Колин Гувер - Ключи от твоего сердца

– Обещаю, мам. Он однозначно дал мне понять, что не хочет со мной общаться, так что тебе не о чем беспокоиться.

– Надеюсь, это правда, – говорит она, глядя в тарелку.

Я домываю посуду и возвращаюсь в гостиную, где меня по-прежнему ждет любимый Джонни.

Следующие несколько недель пролетают незаметно: домашних заданий становится все больше, а на уроках Уилла одиночество ощущается все сильнее. После трагической гибели снеговика мы ни разу не разговаривали, даже в глаза друг другу не смотрели. Он бежит от меня как от чумы.

Не могу сказать, что я привыкла к Мичигану. Возможно, вся эта история с Уиллом только усугубила положение дел. У меня осталось лишь одно желание: спать, спать, спать… Наверное, потому, что во сне стихает душевная боль.

Эдди постоянно предлагает мне все новые и новые варианты заполнения пустоты в графе «бойфренд», но ни один из них меня не заинтересовал. От отчаяния она поменялась местами с Ником на уроках Уилла, надеясь, что у нас с ним что-нибудь выйдет.

Да не выйдет ничего…

– Эй, Лейкен! – улыбаясь, окликает меня Ник, придвигаясь поближе. – Вот еще один, специально для тебя! Рассказать?

Только на этой неделе Ник умудрился вконец измучить меня анекдотами про Чака Норриса – минимум по три штуки в день! Он пребывает в неведении, полагая, что раз я из Техаса, то должна с ума сходить по техасскому рейнджеру Крутому Уокеру.

– Конечно расскажи, – обреченно соглашаюсь я, давно уяснив, что отказываться бесполезно.

– Сегодня Чак Норрис завел почту на g-mail. Его новый адрес: gmail@chucknorris.com!

Я не сразу понимаю, в чем прикол. Обычно я быстро реагирую на шутки, но в последнее время что-то торможу, и у меня есть на то свои причины…

– Забавно, – отвечаю я, чтобы сделать ему приятное.

– Чак Норрис досчитал до бесконечности. Дважды.

Не знаю, что в этом веселого, но все-таки смеюсь. Ник, конечно, меня достает, но его невежество умиляет.

В аудиторию входит Уилл и награждает Ника убийственным взглядом. На меня он не обращает ровным счетом никакого внимания, но мне хочется думать, что где-то в глубине души он все-таки ревнует. Больше того, в присутствии Уилла я демонстративно проявляю к Нику повышенный интерес. Сама себя ненавижу за желание заставить его ревновать, но ничего не могу поделать. Главное – вовремя остановиться, пока Нику не взбредет в голову, что он мне действительно нравится, хотя это непросто. Но в данной ситуации ничего другого мне не остается.

– Достаем тетради! Сегодня будем писать стихи, – сообщает Уилл, садясь за стол.

Полкласса мрачно вздыхает, а Эдди в восторге хлопает в ладоши.

– А можно писать вдвоем? – спрашивает Ник, потихоньку двигая свой стол к моему.

– Нельзя! – сердито отвечает Уилл, Ник пожимает плечами и отодвигает стол обратно. – Каждый из вас должен написать небольшое стихотворение, с которым завтра вы будете выступать перед классом.

Я начинаю делать кое-какие заметки, просто для того, чтобы не смотреть на него, пока он объясняет задание. Остаться в его классе – очень плохая идея: я не могу его внимательно слушать, все время пытаюсь угадать, что у него на уме, думает ли он о нас, что будет делать сегодня вечером. Впрочем, дома я тоже постоянно о нем думаю. Ловлю себя на том, что все время смотрю в окно на его дом. Если честно, то, даже если бы я перешла в другой класс, это ничего бы не изменило. Просто после школы я сломя голову неслась бы домой, чтобы приехать первой, а потом, спрятавшись за занавеской, смотреть, как он подъезжает к дому и выходит из машины. Моя жизнь превратилась в игру с самой собой, причем в игру крайне утомительную. Как бы я хотела найти способ избавиться от этой привязанности… Вот у него, по-моему, получается неплохо…

– Для завтрашней презентации достаточно всего десяти предложений. В течение пары недель мы сможем доработать ваш текст, и тогда вам будет с чем прийти на слэм, – продолжает Уилл. – Я не забыл, не думайте! Пока что никто из вас там не появлялся. Помните, у нас с вами уговор.

Весь класс начинает протестовать.

– Мы так не договаривались! – возмущается Гевин. – Вы же сказали, что мы должны просто сходить туда, посмотреть, как все происходит. А теперь выясняется, что мы еще и выступать должны?

– Ну на самом деле не должны. Достаточно посетить один слэм. Выступать вы не обязаны. Главное – посмотреть и послушать. Однако всегда есть вероятность, что вас выберут для «жертвоприношения», поэтому иметь что-нибудь наготове не помешает.

Несколько человек в один голос интересуются, что такое «жертвоприношение». Уилл объясняет, что любого из присутствующих в зале могут попросить выйти на сцену и прочесть что-нибудь, поэтому у каждого на всякий случай должна быть какая-то заготовка.

– А если мы захотим выступить? – спрашивает Эдди.

– Вот что, давайте-ка заключим еще одну сделку, – предлагает Уилл. – Те, кто выступит на слэме по доброй воле, – получат зачет автоматом.

– Отлично, я согласна! – ликует Эдди.

– А если мы туда не пойдем, тогда что? – спрашивает Хави.

– Пропустишь потрясающее мероприятие. Ну и еще схватишь двойку за активность на занятиях, – отвечает Уилл.

Хави закатывает глаза и громко стонет.

– А о чем можно писать? – спрашивает Эдди.

– О чем угодно, – отвечает Уилл, подходя поближе и останавливаясь в паре сантиметров от меня. – Здесь нет никаких правил. Можно писать о любви, о еде, о любимом занятии, о чем-то важном, что произошло у вас в жизни. Можно писать о том, как сильно вы ненавидите вашего преподавателя поэзии. В общем, о чем угодно, лишь бы это вызывало у вас сильные чувства. Если их нет, слушатели сразу это поймут и не станут вас слушать, а это, уж поверьте мне, неприятно, – объясняет он, судя по всему, исходя из собственного опыта.

– А как насчет секса? Про секс можно писать? – спрашивает Хави, явно провоцируя Уилла.

Но тот не ведется.

– О чем угодно. Если, конечно, не боитесь реакции родителей.

– А если родители нас туда не отпустят? Ну, в смысле, это же все-таки ночной клуб, – спрашивает кто-то с задних рядов.

– Их беспокойство вполне можно понять. Если родители будут сомневаться, я готов поговорить с ними. Кстати, клуб находится неблизко, так что, если возникнут проблемы с транспортом, возьмем школьный микроавтобус. В общем, не переживайте – прорвемся! Я очень трепетно отношусь к слэмам, будет просто несправедливо с моей стороны лишить вас возможности получить такой незабываемый опыт. В течение этой недели я буду готов ответить на все ваши вопросы относительно плана занятий в этом семестре, а пока давайте займемся делом. У вас есть весь урок на то, чтобы написать стихотворение. Завтра начинаем презентации. Вперед!

Я открываю тетрадку и смотрю на чистые страницы, совершенно не представляя, о чем писать. Последнее время я думаю только о Уилле, но о нем я уж точно не стану писать!

К концу урока в моей тетради не появляется ничего, кроме имени и фамилии. Я украдкой бросаю взгляд на Уилла: он сидит за столом, прикусив губу, и смотрит на мой стол, на пустую тетрадь. Он поднимает глаза и замечает мой взгляд. Впервые за последние три недели мы смотрим друг другу в глаза. Удивительно, но он не отворачивается. Если бы он только знал, о чем я думаю, глядя на то, как он кусает губы, то, наверное, не просто бы отвернулся, а вообще вышел из класса. Я краснею, в аудитории вдруг становится невыносимо душно. Нас спасает звонок. Уилл встает, подходит к двери, открывает ее, смотрит вслед выходящим из класса ученикам. Я быстро убираю тетрадку, надеваю сумку на плечо и, опустив глаза, выскальзываю в коридор, спиной чувствуя его взгляд.

Только я решила, что он и думать обо мне забыл, и вот тебе на! Остаток дня я веду себя тише воды ниже травы и пытаюсь разгадать мотивы его поведения. В конце концов нахожу единственно разумное объяснение: он так же запутался, как и я.

С облегчением выйдя из школы, я подставляю лицо теплым солнечным лучам и иду к своему джипу. Весь октябрь стояли жуткие холода, но, судя по прогнозу, ближайшие две недели мы сможем немного отдохнуть от снега, пока не начнется настоящая зима. Сев в машину, я вставляю ключ в зажигание и поворачиваю его.

Ничего не происходит.

Отлично, теперь еще и джип накрылся! Я понятия не имею, что делать в таких случаях, но все-таки открываю капот и заглядываю под него: куча каких-то проводов и железных деталей приводит меня в недоумение, ведь я ничего не смыслю в устройстве автомобиля. Впрочем, я знаю, как выглядит аккумулятор, поэтому достаю из багажника монтировку и стучу по нему. Снова пытаюсь завестись, но ничего не получается, и тогда я решаю постучать посильнее, надеясь, что в запале не испорчу его окончательно.

– Плохая идея, – раздается за моей спиной голос Уилла.

Я оборачиваюсь. Он стоит совсем рядом с сумкой через плечо и сейчас гораздо больше похож на учителя, чем просто на Уилла.

– Спасибо, я и так знаю, что многое из того, что я делаю, кажется тебе плохой идеей, – огрызаюсь я из-под капота.

– А что случилось? Не заводится? – Он заглядывает внутрь и начинает возиться с проводами.

Что он, черт побери, творит?! Сначала говорит, что мы не должны разговаривать на людях, потом пялится на меня на уроке, а теперь пытается починить мою машину?! Терпеть не могу непоследовательность!

– Уилл, ты что делаешь?

– А сама как думаешь? – спрашивает он, выглядывая из-за капота и удивленно смотря на меня. – Пытаюсь выяснить, что у тебя с машиной. – Он садится за руль и пробует завести машину.

– В смысле, ты зачем это делаешь? Ты же просил, чтобы я к тебе не подходила!