Уильям сделал глубокий вдох; его сердце тяжело, как молот, стучало в груди, рука все еще накрывала розовую ягодицу, гладкую и округлую, просто умолявшую, чтобы ее погладили. Он был так возмущен упрямством Маркейл, так разозлился, увидев тонкую батистовую сорочку, которую Колчестер купил ей, что ни о чем больше не думал.

Уильям оказался бессилен перед собственной слабостью, как бы парадоксально это ни звучало. Маркейл повернулась у него на коленях, стремясь освободиться, и, сама того не желая, еще сильнее разожгла его страсть. Она, по-видимому, не замечала, что он больше не удерживал ее.

Джентльмен привел бы в порядок ее юбки и извинился бы, и джентльмену было бы стыдно за такое поведение.

Но для Маркейл Уильям не был джентльменом, и именно это явилось причиной, почему она с презрением отвергла его тогда, много лет назад. И именно по этой же причине его больше не заботило, что она о нем думает. Ее поступки в прошлом до сих пор приводили его в ярость, но никак не могли извинить его нынешнее обращение с Маркейл.

Уильям заметил, что она перестала извиваться и спокойно лежит у него на коленях, и подумал, не старается ли Маркейл сдержать слезы. Прежде он однажды это видел — в тот день, когда уходил после их последней ссоры. К нему вернулось воспоминание, и он покачал головой, сожалея о собственном несдержанном характере.

— Маркейл?

Она шевельнулась у него на коленях. Ее ягодицы приподнялись вверх, а бедро задело восставшую плоть. Стиснув зубы, Уильям заставил себя думать о чем-нибудь другом, но это было трудно, тем более, когда ее округлый зад находился прямо перед ним. Не в силах устоять, он снова погладил его и почувствовал, как Маркейл замерла при его прикосновении и еще сильнее поднимается ему навстречу. Ей это нравится. Мысль, пришедшая ему в голову, удивила Уильяма.

Он передвинул руку с ягодицы на бедро, и мгновенно ноги Маркейл раздвинулись настолько, что, если бы он захотел, мог бы добраться до самого потаенного местечка.

Уильям изумился — она была не возмущена, а возбуждена, как и он. И словно в подтверждение его мыслей, Маркейл прошептала:

— Уильям, пожалуйста.

Ее голос вызвал в нем дрожь и непреодолимое желание. Не раздумывая, Уильям просунул руку между ее шелковыми бедрами во влагу, ждущую его прикосновений.

Он осторожно, неторопливо гладил там Маркейл, каждый раз задерживаясь на затвердевшем клиторе, а она стонала и выгибала спину и при каждом движении терлась бедрами о его член.

Уильям был настолько возбужден, что не мог ни думать, ни двигаться, ни делать что-либо иное, кроме как продолжать ласкать Маркейл, а она с каждой секундой становилась все более влажной, а ее движения — все более требовательными.

Наконец у него уже не осталось сил дольше терпеть. Он обхватил ее рукой снизу за талию и, повернув так, что она села голым задом ему на колени, а головой уткнулась ему под подбородок, поднял бедра, чтобы дать ей почувствовать свою возбудившуюся плоть!

— Видишь, что ты со мной сделала? — буркнул он ей в ухо. — Ты самая упрямая, самая вызывающая, самая вероломная и лживая женщина из всех, кого я когда-нибудь встречал.

Откинув назад голову, Маркейл горящими от страсти глазами взглянула ему в глаза.

— А ты самый твердолобый, самый неотесанный, самый высокомерный и самодовольный…

Уильям поцеловал ее, раздвинув языком ей губы, и она окончательно расслабилась. Его поцелуй стал настойчивее, и Маркейл, застонав, открыла рот и прижалась грудью к его груди.

Их страсть, всегда бывшая всего лишь раскаленным докрасна углем, не разгоревшимся полным пламенем, внезапно вспыхнула огнем, и на краткое мгновение Уильяму захотелось броситься в манящий жар, но только на мгновение.

Эта женщина была соблазнительной, но, чтобы отдаться страсти, нужно заплатить определенную цену, как всегда бывает с женщинами, подобными Маркейл. К тому же она обладала тем, что принадлежало ему, тем, что стоило гораздо дороже, чем кувырканье под простынями даже с такой восхитительной женщиной.

Подавив глубокое сожаление, Уильям разжал руки, убрал со своей шеи руки Маркейл и, поднявшись, поставил ее на ноги.

Ее юбка опустилась ей на лодыжки, и Маркейл непонимающе взглянула вверх на Уильяма затуманенными от страсти глазами.

— Уильям, я…

Настойчивый стук в дверь вывел его из состояния безумия, державшего в своих когтях. Боже правый, что здесь только что произошло?

Снова раздался стук, еще более громкий, и Уильям повернулся к двери.

— Приведи себя в порядок, — грубо приказал он, не удостоив Маркейл второго взгляда.

Маркейл подошла к туалетному столику и, взяв несколько шпилек, дрожащими руками быстро закрепила растрепавшиеся волосы. В зеркале ей было видно, как Уильям перед тем, как открыть дверь, переставил кресло. Пожалуйста, пусть это будет не мисс Чаллонер.

К ее облегчению, на пороге стоял мужчина, которого она перед этим видела на улице.

— Кэп, в доках пожар!

Бросившись к окну, Уильям распахнул его и высунулся наружу.

— Проклятие!

Встав рядом с ним, Маркейл увидела яркие всполохи огня вдали, и ее внезапно обуял страх.

— Херст, как ты добрался сюда?

— На корабле. — Быстро направившись к двери, он велел посыльному: — Вызовите экипаж.

— Уже вызвал, сэр.

— Хорошо. — Сняв с вешалки у двери накидку Маркейл, Уильям схватил девушку за запястье. — Ты идешь со мной.

— Но я…

Она не успела даже вздохнуть, как они уже вышли из комнаты.

— Надень накидку.

Он запер дверь и положил ключ в карман.

— Но я…

Выхватив накидку из ее не слушающихся рук, Уильям набросил ее ей на плечи и, снова схватив за руку, бегом побежал вниз по лестнице, а когда Маркейл уперлась на нижней ступеньке, с проклятием подхватил ее на руки и вынес за дверь.

— Отпусти меня!

— Нет.

— Но мне нельзя уходить!

— Почему?

Он пристально взглянул на нее.

Маркейл не могла сказать Уильяму, что ждет, чтобы отдать реликвию, которой, как она ему поклялась, у нее нет. От порыва холодного ветра у нее свело пальцы на ногах, и она ответила:

— Я без обуви.

— Тебе не понадобится обувь, — объявил он, бросив недовольный взгляд на ее ноги в одних чулках. — Ты будешь сидеть в экипаже.

— Уильям, просто оставь меня здесь и…

— Нет. Будь я проклят, если выпущу тебя из поля зрений.

Когда подъехал экипаж, Уильям бесцеремонно забросил ее на сиденье и, сев напротив, отдавал распоряжения мужчине, который сообщил ему о пожаре.

Получив инструкции, тот кивнул и закрыл дверцу, а через мгновение Маркейл услышала, что он сел на козлы и дернул за вожжи.

Когда экипаж двинулся с места, Маркейл мельком увидела в окно, как к дому подъехала другая коляска — элегантный экипаж с голубой отделкой, казавшийся совсем не к месту в этом дворе. Мисс Чаллонер? У Маркейл не было возможности это узнать, но у нее сжалось сердце при мысли о том, как разъярится ее шантажист, если мисс Чаллонер вернется с пустыми руками.

— Уильям, прошу, отпусти меня! — Она наматывала на руки завязки накидки. — Это нелепо. Это просто старая шкатулка, не представляющая никакой ценности.

— Для меня она имеет большую ценность. Мой брат Майкл находится в плену у правителя, который отказывается отпустить его, пока не получит эту проклятую штуковину, — мрачно объяснил Уильям.

— Я… Я не знала. — У нее внутри все сжалось. — Уильям, я…

Экипаж свернул за угол, запах дыма становился все сильнее, впереди них раздавались возгласы и крики, и Уильям, выругавшись, поднял занавеску.

Что дело плохо, Маркейл поняла по его побледневшему лицу. О нет! Взглянув в окно, она увидела, что его корабль, пришвартованный к причалу, пылает, словно выпал из адской топки, а голодные красно-оранжевые языки пламени, лизавшие почерневшие паруса и мачту, освещают темное небо.

Когда экипаж остановился, Уильям рывком открыл дверцу.

— Вы, мадам, останетесь здесь.

Взгляд Маркейл остановился на пылающем корабле, и она, мгновенно догадавшись, куда собрался Уильям, схватила его за руку.

— Пойми, я не знала о твоем брате, о том, что реликвия нужна для его спасения. Мне никто не сказал. Они приказали мне достать и вернуть им драгоценность.

— Значит, ты возвратишь мне шкатулку?

Маркейл чуть было не кивнула, но у нее перед глазами возникли полные надежд лица сестер, и она понуро опустила плечи под тяжестью трудного выбора.

— Это не так легко, черт побери. Я хочу вернуть ее тебе, но не могу.

— У меня нет времени обсуждать это. Постон!

Выдернув у нее свою руку, он позвал слугу, и через секунду мужчина возник у дверцы.

— Да, кэп?

— Эта леди, — Уильям жестом указал на Маркейл, — не должна покидать экипаж. Делайте что угодно, чтобы удержать ее здесь.

Слуга оглядел ее с ног до головы и, очевидно, решив, что с ней не будет проблем, удовлетворенно кивнул:

— Да, сэр.

Сильный грохот потряс воздух, и земля покачнулась, а корабль содрогнулся и опасно накренился. У Маркейл чуть не остановилось дыхание при виде того, как в воздух взметнулся столб пламени и полетели доски, которые затем начали падать в воду, шипя как змеи.

Она не могла отвести взгляд, будучи не в состоянии ничего понять: корабль ярко горел, люди бегали с корабля на причал и обратно, густой дым вздымался к небу, и все это под грохочущую какофонию.

А широкая спина Уильяма исчезала в толпе, бурлящей на причале.

Чувствуя боль в груди от стука собственного сердца, Маркейл повернулась к Постону.

— Вы должны остановить его!

— Кэпа ничто не остановит, — сокрушенно покачал головой крепкий мужчина. — «Хитрая ведьма» — это его корабль, и, если нужно, он будет сражаться за него голыми руками.