Где тебя носило?

Лючия выжидающе посмотрела на меня, словно перед атакой.

– Мне сейчас не до этого. – Я уже собиралась уйти, но Лючия преградила мне путь и ткнула меня в ребра тарелкой с бубликом. – Разве его не нужно поджарить?

– А ты вдруг сделалась экспертом? – Лючия бросила тарелку на прилавок и принялась расхаживать по комнате. – Заявляешься к нам и переворачиваешь все вверх ногами, а затем просто исчезаешь! – Она напоминала павлина, который вытянул шею и распустил яркие, экзотические краски своих эмоций. – Малькольм сам разбирался с трубой! Ты хотя бы представляешь, какая это задница? Потом ты пропустила мой кружок по вязанию, и не раз, а два! Ты забила на свою очередь вести книжный клуб по классической литературе. А теперь еще и Алек отменяется, как, собственно, и весь торжественный вечер. Люди хотят вернуть свои деньги!

– Кто такой Алек?

Она с презрением проговорила:

– Диджей.

– Значит, найдем кого-нибудь другого.

Меня действительно мало интересовали проблемы с диджем, книжным клубом и прорванной трубой.

– А ты знаешь других диджеев мирового уровня, которые согласятся бесплатно выступить у нас?

– Что еще за диджеи мирового уровня?

Она схватила тарелку с холодным бубликом, на котором неравномерно расположился плавленый сыр.

– Знаю, ты здесь только временно, но мы вообще-то на тебя рассчитываем.

Она вылетела из кухни.

Только временно. В этом была вся я. Всегда и везде.

Малькольм с клипбордом в руках изучал раздел художественной литературы, периодически что-то записывая. Прошла почти половина августа, в магазине стояла тишина. Помимо доктора Ховарда, сценариста Рэя и какого-то неизвестного парня, которому не посчастливилось заказать бублик, никто из постоянных посетителей не пришел, даже Шейла. Две длинноволосые брюнетки с рюкзаками за спиной рассматривали книги из раздела художественной литературы, соревнуясь, кто больше прочитал. Судя по тому, как они показывали пальцем на корешки книг, но не вытаскивали их с полок, я сделала вывод, что они ничего не купят.

– Кто-то стащил Дидион, – пробормотал Малькольм.

Он перевернул страницу на планшете и проверил следующий список книг, черкая галочки рядом с названиями. Лючия швырнула стул к столику. Кружки загремели, когда она схватила поднос для грязной посуды.

– Не обращай на нее внимания, – выдохнул Малькольм. – Там набралось всего-то около двадцати билетов. Она стабильно каждый месяц ссорится со своим парнем. Воображает, что все ее подводят, только потому, что он ведет себя как сволочь. Если не успокоится в ближайшие несколько минут, скажу ей, чтобы взяла на остаток дня выходной. – Малькольм вернулся к книгам. – Я позвонил нескольким знакомым музыкантам. Найду кого-нибудь, кто согласится сыграть у нас. Да и к тому же не хотелось бы, чтобы нашими спасителями стали малолетние любители клубной музыки.

Он смахнул очередную страницу и принялся изучать следующую полку.

– Прости.

На меня внезапно навалились все эмоции, которые должны были проснуться еще у озера. Ноги подкосились. Я прислонилась к стеллажам, чтобы не упасть. В висках застучало. Перед глазами все поплыло. В ушах появился звон. Малькольм с беспокойством обернулся, но его фигура двоилась в глазах.

Он убрал планшет на полку, подошел ближе и положил руку мне на плечо.

– Ты в порядке? – Я хватала ртом воздух, но в моих легких будто не осталось места. – Ты чего? Все хорошо. Ну-ка, пойдем присядем.

Он перекинул мою руку себе на плечи и довел меня до стойки.

Я села в кресло. Малькольм ушел за водой. Наклонившись, я лицом уткнулась в колени, чтобы восстановить дыхание. Я умирала? У меня паническая атака?

Малькольм вернулся и протянул мне стакан воды. Он гладил меня по спине, пока я делала несколько небольших глотков.

Вода благоприятно подействовала на мое состояние, и я снова задышала. Голова все еще гудела, но, по крайней мере, звон прекратился, и перед глазами стоял один Малькольм.

Правда, все еще обеспокоенный.

Мне внезапно захотелось высказать ему все, что я уже давно надеялась услышать от мамы.

– Прости за случившееся. Знаю, Билли был твоим другом. Я ведь даже не подумала, каково тебе. Прости, что не проявила достаточно понимания. Прости…

– Ш-ш-ш, – перебил Малькольм. Он не убирал руку с моей спины. – Все в порядке. И с тобой все в порядке.

Мое дыхание постепенно восстанавливалось, пока Малькольм следил за мной. Он был так спокоен, что мне стало стыдно. Казалось, ему не раз приходилось наблюдать за паническими атаками и он уже знал, как правильно себя вести.

– Правда, мне очень жаль.

Малькольм кивнул.

– Все хорошо. Я в курсе, что тебе тоже тяжело из-за смерти Билли. И ты меня прости. – Он прислонился к стойке, и я могла поклясться, что он хотел сказать что-то еще. – Мы с Билли купили билеты на сезон «Доджерс». Завтра как раз игра. Придешь?

Тон его голоса показался мне невероятно странным, и я так и не поняла: спрашивал ли он меня или ставил перед фактом.

– С радостью, – ответила я, и он кивнул, будто убедившись, что дело в шляпе.

Я не отрывала от него глаз, когда он вернулся к полкам, взял планшет и продолжил проводить ревизию. Я почувствовала, как мое сердцебиение участилось, несильно, но у меня появилась надежда, что я не утратила эмоций и однажды испытаю нечто новое и правильное.

Я допила воду и пошла в кафе, чтобы положить стакан на поднос для грязной посуды. Когда я проходила мимо Малькольма, он улыбнулся мне, и его взгляд был таким успокаивающим, что я задумалась: получится ли у меня когда-нибудь привыкнуть к этим глазам, смогут ли они когда-нибудь потерять свою власть надо мной?