— Я с ума сошла, Марк. Надо идти!

— Когда же вы вернетесь?

— Сюда? К вам? Зачем?

— Странный вопрос! Разве вы… были здесь несчастны?

Она чувствует, что другие слова замерли на его губах. Но жалеть не надо. Нет… Нельзя любить двух' Николенька не простит. Лгать она не захочет.

— Я никогда не вернусь сюда, — печально говорит она. — Надо быть твердой. Надо сделать свой выбор. Я люблю Николеньку. И уеду с ним.

— А вы уверены, что он…

— Ну? Что вы замолчали? Что вы на меня так смотрите? Что вы думаете, Марк?

— Будьте мужественны, дитя мое! Приготовьтесь к удару. Но помните, Маня, что меня влечет к вам именно то, чего вам не прощает Нелидов. Мы оба с вами — дети несчастья. И встретились недаром.

— Постойте… Пустите меня! Это какой-то кошмар. Вы такой странный… Отчего вы дрожите? Я никогда не видела вас таким. Что вы. знаете, Марк? Что вы знаете? Говорите все!

— Слушайте, Маня», Мы вею эту неделю стерегли друг друга там, как два зверя в лесу. Он боялся, что я уеду сюда, за вами. А я нарочно тянул переговоры с бельгийцами, чтоб выгадать время и втравить его ж сделки. Да. Не надо глядеть на меня такими глазами! Я знаю его слабости. Теперь он не может выехать, пока не покончит переговоры. Он любит деньги. Они ему нужны.

— Вы лжете! Это вы любите деньги. Потому чтобы жид… А! Как вы вздрогнули. И я рада, что вам больно. Рада…

— За что эта ненависть?

— Вы думаете, что все и всех можно купить?

— Это чужие слова.

— Да, это его слова. Он вас ненавидит. И он прав… Вы сделали низость… О, какую низость!

— Я люблю вас. В этом мое оправдание.

— Ах! На что мне ваша любовь? Я топчу ее ногами… Слышите? Вот! Как эту тряпку…

И, рванув свой носовой платок, она швыряет его на пол.

— Вы хотите меня оскорбить? — спрашивает он. И губы у него белые.

— Да… Да… Хочу! Что же вы не оскорбляетесь!.. У вас нет гордости. Я презираю вас?

— Куда вы?

— Домой, конечно. Я сейчас дам ему телеграмму.

— Напрасно, — холодно и твердо говорит Штейнбах. — Он не приедет.

— Как вы смеете??

— Не приедет. Хотите на пари? Он вернется, когда, получит деньги. Не раньше Ему предлагают пятьдесят тысяч. Не дорого же он оценил вас.

— Молчите! Молчите! Не смейте смеяться! О, какая низость? А я считала вас великодушным…

— Вы не прощаете мне, что я люблю вас? — Он тоже любит меня.

— Так где же он?

Маня молчит, растерявшись.

— Он приедет завтра.

— А я уже здесь! И буду бороться за вас до конца. О чем же он думал? Безумец! О чем же он думал? Почему он не кинулся сюда, вслед за мной?

Маня, онемев от удивления, глядит в это искаженное страстное лицо. Чужое, незнакомое… Так вот он какой! Маска спала.

Силы вдруг оставляют ее. Она садится. Шляпа падает из ее рук на ковер.

— Маня… Маня… Не надо плакать! Не надо волноваться… Простите! Я потерял голову… Ну, взгляните на меня! Скажите, что я должен делать, чтобы вы были счастливы? Но ведь и вы не щадите меня. Вы подвига требуете от меня.

— Марк! Мне страшно… Неужели вы способны сказать ему…

— Я? Нет. Но вы сами не станете лгать, если он поставит вопрос ребром. Разве он из тех людей, которые прощают девушке прошлое? Он оттолкнет вас. И вы вернетесь ко мне.

— Никогда! Неужели вы думаете, что я помирюсь с его охлаждением? Неужели вы думаете, что вы можете мне заменить его?

— Нет. Но не все ли равно, в сущности? Он ли! Я ли? Разве для такой, как вы, индивидуальность должна иметь роковое значение?

— Вы… бредите? Что вы говорите, Марк?

— Нет. Это мое глубокое убеждение. Вы — новая женщина, Маня. Ваша любовь к Нелидову — болезнь, которая пройдет. Ошибка, которая забудется. Вы сейчас роковым образом повторяете чужие ошибки. Вы идете по торной дороге. Но это «ошибки молодости». Неизбежная дань традициям. Ваша душа созреет и свергнет старые заветы. Вы будете любить любовь и того, кто даст вам ее восторги. Наконец, с любовью не все кончается в этом мире для таких, как вы. И вы сумеете утешиться. Это не мои мысли, Маня. Я вам скажу потом… Когда вы сюда вернетесь.

Она встает и молчит несколько мгновений, как бы думая что-то, как бы решаясь на что-то. Лицо ее вдруг смягчается. И становится важным и печальным.

— Слушайте, Марк… Подите сюда и сядьте!.. Это наш последний разговор. И я говорю вам на этот раз без ненависти и мести, серьезно и искренно: я люблю вас обоих. Да… Обоих. Разным… о, каким разным чувством! Но одинаково сильно, глубоко и прекрасно. Как дрожит ваша рука! Разве вы этого не знали? Вы, мудрый и тонкий?

— Я это знал. Но теперь, когда вы это говорите сами…

Он смолкает, закрыв лицо руками.

— Дальше… дальше! — глухо шепчет он.

— Я много страдала, Марк. Бог видит, как я боролась с собой! Как я гнала вас из души моей! Как я душила это… влечение к вам! Как презирала себя! Но если я поступала безнравственно, если чудовищно любить двух, то виновата природа, создавшая меня такой. Я ничего не могу изменить здесь. Я не могу быть другой. И когда я это поняла…

— Когда? — трепетно срывается у него.

— Нынче. И поняла это так ясно… Я не могу уже лгать ни себе, ни вам… Ни… ему… когда он меня спросит… Потому что стыдиться любви я не могу.

Он молча страстно целует ее глаза.

— Я удивляюсь только, как я это не видела раньше! Душа моя брела ощупью в потемках. И кто-то зажег огонь… Кто? Быть может, вы? Ваши слова? Или любовь моя к вам? Не знаю. Но я все поняла. И то, что прожито. И то, что будет впереди…

Голос ее, глубокий и влажный, голос женщины входит в его сердце. Он слушает его с трепетом и жутким предчувствием.

— О чем вы сейчас думали, Маня? У вас новое лицо.

— Все равно… Мои оскорбления и обиды… Вы должны мне все простить, Марк. Как прощают умирающим… Да. Потому что прежняя Маня умерла. Будет жить другая. Но в эту новую жизнь я унесу с собой мое прошлое, как другие уносят сокровища.

Она кладет ему руки на плечи. Голос ее дрожит.

— Я вспоминаю… Ни одной минуты не было между нами, за которую, можно бы покраснеть. Скажу даже больше, Марк: встреча с вами — это самые волшебные, самые красивые страницы в книге моей судьбы… Но все-таки я разрываю с вами. Я буду любовницей Нелидова.

— Женой, хотите вы сказать?

— Нет. Любовницей. Я сама выбрала эту долю. Она мне больше нравится. То, что он говорил о браке, наполнило меня таким страхом… Я, как птица, не могу жить в неволе. Если он охладеет, я уйду. Но мне нужно было его желание, его решение жениться как доказательство его любви. Я еду за ним. Буду жить где-нибудь поблизости, на селе. Буду зарабатывать хлеб карикатурами в журналах. За них дорого платят. Фрау Кеслер обещала мне найти работу. Я ей все сказала… Это будет тихая, бесцветная жизнь. Но я люблю его и буду счастлива… А теперь… Поцелуйте меня…

— И вы запрещаете мне встречи?

— Да, да! Прошу… Молю вас! Никогда не ищите меня! Никогда не возвращайтесь в те края? Я хочу быть спокойной, Марк. Я хочу безмятежного и… простого счастья, как у всех. Где мои булавки? Ах, как я бледна! Как я опоздала! Но все равно! Я сожгла за собой корабли… Марк… Теперь подите сюда и… простимся…

Он подходит. Она поднимается на цыпочки и кладет руки на его плечи.

— Вы дали мне много счастья. И я была бы ничтожной женщиной, если б вычеркнула вас из моей души. Я никогда — никогда не забуду вас милый, чудный Марк!

Она берет в руки его голову. Целует его глаза, лоб.

Его руки держат ее, когда она хочет отстраниться. Она видит его недоброе лицо. И настроение ее падает.

— Я буду ждать вас, — говорит он холодно и спокойно, как будто не слышал ничего. — Каждый день, между шестью и девятью вечера, я буду вас ждать.

— Послушайте… Вы задались целью дразнить меня и… доводить до бешенства? Пустите меня! Слышите? Сейчас пустите! Дайте мне мою кофточку…

— Запомните мой адрес, Маня. Пречистенка, дом Штейнбаха.

Руки ее замирают на пуговицах, которые она застегивала. Она глядит в его неподвижное лицо, в его угрожающие глаза.

— Что вы задумали, Марк? Я до того зла в эту минуту! Я готова вас ударить… Все кончено между вами. А он приедет… послезавтра…

— Хорошо… Вы приедете мне рассказать, как вы встретились… как вы его любите… Я буду ждать.

Глаза ее сверкают. Она отворачивается и идет к бюро, где оставила перчатки.

— Ваш отец был алкоголик. Он страдал запоем, когда ваша мать бросила его. Вы это знали?

— H-нет… Не знала… Зачем вы мне это говорите? Я почему вы это знаете?

— Я все знаю. Даже таинственную болезнь вашей матери… ее название. Я две недели навожу справки. Я виделся с хозяином вашего дома. Я знаю доктора, который лечит вашу мать.

— Молчите!.. Молчите!.. Я не хочу!.. Я не хочу отчего слышать!..

— Я больше ничего и не скажу.

Он улыбается одними губами. Скрытая угроза по-прежнему глядит из его глаз.

— Моя мать нервнобольная, — резко отчеканивает Маня.

Он молчит и щурится на нее. Их взгляды скрещиваются и замирают на одно мгновение.

Маня бессознательно переводит глаза на портрет еврейки. Из золоченой рамы с тайной угрозой щурятся на нее те же бездонные зрачки.

Маня быстро опускает вуалетку и выходит.

Штейнбах догоняет ее на лестнице. Дом безлюден и безмолвен, как склеп.

— Марк… Я не знаю теперь, что мне думать о вас? Неужели вы способны рассказать ему об отце…. вообще о семье нашей?..

— А как бы вы думали? Способен ли я? Или нет?

— Ничего не знаю! — говорит она с отчаянием.

— И разве бороться за счастье — преступление?

— О, молчите! Я лучше умру, чем вернусь сюда. Я ненавижу вас! Я не хочу счастья с вами!