Колин Гувер - Ключи от твоего сердца

Скинув сапоги, я беру их в руки и ухожу к себе в комнату, бормоча под нос: «Втроем». Кидаю сапоги в шкаф и падаю на кровать. Раньше нас было четверо. Теперь осталось трое. И вот, не прошло и семи месяцев, как она решает, что нас снова станет четверо!

Кем бы он ни был, я никогда не стану считать его «четвертым»! Она не подозревает, что я знаю про него. Она даже не знает, что я уже называю их «они», а нас с Келом – «мы». Разделяй и властвуй – вот мой новый фамильный девиз!

Мы живем в Ипсиланти уже месяц, но в пятницу вечером я всегда остаюсь дома. Схватив телефон, я пишу Эдди – вдруг они с Гевином не против, если я напрошусь вместе с ними в кино? Она тут же отвечает, чтобы я собиралась, они заедут через полчаса. Спокойно постоять под душем я, конечно, не успею, поэтому иду в ванную, чтобы подправить макияж. Рядом с раковиной свалена почта, и я решаю просмотреть полученные письма. На всех трех конвертах поверх нашего старого адреса в Техасе красуется большой красный штамп «Переслать на новый адрес».

Осталось восемь месяцев! Всего восемь месяцев – и я перееду обратно, домой! Может, мне повесить на стенку календарь и начать отмечать дни? Я бросаю конверты обратно, и тут из одного выпадает листок. Я наклоняюсь, чтобы поднять его, и замечаю цифры, напечатанные в верхнем правом углу: «$178 343.00».

Это же из банка… выписка по счету… Я хватаю остальные конверты, бросаюсь к себе в комнату и закрываю за собой дверь.

Взглянув на дату выписки, я берусь за остальные конверты. Второе письмо из ипотечной компании, в нем я обнаруживаю фактуру по страховой выплате. По страховой выплате за наш в дом в Техасе, который мы, вообще-то, продали, как она мне сказала! О господи, так бы и убила ее! Значит, мы вовсе не на грани банкротства! Мы даже дом не продали! Она выдернула нас с братом из родного дома ради какого-то мужика?! Ненавижу! Надо срочно выйти из дома, а то меня разорвет! Я кидаю в сумку конверты и телефон, выхожу в гостиную и бросаю ей на ходу:

– Я пошла гулять.

– С кем?

– С Эдди. Мы идем в кино, – отвечаю коротко и вежливо, чтобы она не расслышала в моем голосе нотки плохо сдерживаемой ярости.

Меня всю трясет от злости. Хочется поскорее выйти из дома и подумать над всем этим до того, как мы поговорим начистоту. Она подходит ко мне, выхватывает у меня из рук телефон и начинает нажимать на кнопки:

– Какого черта?! – кричу я, вырывая у нее трубку.

– Я знаю, что у тебя на уме, Лейк! Меня не обманешь!

– Что у меня на уме?! Ну-ка, очень интересно!

– Вчера вечером вас с Уиллом обоих не было дома. К нему как раз очень вовремя пришла няня! Сегодня его брат заявляет, что будет ночевать у нас, а ты собралась «погулять»?! Никуда ты не пойдешь!

Я швыряю телефон в сумочку, перекинув ее через плечо, и направляюсь к двери:

– А вот и пойду! С Эдди, к твоему сведению. Можешь посмотреть, как я уеду с Эдди! Можешь дождаться и посмотреть, как я вернусь с Эдди! – бросаю я через плечо.

Мама бежит за мной, но, к счастью, Эдди уже подъезжает к дому.

– Лейк! А ну вернись! Нам надо поговорить! – кричит мама, стоя в дверях.

– Ты права, мама, – отвечаю я, садясь к Эдди в машину. – Но, по-моему, объясняться придется тебе! Я все знаю! Знаю, что это за таинственный ужин! Знаю, почему мы переехали в Мичиган! Я отлично все знаю! Так что не смей обвинять меня в том, что я тебя обманываю!

Не дожидаясь ответа, я хлопаю дверцей, поворачиваюсь к Эдди и умоляющим голосом прошу:

– Увези меня отсюда! И поскорее!

Едва машина трогается с места, я начинаю плакать. Не хочу возвращаться в этот дом!

– На, попей. – Эдди придвигает ко мне еще одну бутылку лимонада.

Они с Гевином молча наблюдают, как я пью и рыдаю. Мы заехали в «Гетти», потому что, по словам Эдди, только их волшебная пицца сможет меня утешить. Но у меня кусок в горло не лезет.

– Простите… я вам все свидание испортила…

– Ничего ты не испортила, – возражает Эдди и поворачивается к Гевину: – Правда, детка?

– Конечно, – кивает он, убирая пиццу в коробку, чтобы взять с собой. – Наоборот, внесла разнообразие в нашу скучную жизнь.

Телефон снова вибрирует. Моя мать уже шестой раз пытается мне дозвониться, поэтому я просто отключаю телефон и убираю его в сумку.

– А мы еще успеваем в кино? – спрашиваю я.

– Да, – кивает Гевин, взглянув на часы, – если ты, конечно, уверена…

– Уверена. Мне нужно отвлечься хотя бы на какое-то время.

Мы расплачиваемся и едем в кино. Фильм, конечно, не с Джонни Деппом, но сейчас я согласна на все.

Через пару-тройку часов мы подъезжаем к дому. Перед тем как выйти из машины, я делаю несколько глубоких вдохов-выдохов и готовлюсь к грядущей ссоре.

– Лейкен, позвони потом, я хочу все знать! Удачи! – обнимает меня Эдди.

– Спасибо, позвоню!

Я выхожу из машины, и они с Гевином уезжают. Мама лежит на диване в гостиной. Услышав, как хлопнула дверь, она вскакивает. Я ожидаю, что она станет орать на меня, но она подбегает ко мне и обнимает. Я замираю на месте как вкопанная.

– Лейк, прости меня, я должна была все тебе рассказать! Прости! – плачет она.

Я отстраняюсь и сажусь на диван. Столик завален бумажными платками – она много плакала. Отлично, ей должно быть плохо! Нет, ей должно быть просто отвратительно!

– Мы с папой собирались тебе сказать, но тут он…

– Вы с папой? То есть ты начала встречаться с ним еще до того, как умер папа?! – не выдерживаю я, вскакиваю с места и начинаю ходить взад и вперед по комнате. – Мама! Сколько это уже продолжается?! – кричу я сквозь слезы.

Я смотрю на нее, ожидая, что она начнет оправдываться, но она лишь смотрит прямо перед собой невидящим взглядом, а потом наклоняется вперед и, недоуменно глядя на меня, спрашивает:

– С кем начала встречаться? Лейк, ты о чем?

– Да не знаю я с кем! С тем, кто тебе стихотворение написал! С тем, с кем ты встречаешься, когда «уходишь по делам»! С тем, кому ты признавалась в любви по телефону! Я не знаю, кто он, и, если честно, мне наплевать!

– Лейк, – тихо произносит она, встает и берет меня за плечи, – я ни с кем не встречаюсь. Ты все неправильно поняла. Совершенно неправильно.

Я вижу, что она говорит правду, но упрямо отказываюсь верить в это.

– А как же записка?! А как же справки из банка?! Мы же не обанкротились, мама! Ты ведь даже дом не продала! Ты наврала нам, чтобы вытащить сюда! Если это не из-за какого-то мужика, то зачем? Зачем мы сюда приехали?!

– О господи, Лейк… – Мама опускает руки и, глядя в пол, качает головой. – А я-то думала, что ты обо все догадалась… – едва слышно добавляет она, садится на диван и смотрит на собственные руки так, словно видит их впервые.

– Видимо, нет, – огрызаюсь я. – Рассказывай!

Этот разговор сводит меня с ума. Не понимаю, что такого есть в Мичигане, чтобы она вдруг решила оторвать нас от дома, от привычной жизни.

– Присядь, – поднимает глаза мама и показывает на диван рядом с собой. – Присядь, пожалуйста…

Я повинуюсь в ожидании объяснений. Она долго молчит, словно пытаясь собраться с мыслями.

– Записку написал твой папа. Он просто дурачился: однажды нарисовал что-то мне на лице, пока я спала, и оставил на подушке записку. Я сохранила ее. Я любила твоего отца, Лейк. Мне ужасно его не хватает. Я бы никогда так с ним не поступила. У меня нет и не было никого, кроме него.

– Но, мама, – растерянно спрашиваю я, понимая, что она говорит правду, – тогда почему же мы оказались здесь? Зачем ты заставила нас уехать из дома?

Она глубоко вздыхает, поворачивается, берет мои ладони в свои и смотрит на меня таким взглядом, что сердце замирает от ужаса. Точно так же она смотрела на меня тогда, в коридоре, когда собиралась сообщить мне о папиной смерти. Она еще раз вздыхает и крепко сжимает мои ладони.

– Лейк, у меня рак.

Отрицание. Однозначно отрицание. И гнев. Осмысление? Да, и это тоже. Я на трех стадиях одновременно, а может, и на всех пяти… Не могу дышать…

– Мы с папой собирались рассказать тебе… Но после его смерти мы все были в таком шоке… Я просто не могла заставить себя поговорить с вами. Когда мне стало хуже, я решила переехать сюда. Бренда умоляла меня переехать, говорила, что будет заботиться обо мне. Это с ней я говорила по телефону. В Детройте есть доктор, специалист по раку легких, – я езжу к нему на прием.

Рак легких… У этого ужаса есть название. Теперь он обретает реальную форму.

– Я собиралась рассказать вам с Келом завтра… Вам пора знать, чтобы мы все могли подготовиться…

– Подготовиться к чему, мам? – спрашиваю я, высвобождая руки.

Она обнимает меня и снова начинает плакать, но я резко отстраняюсь:

– Мам? Подготовиться к чему?

Совсем как пухлый директор Басс, мама не в силах смотреть мне в глаза – она жалеет меня.

Не помню, как я вышла из дома, не помню, как пересекла улицу… Помню только, что, хотя время уже за полночь, я стою перед домом Уилла и барабаню в дверь.

Он появляется на пороге и по моему лицу видит, что сейчас не время задавать вопросы, что мне необходимо видеть перед собой просто Уилла. Хоть ненадолго. Он обнимает меня за плечи, едва ли не вталкивает внутрь и запирает дверь.

– Лейк, что произошло?

Я не могу ответить. Не могу дышать. Он обнимает, у меня подкашиваются ноги, и я начинаю рыдать. Он опускается на пол вместе со мной, совсем как я с мамой тогда, в школьном коридоре, прижимает мою голову к груди, гладит по волосам и позволяет мне выплакаться, а потом все-таки шепчет: