Я глубоко вздыхаю и пытаюсь осознать все, что рассказала мне мама. Неужели она права? Неужели он любит меня настолько, что готов отпустить?

– А вдруг ты ошибаешься? – тихо спрашиваю я.

– А вдруг нет, Лейк? Всегда задавай вопросы! А вдруг он хочет выбрать тебя? Если ты не скажешь ему о своих чувствах, то никогда не узнаешь ответ! Ты же полностью вычеркнула его из своей жизни, не даешь ему даже шанса вернуть тебя!

Она права. Не даю… С того вечера я совсем отгородилась от него.

– Сейчас полвосьмого, Лейк. Ты знаешь, где он. Пойди и поговори с ним, расскажи, что ты чувствуешь!

Я не двигаюсь с места. Ноги дрожат, словно превратились в желе.

– Ну иди уже! – смеется мама.

Вскочив с кровати, я бегу к себе в комнату. Дрожащими руками, едва соображая, что делаю, меняю домашние брюки на уличные и надеваю фиолетовую рубашку, в которой была на нашем первом и единственном свидании. Потом иду в ванную и критически изучаю свое отражение.

Чего-то не хватает! Я снова бросаюсь в комнату, залезаю под подушку, достаю оттуда фиолетовую заколку, открываю ее и убираю мамины волосинки в шкатулку с украшениями. Потом возвращаюсь в ванную, зачесываю волосы набок и закрепляю их заколкой.

Глава 21

Don’t say it’s over

Cause that’s the worst news I

could hear I swear that I will

Do my best to be here

just the way you like it

Even though it’s hard to hide

Push my feelings all aside

I will rearrange my plans and

change for you.

«The Avett Brothers». If it’s the Beaches[29]

Я вхожу в клуб, озираясь по сторонам в поисках Уилла. Он наверняка где-то здесь! Быстро, чтобы, не дай бог, не передумать, я напускаю на себя уверенный вид, иду к сцене и поднимаюсь на нее как раз в тот момент, когда ведущий объявляет, сколько баллов получил предыдущий выступающий. С пониманием взглянув на меня, он уступает мне место у микрофона. Здесь такое яркое освещение, что лиц людей в зале не разглядеть. Уилла я не вижу.

– Я бы хотела прочитать свое стихотворение, – внешне спокойно говорю я, хотя на самом деле сердце, того и гляди, выпрыгнет из груди. – Я знаю, что нарушаю протокол, но у меня экстренный случай.

Зрители в зале смеются. Смеются так громко, что я замираю, осознав, чтоґ собираюсь сделать. Но уже поздно: все пути к отступлению отрезаны, придется отвечать за свои слова. В отчаянии я смотрю на ведущего, но тот лишь толкает меня в бок и дает знак начинать.

Я вставляю микрофон в стойку, опускаю ее под свой рост, закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

– Три бакса! – доносится из зала.

Открыв глаза, я вспоминаю, что не оплатила выступление! Лихорадочно пошарив по карманам, достаю пятидолларовую купюру, отдаю ее ведущему, возвращаюсь к микрофону и закрываю глаза.

– Мое стихотворение называется… – еще раз начинаю я, и тут кто-то трогает меня за плечо.

Я открываю глаза: ведущий протягивает мне два доллара:

– Ваша сдача.

Я забираю деньги, кладу их в карман, но он продолжает стоять у меня над душой! Тогда я оборачиваюсь и бросаю сквозь зубы:

– Свободен!

Он недоуменно моргает и быстро уходит со сцены.

Я в третий раз поворачиваюсь к микрофону и дрожащим голосом произношу:

– Мое стихотворение называется «Обучение».

Только бы ничего не перепутать! Я переписала несколько строчек уже по дороге в клуб… Все, последний глубокий вдох – и я начинаю.

За этот год я многому научилась.

У всех.

У моего младшего брата…

у «Братьев Эйвитт»

у моей матери, у лучшей подруги, у учителя, у отца

и еще

у

одного

парня.


У парня, в которого я серьезно, по уши, безумно, невероятно и несомненно влюблена.


За этот год я многому научилась

у девятилетнего мальчика.

Он показал мне, что можно жить

немного наоборот.

Что можно смеяться

над тем, над чем, по мнению многих,

смеяться нельзя.


За этот год я многому научилась

у одной группы!

Они научили меня, как снова почувствовать то, что ты чувствуешь.

Научили, как решить, чем стать,

а потом просто взять и стать этим.


За этот год я многому научилась

у больной раком женщины.

Она столь многому меня научила. И до сих пор учит.

Научила всегда задавать вопросы

и никогда не жалеть о сделанном.

Научила расширять границы,

потому что именно для этого они и созданы.

Посоветовала найти баланс между головой и сердцем,

а потом

подсказала, как это сделать

За этот год я многому научилась

у одного приемного ребенка.

Она научила меня уважать выпавшую мне судьбу.

И быть благодарной за то, что у меня вообще есть судьба.

Она показала мне, что семья —

это не обязательно кровные родственники.

Иногда семьей

становятся друзья.


За этот год я многому научилась

у моего учителя.

Он рассказал мне,

что балом правят не баллы,

балом правит поэзия


За этот год я многому научилась

у моего отца.

Он показал мне, что герои не всегда непобедимы

и что магия

находится внутри меня самой.


За этот год я многому научилась

у

одного

парня.


У парня, в которого я серьезно, по уши, безумно, невероятно и несомненно влюблена.

Он научил меня самой важной вещи —

делать ударение на слове

«жизнь».

Что чувствуешь, стоя на сцене перед зрителями? Перед людьми, которые жаждут ваших слов, мечтают хотя бы на минутку заглянуть вам в душу… Наверное, возбуждение.

Я бросаю микрофон ведущему и убегаю со сцены. Я оглядываюсь по сторонам, но Уилла нигде нет! Бросаю взгляд на кабинку, в которой мы сидели на нашем первом свидании, – никого! И тут, после всей этой бури эмоций, которая чуть не сбила меня с ног, я понимаю, что его вообще нет в зале. Все же я делаю еще один круг, проверяя, не ошиблась ли. Потом еще один – его нет…

Чувство окрыляющей радости, которое я ощущала на сцене… в прачечной у него дома… в кабинке на задних рядах… бесследно испарилось. Второй раз я так не смогу. Мне хочется убежать отсюда, мне нужен воздух! Пусть холодный ветер Мичигана остудит мое разгоряченное лицо!

Распахнув дверь, я выхожу из зала, но тут из динамиков доносится мужской голос, и я замираю на месте.

– Плохая идея. – До боли знакомый мне голос произносит не менее знакомую фразу, я медленно оборачиваюсь и вижу стоящего на сцене Уилла, который в упор смотрит на меня. – Не уходи, пока не узнаешь свой балл, – добавляет он, показывая на стол, за которым сидит жюри.

Я поворачиваюсь в ту сторону: четверо судей пристально смотрят на меня, пятое кресло – пустое. Я с ужасом понимаю, что пятый судья – Уилл!

Земля уходит у меня из-под ног, перед глазами все плывет, но я каким-то чудом умудряюсь дойти до центра зала. Зрители притихли и внимательно разглядывают меня. Никто не понимает, что происходит. Кажется, я и сама не очень понимаю. Уилл поворачивается к ведущему.

– Я хотел бы выступить прямо сейчас, у меня экстренный случай, – заявляет он.

Ведущий делает шаг назад, уступая Уиллу место у микрофона.

– Три бакса! – раздается из толпы.

– У меня нет налички, – отвечает Уилл, поглядывая на ведущего.

Я тут же достаю из кармана два доллара сдачи, подбегаю к сцене и кидаю их под ноги ведущему. Он поднимает купюры:

– Доллара не хватает!

Тишина в комнате нарушается звуком отодвигающихся стульев, ко мне подходят незнакомые люди, они окружают меня, толкая с разных сторон, и постепенно вокруг меня собирается настоящая толпа. Через пару минут люди расходятся, возвращаясь на свои места, и в зале снова воцаряется тишина. Посмотрев на сцену, я вижу, что у ног ведущего лежит целая куча долларовых бумажек. Четвертак катится по сцене, падает на пол, крутится и наконец останавливается прямо у моих ног.

Ведущий пораженно смотрит на кучу денег.

– Та-а-ак, ну что ж, этого вполне достаточно… Как называется твое стихотворение, Уилл?

– «Не на третьем месте», – улыбаясь мне, произносит в микрофон Уилл. Я делаю несколько шагов от сцены, и он начинает: