Был ли книжный магазин как-то связан со смертью Эвелин? И каким образом здесь замешано судебное разбирательство между отцом Эвелин и Билли? А загадка, которую Элайджа так быстро разгадал? Мне нужно было высказаться, поговорить с тем, кто любит смотреть детективные передачи в перерыве между спортивными матчами.

– У меня только минута, – ответил Джей. На заднем фоне кричали мальчишки. На повышенных тонах их голоса звучали смешнее. – Ребята скоро добегут до финиша. Рад тебя слышать.

– Еще не услышал.

– Вот теперь услышал. Чем занимаешься?

– Только что встретилась с адвокатом Билли. Мы обговорили финансовые вопросы…

– Тайлер! – закричал Джей. – Прекрати! Так о чем ты?

– У Билли большая задолженность за магазин. Там полный бардак.

– Тайлер, не позорь меня перед остальными. Я же сказал тебе успокоиться! – Джей вздохнул и сказал: – Прости, Миранда. Просто Тайлер ведет себя как говнюк.

– Неудивительно. Но он умный говнюк. – Тайлер был и моим учеником тоже. Он сидел на задней парте и пошло шутил, но его работы оказывались лучшими в классе. – Я не знаю, что делать, но я точно не переживу, если магазин закроется.

– То есть до конца недели тебя не ждать?

– Ты слушаешь меня? Скорее всего, мне придется продать магазин своего дяди.

– Может, самое время? – Я услышала, как он три раза щелкнул пальцами.

– Не говори так.

– Миранда, тут самый разгар матча. Давай попозже созвонимся?

– Ты вообще понимаешь, почему это так важно для меня?

– Типа того. Поговорим сегодня вечером, ладно? Я позвоню, как только приду домой.

– Нет, я хочу услышать твое мнение сейчас! – настаивала я.

– Просто… ты никогда раньше не упоминала этот книжный магазин.

Мне вдруг стало физически больно от его слов. Как будто мне дали пощечину. Или ударили под дых.

– Слушай, ребята почти добежали последний круг. Я позвоню позже, хорошо? – И он резко повесил трубку.

Дворники все еще работали, со скрипом вытирая сухое стекло. Отвратительный звук. Будто ногтями проводят по пенопласту или тащат по полу тяжелое тело. Но я их не выключила. Я продолжила слушать этот визг.

Джей был прав. Я никогда прежде не говорила о «Книгах Просперо». Я о них даже не подумала, когда получила посылку с «Бурей». Я не спрашивала маму, почему она так любила эту пьесу, и не ассоциировала свое имя с книжным магазином Билли. Более того, я особо и не вспоминала о Билли и не догадывалась, что все это время он пребывал в трауре. Мама с папой что-то недоговаривали об Эвелин и о «Книгах Просперо», но разве я могла сейчас требовать правды, если раньше абсолютно ею не интересовалась?

Что ж, в отношении меня Джей оказался прав, но не в отношении «Книг Просперо». Нельзя просто пожать плечами и ответить: «Ну, все хорошее рано или поздно кончается». Джей не понимал этого, да и не сумел бы понять. Впрочем, он и не тот, на чью помощь я смогла бы рассчитывать.

Глава 7

Пока меня не было, на место старых посетителей кафе пришли новые. Остался только сценарист Рэй, который честно отрабатывал свой восьмичасовой рабочий день. Остальные авторы, печатавшие что-то на своих компьютерах, тоже ушли. За их столиками теперь сидели подростки, оживленно болтающие за чашечкой мокко, одна порция которого стоила пять с половиной долларов, и я попыталась посчитать, сколько магазин получал дохода за счет школьников и клиентов, стабильно покупающих кофе навынос. Оказалось, что кафе – действительно прибыльное предприятие, но, как и сказал Элайджа, на одних латте и черничных булочках протянуть трудно.

Я села за столик и открыла папку, где в таблицах был представлен финансовый учет магазина. Я совершенно не понимала, что ищу. Наверное, хотела найти лучик надежды, что с бизнесом еще не все потеряно. Но все, что я видела, – это убытки в конце каждой страницы: от двух тысяч долларов в праздничные дни до восьми тысяч долларов в августе. Даже в свои лучшие дни «Книги Просперо» работали в минус.

На телефон пришло уведомление. Сообщение от Джея: фотография осла с фразой «Ну и осел!» Не дождавшись ответа, Джей написал:

«Сможет ли твое сердце когда-нибудь простить меня?»

«Ну, раз ты потрудился найти такую картинку, как я могу сопротивляться?»

Испугавшись, что Джей не слишком хорошо меня знает и не уловит за этим саркастическим тоном мою благосклонность, я тут же добавила:

«Извинения приняты».

За соседним столиком сидел пожилой мужчина, которого я видела на похоронах Билли. Что-то напевая себе под нос, он вытирал платком очки. В веселой мелодии незнакомой мне песенки его голос казался довольно звонким, противоположно тому печальному тембру, с каким он пел на похоронах. Между седой эспаньолкой и очками в позолоченной оправе виднелись лопнувшие капилляры на щеках. В этом мужчине можно было без труда разглядеть стареющего, весьма эксцентричного интеллектуала. Кого-то, кто вполне мог оказаться другом Билли.

Я сказала, что меня зовут Миранда и я племянница Билли. Он представился как доктор Ховард.

– Мне понравился ваш гимн на похоронах.

– Увы, ничего не могу вспомнить. Мой бокал не бывает пуст, если поблизости есть виски.

Доктор Ховард хлопнул себя по лбу и быстро что-то записал.

– Вы дружили с моим дядей?

– Он научил меня искусству естествознания, а я научил его искусству поэзии. Боюсь, я не до конца понимал окружавший его мир, точно так же как и он не понимал мой, но нас объединяла увлеченность определенным делом.

Я закрыла папку с таблицами.

– А вы помните, какие именно книги по естествознанию нравились Билли? Что-нибудь о мышечной системе или мышечных волокнах? Или об анатомии?

– Анатомия – это слишком скучно даже для нашего Билли. Однажды он дал мне биографию Чарльза Рихтера. Я чуть не заснул от скуки.

Биография Чарльза Рихтера. В ней не говорилось ни слова о мускулах, волокнах или выдающемся росте. Она совершенно не сочеталась с «Бурей», «Джейн Эйр» или «Алисой в Стране чудес». То были знаменитые литературные произведения. Классика, знакомая широкому кругу читателей, в отличие от биографии сейсмолога, прославившегося созданием системы измерения масштаба разрушений.

– Вы давно приходите сюда? – спросила я доктора Ховарда.

Он посчитал на пальцах.

– Лет десять точно.

– Выходит, вы не знали первоначального владельца?

– Ли?

– Нет, Эвелин. Жену Билли.

– Я и не знал, что Билли был женат! – Доктор Ховард погладил свою бородку, задумавшись над полученной информацией. – И не светит луна, чтоб, мила и бледна, / Мне не грезилась Аннабель Ли, / И с лазури звезда посылает всегда / Мне приветы от Аннабель Ли[4].

– Очень красиво, – улыбнулась я. – Это вы написали?

– О, вы мне льстите! Полагаю, вы никогда не были влюблены, раз не знаете «Аннабель Ли». Но не стоит волноваться, вы все еще молоды. – Доктор Ховард усмехнулся, заметив, как я смутилась. – Это По, дорогая, – объяснил он. – Эдгар Аллан По. Так он любил свою жену, прекрасную Аннабель Ли.

Прекрасная Аннабель Ли. Прекрасная Эвелин Вестон. Даже если доктор Ховард ничего не слышал об Эвелин, он понимал, что настоящей страстью Билли было вовсе не естествознание. Но в «Книгах Просперо» работал еще один человек, который достаточно близко дружил с Билли, чтобы произнести речь на его похоронах. Кто-то, кто знал, какие стихотворения ему нравились; кто-то, кто мог рассказать мне о женщине, что покоится рядом с Билли в Форест-Лауне.

Малькольм читал книгу, сидя в той же позе, что и утром, когда я видела его в последний раз. Проскрипев стулом, я встала из-за стола и помахала доктору рукой, на что он подмигнул мне и протянул одну из книг в твердом переплете. Схватив папку с финансовым учетом, я направилась к стойке с кассой.

Теперь мне предстояло выяснить, что скрывал от меня Малькольм.

Он подпрыгнул от резкого звука, когда я бросила папку на стол, словно подкрадываясь к нему.

– Если продашь по книге следующим десяти посетителям, я повышу тебе зарплату.

Я улыбнулась. Малькольм так закашлялся, что мне стало смешно от этой неудачной попытки очаровать его. Он бросил на меня сконфуженный, уже знакомый мне взгляд.

– Ты ко всем с таким недоверием относишься или дело во мне?

– Думаю, дело в тебе, – сказал он с не совсем враждебной, но и не совсем дружелюбной интонацией. Он закрыл книгу из предварительного тиража, которую так увлеченно читал, и положил на стойку. Малькольм скрестил руки и прислонился к столу, морально подготавливая себя к дальнейшему разговору.

– Билли когда-нибудь говорил с тобой об Эвелин?

– О какой Эвелин?

Малькольм с каменным выражением лица смотрел мне в глаза. Он мастерски скрывал любые эмоции.

– Эвелин Вестон.

Он пожал плечами. Судя по всему, это имя было ему незнакомо. Возможно, Малькольм никогда и не слышал об Эвелин. Доктор Ховард являлся старожилом этого магазина, но даже он ничего о ней не знал. И все-таки я заметила, как Малькольм напрягся и беспокойно застучал пальцами по столу, а значит, если уж не Эвелин, то было что-то другое, что он от меня скрывал.

– Билли устраивал какие-нибудь игры в магазине? Может, квесты? Или охоту за сокровищами? Игры в формате «вопрос-ответ»? Головоломки?

– Нет, не припомню такого. А что?

Он продолжал опасливо вглядываться в меня своими большими глазами. Радужки его глаз, словно драгоценные камни, мерцали на свету. Какой-то животный инстинкт охватил меня. Я интуитивно почувствовала, что не стоит рассказывать Малькольму о квесте, который устроил мне Билли.

– Ничего.

Я открыла перед ним папку с финансовым учетом. Он просмотрел таблицы с данными магазина, с месячной валовой прибылью, расходами за аренду и с отмеченным красным цветом в конце страницы чистым доходом, точнее, я бы выразилась, с чистым убытком.

– Ты был в курсе, что все настолько плохо?

Малькольм ковырял заусенец на большом пальце.