«Что ж, подумала она, расстилая подстилку, пожалуй, стоит принять вызов». Элспет сомневалась, что у нее есть выбор: она жаждала его и душой, и телом. Грех не попытаться завоевать такого мужчину, хотя она сознавала, что при этом придется поступиться многими общепринятыми правилами.

«Нет, — размышляла Элспет, свернувшись клубочком под одеялом и наблюдая за Кормаком, гасившим костер, — я не собираюсь завоевывать его льстивыми словами и томными взглядами. Надо действовать смело, отбросив все запреты и сомнения по поводу своей девственности». Кормак чувствовал себя привязанным к другой женщине и Элспет понимала — чтобы разорвать эту связь, надо полностью отдаться ему. Это была опасная игра, поскольку в случае проигрыша она потеряет не только целомудрие, но и спою гордость, подвергнув себя бесконечному страданию. Однако затем она подумала о том, что приобретет, если победит, и улыбнулась.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Кормак, накрываясь одеялом и улыбаясь ей в ответ.

«Соблазнить его будет довольно трудно, если он не поднимется ко мне ближе», — подумала она, но сказала совсем другое:

— Это была не улыбка, а выражение радости.

Кормак рассмеялся:

— Что же тебя так радует?

Элспет не могла сказать правду и потому, пожав плечами, ответила;

— Ну, хотя бы то, что я свободна.

— Пока.

— Опасаешься, что сэр Колин может напасть на наш след?

— В какой-то степени. У нас есть шанс улизнуть от него, однако нельзя терять бдительность. Я усвоил это за годы, когда скрывался от Дугласов.

— Думаю, это разумно, — сказала Элспет. Затем вздохнула. — Однако мне претит мысль, что надо постоянно озираться по сторонам.

— Должен признать, это не самый лучший способ существования, но по крайней мере таким образом можно сохранить свою жизнь. Если ты будешь всегда начеку, никто не сможет вонзить тебе нож в спину.

— Об этом очень приятно слышать на ночь. Кормак усмехнулся:

— Прошу прошения, я не хотел омрачать твои сны, — добавил он более серьезным тоном.

— Я вот думаю, спал ли ты вообще, когда за тобой охотились Дугласы?

— До двадцати одного года мне редко удавалось как следует выспаться. Я так привык скрываться, что продолжал делать это еще некоторое время даже после того, как они признали меня невиновным.

Кормака удивило, почему он говорит сейчас так легко о мучительном страхе, который долгое время преследовал его.

Поразмыслив, он решил, что, вероятно, к такой откровенности его подтолкнула интимная обстановка этого вечера.

— Может быть, это и к лучшему. — Элспет закрыла глаза, надеясь избавиться от искушения протянуть руку и коснуться Кормака, чтобы полнее ощутить его близость. — Наверное, потребовалось некоторое время, чтобы все представители клана Дугласов узнали, что ты не являешься убийцей их родственника. Хорошие новости распространяются не так быстро, как плохие.

— Да. А теперь давай спать, Элспет. На рассвете мы должны снова тронуться в путь.

Элспет пробормотала что-то, выражая согласие. Она очень устала, но чувствовала, что уснуть сразу ей не удастся, поскольку в голове бродили разные мысли. Она была рада, что Кормак перестал говорить, так как его низкий проникновенный голос вызывал у нее непреодолимое желание прикоснуться к нему. Пусть она и решила соблазнить этого мужчину или хотя бы попытаться сделать это, сегодняшняя ночь была не самым подходящим временем для начала игры. Они оба были слишком утомлены и насторожены не только из-за возможной погони, но и по отношению друг к другу. Прежде всего Элспет уже не была тем ребенком, которого он знал много лет назад, а Кормак — милым юношей, покорившим сердце маленькой девочки. Инстинкт подсказывал Элспет, что Кормак — ее половина, ее любовь, но она сомневалась, что он чувствовал то же самое. Кроме того, будучи девственницей, она хотела дать себе время для принятия окончательного решения по столь важному для нее вопросу.

Кормак, со своей стороны, с трудом заставил себя повернуться спиной к девушке, свернувшейся под одеялом всего в футе от него. Он никогда прежде не испытывал такого влечения к другой женщине, кроме Изабель, и с тревогой осознал, что прошло уже много лет с тех пор, как его возлюбленная пробуждала в нем такую же неистовую страсть, которую он сейчас испытывал к Элспет. Возможно, такую реакцию вызвало длительное воздержание. Он очень давно не общался с Изабель или какой-либо другой женщиной. Может быть, если он в конце концов уступит своему желанию, оно на время притупится.

Кормак тихо выругался. Бывало, ему приходилось месяцами, а иной раз и больше года подавлять свое желание. Но иногда он все-таки проявлял слабость и поддавался искушению, после чего чувствовал некоторое облегчение. Если бы сейчас здесь оказалась какая-нибудь другая женщина, он сделал бы то же самое, чтобы унять ноющую боль в паху, но с Элспет он не мог позволить себе этого. Он был у нее в долгу, да к тому же Мюрреи воспитывали ее в строгости и она, несомненно, еще девственница. Нельзя лишить эту девушку такого драгоценного дара только для того, чтобы успокоить свой зуд, каким бы сильным он ни был. Скоро он снова увидится со своей Изабель, и она удовлетворит его потребности.

«Все дело в одиночестве», — подумал Кормак, закрывая глаза и чувствуя, что засыпает. Его часто одолевало желание вдали от Изабель, и оно ста-то ощущаться особенно остро сейчас, когда несколько дней назад она вызвала его к себе. Теперь, направляясь к ней, он был полон надежды. Однако не отпускал его и щемящий страх. Слишком часто он испытывал разочарование, проведя в ее объятиях пару ночей, после чего она преспокойно выходила замуж за другого. На этот раз он поклялся, что завладеет ею полностью и навсегда. Тогда его больше не будет волновать соседство черноволосой зеленоглазой красавицы.

Пейтон засмеялся, и Элспет засмеялась вместе с ним. Она повернулась, чтобы поделиться шуткой с Робертом, одним из охранников дяди Найджела, и замерла, удивленно раскрыв рот Черты лица Роберта были искажены болью. Когда Элспет протянула к нему руку, из его рта хлынула кровь и он медленно сполз с лошади. Элспет повернулась и Пейтону и вскрикнула, увидев, как стрела вонзилась ему в спину и Пейтон распластался на земле. Девушка соскочила с лошади, когда до ее ушей донеслись предсмертный крик второго охранника и стук копыт приближающихся лошадей. Она хотела помочь Пейтону, который лежал лицом вниз. По его спине расползалось темное кровавое пятно. В это время кто-то подхватил ее сзади и бросил поперек седла. Она яростно закричала.

— Нет, негодяи! Я должна помочь Пейтону! — Элспет спросонья отбивалась от рук, пытающихся удержать ее.

— Успокойся, Элспет.

— Пейтон! Я должна помочь Пейтону! — Она заплакала. — Он потерял так много крови.

— Ш-ш-ш… Элспет. Тихо, тихо. Это только сон.

Элспет постепенно успокоилась, чувствуя руки, поглаживающие и утешающие, а не прижимающие ее к седлу. Да и лошади под ней не было. Низкий приятный голос, оторвавший ее от ужасных воспоминаний, был нежным и доброжелательным, а не грубым и язвительным, утверждающим, что ее кузен мертв и стал кормом для птиц. Прошло еще некоторое время, прежде чем Элспет полностью осознала, где находится и кто держит ее, однако она боялась, не сон ли это опять.

Ей было приятно лежать в объятиях Кормака, хотя воспоминания о Пейтоне, неподвижно распростершемся на земле и истекающем кровью, снова наполнили ее сердце болью. По щекам Элспет потекли слезы. Она видела сострадание Кормака и его искреннее желание утешить ее. Элспет слабо улыбнулась, прижимаясь к его груди. Она снова почувствовала проснувшееся в нем желание, которое он удерживал всеми силами. Элспет прижалась лицом к его шee и ощутила, как он затаил дыхание.

Кормак закрыл глаза и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, но в это время Элспет прижалась к нему еще теснее. Ощущая ее желанное тело, он едва не потерял контроль над собой. Конечно, нельзя было допускать тасую близость, однако он не мог оставаться равнодушным к ее горю.

— Так лучше? — спросил Кормак слегка хрипловатым от возбуждения голосом, надеясь, что она не заметила его волнения.

— Да. — Элспет почувствовала, что он пытается отстраниться, и обхватила его руками, прижимая к себе.

— Вы с Пейтоном близкие друзья? — Кормак надеялся, «то разговор отвлечет его от навязчивых мыслей, навеянных страстью.

— Да. Из всех моих ровесников из клана Мюрреев он самый близкий мне человек. И мне кажется, он самый красивый из нас. Я не могу поверить, что он мертв. — Элспет вздохнула. — Уж лучше бы меня посещали прежние кошмары, чем видеть во сне упавшего Пептона со стрелой в спине.

— Тебе снились и другие мрачные сны?

— Да. Моя кузина. — Элспет вздрогнула, и Кормак обнял ее покрепче. — Сорча, старшая дочь дяди Эрика. Три года назад мы с ней были захвачены одним из его врагов. Этот человек и двое его приспешников избили и изнасиловали Сорчу. Они заставили меня наблюдать за всем этим, и я должна была разделить ее судьбу, если бы нас не спасли дядя Эрик, мой отец и дядя Найджел. Когда Эрик увидел, что эти люди сделали с его дочерью, его месть была жестокой и скорой.

— А что потом стало с Сорчей?

— Она ушла в монастырь.

— Это действительно ее призвание, или она просто скрывается там?

— Думаю, признание. Она всегда была самой набожной среди нас. Нам всем очень грустно, что Сорча покинула нас. Правда, она находится недалеко от Донкойла и мы по возможности навещаем ее. Нам приятно видеть, что ей там хорошо. То ли потому, что монашество действительно ее призвание, то ли потому, что она чувствует себя там в безопасности, кто знает? Ее родители смирились с этим. Они рады, что она жива и нашла свое место в жизни после пережитой трагедии.

— Но тебя не покидают мрачные воспоминания? — спросил Кормак.

— Нет.

— Когда я думаю о Донкойле, то на память приходят только мирные, счастливые дни. Грустно сознавать, что даже там жизнь может быть омрачена. Еще хуже то, что ты стала свидетельницей этой трагедии.