— Я тоже буду мыться, когда захочу.

— Тогда не жалуйся, что жена избегает тебя. Сказать по правде, от тебя и в самом деле несет. Что до меня, я собираюсь сейчас вымыться. — Ангус вошел в кухню и разбудил двух мальчишек.

— Но она моя жена! — воскликнул Дункан, входя в кухню вслед за отцом. — Ее обязанность…

— Обязанность, как же! Речь идет не о ее обязанности, а о твоем дурацком упрямстве!

Заметив удивление сына, Ангус решительно продолжил:

— Думаешь, жена должна принимать тебя таким, какой ты есть? Так вот, мой мальчик, что я тебе на это скажу. Священники могут сколько угодно распространяться о долге женщины, но ни один из этих святош не женат и ни черта в этом не смыслит. Женщины не такие простые существа, какими церковники выставляют их. Они способны превратить твою жизнь в неземной рай или в сущий ад. Если хочешь жить в аду, стой на своем. Но если желаешь, чтобы жена добровольно пришла к тебе, прими эту чертову ванну!

Ангус положил руку сыну на плечо.

— А если тебе мало этих слов, я вот что еще скажу. Твоя мама была самой прекрасной женщиной, которая когда-либо ступала по земле, но если бы я лег к ней в постель грязным, потным и вонючим, она выставила бы меня в два счета.

Дункан недоверчиво взглянул на отца, и тот решительно кивнул:

— Твоя мама была чистюлей. Содержала дом в порядке, как и твоя жена. Ей нравилось спать в чистой постели с чистым мужчиной. Она заставляла меня мыться раз в неделю, не реже.

— Но ты принимаешь ванну два раза в год…

— Это я сейчас, — перебил сына Ангус. — И мылся бы еще реже, если бы сам не ощущал своей вони. — Он грустно покачал головой. — Я не люблю принимать ванну. Раньше любил, а теперь нет. Потому что всякий раз, садясь в нее, я вспоминаю твою маму. Мы с ней обычно купались вместе. Баловались, брызгали друг в друга водой… — Глаза его подернулись печалью. — У меня сердце разрывается от горя, когда я опускаюсь в ванну, зная, что ее никогда больше не будет со мной.

— Но ведь все в Данбаре моются не чаще двух раз в год.

— Дункан, — прервал его отец, — пойми, не слишком приятно влезать чистым в грязный плед. Люди не жалуются, что у них нет второго, ибо понимают: ты хочешь, чтобы они жили лучше, а для этого нужны деньги. Чтобы накопить их, приходится во многом себе отказывать.

— Но сейчас у нас хватает денег, а мужчины все равно не моются.

— Потому что не моешься ты. А они следуют твоему примеру. — Ангус раздраженно покачал головой. — Ты же сам мне сказал, что от твоей жены пахнет полевыми цветами, и тебе это явно нравится. А если бы от Элайны пахло так же, как от тебя?

Дункан поморщился, вспомнив тот день, когда жена упала в навоз; еще противнее была ему вонь, исходящая от Келли.

— Вот видишь, — бросил Ангус. — Может, теперь ты понял, почему жена отвергает тебя?

Дункан вздохнул:

— Но она везде лезет, отец, все меняет! С тех пор как Элайна приехала, все пошло по-другому. В замке прибрано, женщины чистые и расхаживают в новых пледах, в пищу добавляют специи, а моя спальня вся заставлена сундуками.

— Да, с тех пор как ты женился, твоя жизнь изменилась. Но и ее жизнь — тоже. И ты должен осознать это и принимать все таким, как оно есть.

— Возможно, — нехотя согласился Дункан.

— Не возможно, а точно, мой мальчик. Элайна приложила невероятные усилия, чтобы сделать наш замок более уютным. А что сделал для нее ты?

— Она старалась для себя, а не для меня.

— Вот как? Разве Элайна велела Элджину готовить вкусную еду только для себя, а нам подавать помои? Разве она выскребла свою комнату, а остальные оставила в грязи? Нет! Мою привели в порядок и постелили на пол новые циновки по приказанию твоей жены не далее чем на прошлой неделе. И комнату Шинейд тоже. А вот та, в которой Элайна жила со своей мамой, до сих пор осталась неубранной. Так что, сдается мне, о своем благе твоя жена заботится в последнюю очередь.

Дункан молчал, намереваясь хорошенько обдумать все сказанное отцом.

Элайна брезгливо огляделась. Уже два дня она лежала в постели, созерцая ветхие циновки и замызганные гобелены в комнате мужа.

Впрочем, она сама виновата. Нечего было валяться в постели, не так уж серьезна ее рана. Так нет, послушалась маму, убедившую ее немного отдохнуть. Элайна неохотно призналась себе в том, что просто прячется от мужа в этой комнате, как пряталась все то время, пока болела мать. А бедолага Дункан снова спит в пустующей комнате Шинейд, бросив жену на произвол судьбы. Впрочем, похоже, все бросили ее. Даже мама не выразила желания посидеть с дочерью, чтобы хоть немного развлечь ее. По словам Эббы, она проводит время с Дунканом или Ангусом, рассказывая им о детстве своей любимой доченьки. При одной мысли об этом Элайне стало тошно.

И вот на третье утро после нападения она решила подняться и, прежде всего, убрать эту комнату, надеясь, что здесь не так грязно, как в большом зале.

Приподняв циновку, Элайна удовлетворенно кивнула. Пол, конечно, пыльный, но все же чище, чем в большом зале.

— Отскребать не придется, — послышался голос Эббы, и Элайна улыбнулась служанке.

— Ты права, — согласилась она. — Нужно снять циновки и хорошенько вымыть пол.

Эбба вздохнула, и Элайна ощутила угрызения совести. Последние две недели служанка носилась по лестнице замка вверх и вниз то за тем, то за этим, то для леди Уайлдвуд, то для нее, Элайны.

— Лэрд Ангус послал мужчин за новыми циновками. Может, возьмешь нескольких женщин и наберешь вереска? — предложила она. — А я прикажу убрать грязные циновки и начну вместе с другими мыть пол.

Эбба с сомнением взглянула на нее, и Элайна вспыхнула от стыда. До приезда в Данбар служанку не удивило бы, что ее госпожа горит желанием работать. Но в последнее время, точнее, последние две недели, она почти ничего не делала.

— И не торопись возвращаться, — прибавила Элайна. — Тебе не мешает подышать свежим воздухом.

— Вы уверены?

Элайна кивнула, и Эбба, просияв, выбежала из комнаты.

Еще раз обведя комнату взглядом, Элайна вздохнула. Да, работы здесь непочатый край, но она справится. Необходимо и слугам время от времени давать передышку. Мама научила ее заботиться о них.

— О чем задумалась, доченька? — послышался голос леди Уайлдвуд.

Элайна улыбнулась:

— Доброе утро, мамочка. Как ты себя чувствуешь?

— Очень хорошо. — Подойдя к кровати, леди Уайлдвуд поцеловала дочь и огляделась. — Эбба ушла за вереском?

— Да. Это я послала ее.

— Она мне так и сказала. Я отправила вместе с ней Герти. — Леди Уайлдвуд озабоченно нахмурилась. — А кому ты поручишь вынести из комнаты вещи и вымыть пол?

— Я попрошу Дункана прислать нескольких мужчин, чтобы они передвинули сундуки. А циновки я и сама могу снять.

— А как же твоя рана?

— Герти смазала ее чем-то очень целебным. Если я не буду переутомляться…

— Не будешь, потому что я этого не допущу.

Элайна обернулась на голос мужа.

— Помахать веником — не такой уж большой труд, Дункан. Я наверняка…

— Для мужчин, которых я послал сделать это, и в самом деле небольшой.

Элайна удивилась. Наверное, она не так поняла Дункана. Неужели муж, постоянно недовольный тем, что она занимается уборкой, решил выделить ей помощников?

— Это очень любезно с твоей стороны, Дункан, — проговорила леди Уайлдвуд. — Но стоит ли занимать этим мужчин, работающих над укреплением стены? Может, стражники, которых ты выставил у двери…

— Там остался только один стражник. Второго я послал на кухню позавтракать.

— Но и один мог бы…

— Его задача — охранять Элайну, и он будет этим заниматься. Для уборки комнаты я отзову двоих человек с крепостной стены.

Ошеломленная Элайна решила, что у нее жар. Наверное, рана воспалилась, вот у нее и начались галлюцинации.

— Ну что ж… — Леди Уайлдвуд кивнула. — Очевидно, проявленное тобой благородство лишило мою дочь дара речи. Скажу за нее я: огромное тебе спасибо.

Разочарованный молчанием Элайны, Дункан поднял единственный в комнате сундук, принадлежавший ему. Направившись с ним к двери, он пробормотал:

— Отнесу этот сундук в свою комнату, а потом пришлю мужчин, чтобы помогли с остальными.

— Дункан? — Элайна замешкалась. Ей хотелось обнадежить мужа. Но зачем вселять в него надежду, если он по-прежнему не желает принимать ванну? В результате она слишком долго колебалась.

Дункан переминался с ноги на ногу.

— Если тебе нечего сказать, я, пожалуй, пойду. У меня дел по горло, и мне некогда…

За спиной мужа послышался какой-то шорох. Не договорив, он покачнулся, сундук выпал у него из рук, открылся, и содержимое его рассыпалось по полу, среди прочего — бутылка виски. Стукнувшись о стену, она разбилась, и комната наполнилась едким запахом.

Дункан рухнул на полупустой сундук, да так и остался лежать. Элайна с матерью бросились к нему и опустились возле него на колени. На затылке Дункана зияла рана, и из нее хлестала кровь. Одновременно взглянув на дверь, Элайна и леди Уайлдвуд с ужасом увидели, что в комнату влетел факел, а дверь тут же захлопнулась.

Женщины в оцепенении смотрели, как в дальнем конце комнаты начинает разгораться пламя. Огонь быстро распространялся, подбираясь все ближе и ближе к тому месту, где лежал Дункан.

— Дункан!

Схватив мужа за руку, Элайна попыталась перевернуть его на спину, однако ей это не удалось сделать: он оказался слишком тяжелым. Леди Уайлдвуд бросилась на помощь дочери. Увидев, как бледен Дункан, Элайна пришла в ужас.

— Он жив, и мы должны вытащить его отсюда. — Твердый голос матери подействовал на Элайну отрезвляюще.

Она бросила взгляд на огонь. О Господи, сейчас они сгорят! Элайна с леди Уайлдвуд вскочили и, схватив Дункана за руки, потащили к двери. Страх придал им сил. Добравшись до двери, Элайна попыталась открыть ее, но та не открывалась.

— В чем дело? — встревожилась леди Уайлдвуд.