Тот учтиво поклонился и тихо вышел.

— Он — сокровище, — сказала Маркейл, дождавшись, когда закроется дверь. — Мой дворецкий далеко не такой внимательный.

— Не знаю, что бы я без него делала, — честно призналась бабушка.

— Думаю, тебе не стоит беспокоиться. И не только потому, что Бриггз искренне восхищается тобой. Ты — великолепная хозяйка, дорогая.

— Тем, кто заботится о других, платят той же монетой.

— Это хорошее жизненное правило.

Маркейл старалась верить, что человеческая доброта наследуется. Она научилась этому у бабушки, но события последних нескольких недель существенным образом эту веру поколебали. Маркейл упала духом, подумав о послании в своем ридикюле. Она не знала как, но должна была довести его содержание до бабушки.

— Маркейл, дорогая, ты смотришь на чашку с чаем так, словно думаешь, что она может взорваться.

— Прости. — Она выдавила из себя улыбку. — Я просто немного расстроена.

С тихим «О нет!» бабушка покачала головой.

— Ты опять получила послание от этого отвратительного шантажиста?

— Я профессиональная актриса, но не способна ввести в заблуждение даже родного человека, — поморщилась Маркейл.

— Как на этот раз прибыло письмо?

— Я обнаружила его под своей тарелкой за завтраком сегодня утром.

И это испугало Маркейл. Одно дело находить записки внутри экипажа или среди цветов в своей театральной гримерной, и совсем другое — обнаружить одну из них в собственном доме. Прежде она никогда не чувствовала себя такой беззащитной.

— Мне это совсем не нравится, — объявила бабушка со своей обычной прямотой. — А слуги что-нибудь видели?

— Нет, но они ведь на самом деле не мои, а Колчестера.

— Эти последние два года я все время говорила тебе, что нужно приобрести собственный дом, — укоризненно качая головой, сказала бабушка. — Это самое меньшее, что ты могла бы предпринять.

— Невозможно!

Старческая пергаментная кожа покраснела, но бабушка убежденно заявила:

— Граф использует тебя, чтобы скрывать от света извращенные склонности.

— А я использую его, чтобы избавиться от нежелательного внимания, которое делает мою жизнь невыносимой. Нам обоим это выгодно, и к тому же он очень добр. Я обязана ему и вряд ли смогу когда-нибудь отплатить.

— Знаю, знаю. Он спас тебя от князя, когда этот негодяй набросился на тебя, надеясь принудить стать его любовницей. Я вечно буду благодарна Колчестеру за его действия в той ситуации, но это не означает, что ты в постоянном долгу перед ним. Ты тоже пригодилась ему в жизни, не так ли? — Бабушка выразительно подняла бровь. — Полагаю, нравы Колчестера не изменились?

— Если ты спрашиваешь, безумно ли он еще влюблен в Джорджа Энистона, тогда ответ — да. Они вместе теперь уже почти год.

— Для него это слишком долго.

— Да, верно. Хотя «вкусы» Колчестера — это его собственное дело, но Энистон мне не нравится. Он все время просит денег и устраивает скандалы из-за пустяков. Мне хотелось бы, чтобы Колчестер порвал с ним.

— Похоже, этот Энистон не слишком-то приятный человек.

— Когда в плохом настроении — нет, но в хорошем — он очень обаятельный, и Колчестер без ума от него. Не думаю, что их отношения с таким количеством драматических сцен полезны для него… — Маркейл беспомощно пожала плечами. — Я сказала ему все, что думаю, а он просто отмахнулся, заявив, что иногда жизнь не позволяет находиться рядом с тем, в кого влюблен, и именно это происходит.

— В этом он прав. Иногда судьба толкает человека на дорожку, которую он сам не выбрал бы.

Маркейл молча согласилась. Она нежно любила Колчестера как брата, которого у нее никогда не было. Для высшего света он был холостяком, за которым все охотились и который ускользал от мамаш-сводниц и их дочерей с искусством, завоевавшим ему восхищение пэров. Никто никогда не догадывался о его тайне, и он жил теневой жизнью так долго, что носил вторую кожу так же естественно, как настоящую.

Маркейл всегда будет благодарна ему за помощь в те первые трудные дни.

Ситуация, возникшая с князем, напугала ее, безжалостно напомнив о ее беззащитности. Она была актрисой без положения в обществе, способного защитить ее, без семьи, которая могла держать на расстоянии тех, у кого нечистые намерения.

Но что еще хуже, в тот же период она как раз встретила — и сразу же горячо полюбила — Уильяма Херста. После шести месяцев урагана страстного ухаживания его призвали в трехнедельный морской поход в Дувр. Даже теперь, много лет спустя, сердце Маркейл билось с перебоями, когда она представляла, что могло бы случиться, если бы вспыльчивый, порывистый Уильям узнал об ухаживаниях князя. Реакция его, несомненно, привела бы к физической стычке, которая кончилась бы тем, что князь мог быть убит или изувечен. В итоге с карьерой Уильяма и с ее собственной было бы навсегда покончено, и в результате ее план поддержать сестер провалился бы. Это заставило Маркейл взглянуть в лицо неприятной, жестокой, холодной правде. Она была актрисой, красивой женщиной, и ее многие домогались, что не оставляло ей возможности продолжать отношения с Уильямом. Она была вынуждена или порвать с ним, или пойти на риск погубить их обоих.

Поэтому Маркейл сочла счастливым случаем предложение покровительства от красивого, франтоватого Колчестера в обмен на одну простую услугу: помочь ему сохранить его тайну от глаз и ушей великосветского общества.

Хотя для нее это было единственным выходом из затруднительного положения, Маркейл сопротивлялась, отчаянно ища способ сохранить свои прежние отношения с Уильямом. Но видимо, иного пути не существовало. С разбитым сердцем она написала ему, что ошиблась в своей любви к нему и что нашла себе другого.

Она надеялась, что холодный тон письма отобьет у него желание когда-нибудь снова увидеться с ней, но немедленно, как только он вернулся и получил ее письмо, Уильям бурей ворвался в ее театральную гримерную с лицом, полным гнева и обиды. Ей пришлось выслушать много обидных слов. Маркейл вздрогнула. Она тоже ему много тогда сказала лишнего. Это было такое ужасное, мучительное время, что даже теперь слезы обжигали ей глаза.

Но такова была цена пути, который она выбрала. Маркейл решительно отбросила воспоминания о прошлом. Какой в этом прок? Правда, в ее ночных грезах они с Уильямом все еще были вместе. Она видела его во сне каждую ночь с тех пор, как неделю назад оставила лежащим на полу каюты. Только в снах он не был сердитым, но был почему-то привязан к койке и не мог двигаться, на нем не было ничего, как в тот день, когда он появился на свет, а она ласкала его…

— Маркейл, ты вся горишь. Ты не подхватила лихорадку?

— Нет, я здорова. — Маркейл приложила ладонь к пылающей щеке. — Просто думала о… шантажисте, и это привело меня в негодование.

— Я тоже возмущена им. Жаль, что ты не можешь попросить помощи у Колчестера.

— Чем меньше людей знают правду, тем меньше вероятность, что она откроется, — покачав головой, отозвалась внучка. — Хотя я хорошо отношусь к Колчестеру, должна признать, что он ужасный сплетник. Собственные секреты будет хранить как могила, но чужие готов выболтать немедленно. — Она сжала в руках бабушкину руку. — Я упорно трудилась, чтобы добраться туда, где сейчас нахожусь, слишком многим пожертвовала. И не могу все бросить.

— Твои сестры должны быть благодарны тебе, — с потеплевшим лицом заметила бабушка.

— Они сделали бы для меня то же самое. Кто-то же должен был контролировать наше финансовое положение. Если бы я предоставила отцу вести дела, сейчас мы все находились бы в долговой тюрьме, а дом отошел бы кредиторам.

— Он эгоист, и я не понимаю, почему Люсинда решила выйти за него замуж. Ей следовало быть более предусмотрительной. Ее ведь именно так воспитывали.

— Думаю, он обольстил ее, говоря, что она лучше всех остальных.

— Лучше меня, — сверкнув глазами, уточнила бабушка.

— Мама не права, — мягко сказала Маркейл. — Она упряма и не хочет признать свою ошибку, хотя я думаю, уже раскаивается. С отцом нелегко жить.

— Мне хотелось бы, чтобы моя дочь ушла от него, но, боюсь, этого никогда не произойдет, — сказала бабушка и вся как-то ссутулилась.

— Не нужно так печалиться. Во всяком случае, долги оплачены, и денег достаточно, чтобы обеспечить сезон для Элизабет. И если все получится так, как я планирую, то к тому времени, когда она освоится в свете, я накоплю достаточно средств для Марго. А потом придет очередь Джейн и… — Маркейл вздохнула. — Но ничего из этого не осуществится, если в обществе узнают, что они — родственницы простой актрисы.

— Значит, я не увижу никого из них, когда они будут в городе.

Бабушка погрустнела.

— Даже не думай о таком! Они могут объявить себя твоими родственниками. Ты ведь была замужем за аристократом. К тому же прошло так много времени с тех пор, когда ты выступала на сцене, что я сомневаюсь, чтобы кто-то об этом помнил.

— Достаточно, чтобы помнил хотя бы всего один человек, дорогая. Люди не так забывчивы, как ты думаешь.

— Тогда им же хуже, потому что более доброй и замечательной женщины не существует в целом мире.

— О, ты слишком великодушна. К сожалению, хорошими словами ничего не изменить, и будет лучше, если я не увижусь со своими внучками.

— Пока никто не догадывается о моем родстве с тобой, все будет в порядке. Я очень осторожна, когда навещаю тебя, на мне всегда вуаль, и я беру наемный экипаж, вместо того чтобы пользоваться собственным, который могут легко узнать.

— Ты всегда заботишься о других, дорогая. А как же ты сама, Маркейл? Как же твой сезон?

— Мне уже двадцать семь, и мое время давно прошло. — Маркейл усмехнулась, заметив решительное несогласие на лице бабушки. — Перестань! Быть актрисой — это же не рабский труд в какой-то угольной шахте. У меня замечательная профессия, я прекрасно зарабатываю и в состоянии обеспечить свою семью. К тому же у меня есть ты, с кем я в любое время, когда захочу, могу посоветоваться. Что еще желать?