Карен Хокинс - Клятве вопреки

— Я чувствую здесь какой-то подвох. Я знаю тебя, Маркейл Бичем, и не могу тебе доверять.

— Ты не знаешь меня и никогда не знал.

Она говорила с такой уверенностью, что Уильям был просто поражен.

У него неожиданно пропало желание тотчас же выгнать ее, и, откинувшись в кресле, он сложил руки на груди. Уильям, конечно, мог бы с легкостью поднять ее и вышвырнуть из своей каюты, но не хотел дотрагиваться до этой женщины, боясь пробудить воспоминания, которые снова могли всплыть на поверхность, стоит только коснуться ее кожи.

Некоторые вещи лучше не проверять.

— Значит, я зря потратила время, придя сюда?

Словно встревожившись, она поднялась и, демонстрируя свою роскошную фигуру, прошла к окну на левом борту.

— Выходит, что так.

Он крепко сжал челюсти.

— Понятно. — Прикусив губу, Маркейл потупилась, а потом грациозным жестом указала на графин и стаканы у него в серванте. — По крайней мере, давай выпьем за наше короткое воссоединение?

— Лучше за наше окончательное расставание, — огрызнулся он.

Открыв графин, она взглянула на него с грустной улыбкой.

— Вижу все того же серьезного Уильяма. — Маркейл слегка втянула запах вина. — Очень хороший портвейн.

— Благодарю, — коротко отозвался он, наблюдая, как она наполняет два стакана.

— Прежде ты не был таким требовательным в выборе напитков, — заметила Маркейл.

— Теперь я стал гораздо разборчивее в выборе всех своих удовольствий.

Она сжала губы и просто подняла один стакан, чтобы оценить цвет напитка.

— Очень впечатляет.

— Вино — из личных запасов Наполеона.

Уильям не мог бы объяснить, почему почувствовал необходимость сообщить об этом, но не смог промолчать.

— Тогда я получу от него еще больше удовольствия. — Маркейл закрыла графин пробкой, подала стакан Уильяму, а другой отнесла к своему месту и, сев, осторожно покачивала жидкость. — Существует ли какой-то способ убедить тебя изменить свое мнение? Если я скажу, что именно мне нужно, ты, возможно, передумаешь.

— Существует одна вещь, которой ты меня научила: никогда не доверять ответу, который на самом деле является другим вопросом.

Она замерла, не сделав глотка.

— Что за парадокс?

— Из твоей коллекции. Там в основном притворство. — Он сделал большой глоток портвейна и проглотил крепкий напиток. — Довольно. Мне пора работать. У тебя две минуты на то, чтобы рассказать, зачем ты здесь.

— Прекрасно. — Маркейл, прищурившись, отставила свой стакан. — Я пришла сюда, потому что кто-то шантажирует меня.

— Какое отношение это имеет ко мне?

Лицо непрошеной гостьи покраснело от возмущения так быстро, что он поверил в ее правдивость.

— Уильям, я просто в отчаянии. Не знаю, кто это делает и почему, но необходимо прекратить этот беспредел.

— Но ты, безусловно, догадываешься, какой у них есть камень за пазухой против тебя. Это кое-что из того, что не следует знать Колчестеру? Не так ли?

Следя за непроницаемым выражением ее лица, Уильям осушил стакан.

— Ты сбилась с пути, Маркейл? Это и есть твой секрет? Ты не можешь быть правдивой с человеком дольше одной минуты. В этом твоя суть.

— Боюсь, ты не понял. — Ее глаза вспыхнули огнем. — Если мой секрет раскроется, то расплачиваться придется не мне, а другим.

— Кому же это?

— Их имена не имеют значения.

Маркейл решительно сжала губы.

— Я покончил с секретами и ложью. Думаю, тебе пора идти.

Уильям внезапно почувствовал, что устал от всего этого. Устал от обманов, которые несколько лет назад заставили его чувствовать себя ущербным, никому не нужным.

— Ах, Уильям. — Печальная улыбка искривила уголок ее очаровательного рта. — Жизнь никогда не давала нам шанса, верно?

И что это означает?

— Просто уходи, Маркейл.

Он ощутил сухость во рту и пожалел, что его стакан пуст.

— О-о, — она встала и направилась к нему, — я так и сделаю, но не раньше, чем ты мне поможешь.

— Оставь меня в покое, я уже сказал, что не… не… хочу снова связываться с тобой.

Почему он с трудом произносит слова?

Уильям посмотрел на свои пальцы, бессильно державшие пустой стакан. «Я не чувствую свою руку». Эта мысль проплыла в его мозгу со странным безразличием.

Но он выпил всего один стакан вина, а требовалось, видимо, намного больше, чтобы…

Он взглянул на Маркейл, чтобы спросить: «Ты что-то добавила в вино?» — но его язык заплетался. Взор внезапно затуманился, и Уильяма захлестнула волна слабости.

Нет! Он с трудом собрал все остатки сил и заставил себя оттолкнуться онемевшими руками, чтобы встать на ноги, но рискованно закачался.

— Не нужно, Уильям! — Маркейл нахмурилась. — Ты ударишься…

Он опрокинулся вперед. «Проклятие, она отравила меня!..»

Письмо Майкла Херста брату Уильяму, описывающее его первое впечатление от Афин.

«По прибытии в эту древнюю столицу я почувствовал себя так, словно попал под опасное напряжение. Это ощущение было таким сильным, что я подумал, не лихорадка ли у меня. Удивительно, как часто истинное чувство может смешиваться с ошибочным. И подчас долго нельзя разобраться, какое из них настоящее».

Уильям видел, как Маркейл шагнула вперед и своими изящными руками остановила его падение, не позволив свалиться на пол.

«Почему она опоила меня?» Он настолько оцепенел, что ничего не ощущал, его чувства были такими же безвольными, как и его тело. Уильям без всякого интереса наблюдал, как она опустила его на пол, а затем заботливыми, уверенными движениями подложила ему под голову плащ, скатав его в виде подушки.

Затем Маркейл все так же нежно сняла у него с шеи цепочку и пошла к его письменному столу. Заходящее солнце освещало ее золотым светом, и от этого она казалась неземной, ангелом, таким чистым, прекрасным и воздушным, что ему было больно смотреть на нее.

С самого начала именно эта грация поразила его — не ее лицо, не фигура, не низкий голос, хотя все это помогло ей обрести артистическую славу. Когда Маркейл шла, словно танцуя под музыку, слышную только ей одной, то привлекала внимание мужчин и довольно долго удерживала его.

Открыв его письменный стол, она склонилась над ним, и ее темные волосы блеснули в затухающем свете.

Сколько золота в тайнике? Двести гиней? Триста? Нужно будет проверить записи, когда она уйдет, эта маленькая воровка. Но зачем оно ей? У нее есть долги, о которых нельзя рассказать своему покровителю?

Маркейл выпрямилась, держа в руке бархатный мешочек с древним артефактом, который был необходим Уильяму в качестве выкупа за освобождение брата.

Даже в таком одурманенном состоянии его медленно наполнила злость. «Мне самому необходима эта древность. Без нее я не могу спасти Майкла!»

Раскрыв мешочек, Маркейл заглянула внутрь и, нахмурив брови, достала небольшую шкатулку из оникса. С озадаченным видом проведя по ребру шкатулки кончиком пальца, она в растерянности взглянула в сторону Уильяма и внезапно встретилась с ним взглядом.

Ее щеки потемнели, как будто она покраснела, и Маркейл поспешно убрала древность.

Уильяму хотелось осыпать ее бранью, разорвать в клочья, но все, что он мог сделать, — это смотреть на нее со всей силой своего гнева, с трудом прорывавшегося сквозь одурманивающий туман.

Он изо всех сил попытался пошевелиться, и его пальцы согнулись, а всего пару секунд назад это было невозможно. Действие снадобья слабеет! Скоро этой девице не поздоровится.

Даже если ему придется ползти на четвереньках, он преподаст ей урок, который она долго не забудет.

— Мне очень неприятно оставлять тебя на полу, но, видимо, придется.

Завязав на шее накидку, Маркейл опустила шкатулку в глубокий карман.

А Уильям, стиснув зубы, пристально смотрел на нее.

Задержавшись возле него, Маркейл нагнулась и почти с сочувствием погладила его рукой по щеке, а ее глаза заблестели, словно от непролитых слез.

— Не пытайся преследовать меня, Уильям. Ты не сможешь разыскать меня.

Нет, вот тут она ошибается. Даже если на это уйдет вся оставшаяся у него жизнь, он добьется отмщения такого жестокого, такого подлого удара. Это ей даром не пройдет.

Когда Маркейл наклонилась над ним, ее длинные шелковые волосы легкой лаской скользнули по его щеке, а тонкий аромат ее необычных духов заставил его сердце забиться быстрее.

— Мне неприятно так поступать с тобой, дорогой, но у меня нет выбора.

Она коснулась мягкими губами его губ поцелуем нежным, как морской туман, а затем звенящим от сожаления голосом добавила:

— Для тебя это — просто безделушка, а для меня — свобода. — С этим загадочным заявлением она встала, накинула на голову капюшон и убрала под него волосы. — Я знала, что ты не захочешь помочь мне, так что это для меня единственный выход. Но я же давала тебе шанс, правда?

Она шагнула к двери, но Уильям схватил ее пальцами за подол и с пылающим от гнева взглядом крепко держал его. Когда он окончательно избавится от действия этой отравы, то покажет негодяйке, как опасно становиться ему поперек дороги.

— Прощай, Уильям. — Выдернув юбку у него из рук, Маркейл подошла к двери и оглянулась. — Я знаю, ты мне не поверишь, но я желаю тебе только всего хорошего. И всегда желала.

Выйдя из каюты, она тихо закрыла за собой дверь, оставив беспомощного Уильяма в сгущающейся темноте.

Письмо Мэри Херст брату Майклу во время его подготовки к первой экспедиции.

«Не знаю, следует ли упоминать об этом, так как понимаю, что ты очень занят своими приготовлениями, но я беспокоюсь об Уильяме. С тех пор как брат вернулся из плавания, он такой молчаливый, мрачный и — по-моему — очень печальный. Я спросила его, что случилось, но он горько рассмеялся и сказал, что получил серьезный урок.