Эмма Орци - Клятва Рыцаря (сборник)

В нахлобученной на глаза шапке, искусно загримированный, с коротенькой глиняной трубкой во рту, с босыми грязными ногами, он стоял неподалеку от своего бывшего жилища, засунув руки в карманы поношенных брюк, напоминая своим внешним видом опустившегося бродягу.

Ему не пришлось долго ждать. Запертые ворота отворились; из них вышел привратник и принялся мести улицу. Минут через пять со стороны набережной показался маленький оборвыш и медленно пошел вдоль улицы, стараясь разобрать надписи на домах. Наконец он приблизился к дому, возле которого притаился Блейкни.

– Раненько же ты поднялся, голубчик! – проворчал Перси, вынув трубку изо рта.

– Это правда, – ответил бледный маленький мальчик. – Мне надо отнести записочку, кажется, вот в этот дом.

– Верно! Можешь отдать ее мне.

– Нет, гражданин, – ответил мальчик с внезапным страхом. – Это к одному из жильцов. Я должен отдать ему самому.

– Я сам передам записочку, малыш, – проговорил Блейкни, которому инстинкт подсказывал, что это было письмо к нему от Сен-Жюста. – Я знаю того гражданина, кому назначено письмо. Ему будет неприятно, если об этом письме узнает привратник.

– О, я не покажу его привратнику, – промолвил мальчик. – Я сам поднимусь на лестницу.

– Послушай, сынок, – спокойно произнес Блейкни, – ты сейчас отдашь мне письмо и получишь за это пять ливров.

Боясь, что привратник не пустит оборванного мальчишку в дом и отнимет у него письмо, Блейкни решил помешать этому. Если бы у него дошло дело до объяснений с привратником, Бог знает чем бы все кончилось. Хотя привратник раньше и относился к своему постояльцу дружелюбно, но в сутки многое могло перемениться и обязательный привратник мог неожиданно переродиться в опасного шпиона. К счастью, он на минуту вошел в дом, и Блейкни, решив воспользоваться этим моментом, еще раз повторил свое условие.

– Пять ливров! – воскликнул мальчик. – О, гражданин! – Он уже схватился за письмо, но остановился, густо покраснев. – Тот гражданин тоже дал мне пять ливров, – застенчиво произнес он. – Он живет в том доме, где моя мама привратница. Он очень добр к ней, и мне хотелось бы сделать все так, как он велел.

Славный мальчуган, подумал Блейкни, его честность искупает не одно преступление этого города, от которого сам Бог отступился. Однако на него, кажется, придется действовать страхом.

Он вынул руку из кармана, и мальчик увидел, что его грязные пальцы сжимают золотую монету.

– Отдай мне сейчас письмо, – сказал Блейкни, грубо схватив мальчика за плечо, – а не то…

Пошарив у мальчика за блузой, он вытащил скомканную, грязную бумажку.

Мальчик заплакал.

– Вот тебе пять ливров, – сказал Блейкни, сунув ему в руку золотую монету, – отдай это матери и скажи вашему жильцу, что письмо у тебя насильно отнял высокий человек. Беги, пока я не надавал тебе пинков.

Испуганный мальчуган не стал дожидаться дальнейших приказаний и пустился бежать, крепко зажав в кулачке золотую монету; через минуту он скрылся из виду.

Блейкни не сразу прочел письмо; он быстро засунул его в карман и медленно побрел к себе домой. Только очутившись в своей каморке, он развернул письмо и прочел:

«Перси, Вы не можете простить меня, как и сам я не прощаю себя; но, если бы Вы знали, как я страдал последние два дня, Вы, я думаю, простили бы. Я свободен и в то же время я – узник. Когда же я думаю о Жанне, то могу желать для себя лишь смерти. Перси! Она все еще в руках этих злодеев. Я видел список заключенных женщин. Завтра, может быть, ее приговорят к смерти, а я даже не могу пойти повидаться с Вами из боязни навести шпионов на Ваш след. Не можете ли Вы, Перси, прийти ко мне? Привратница предана мне. Если сегодня в десять часов вечера Вы найдете ворота не запертыми, а на подоконнике окна налево от входа рядом с зажженной свечой будет лежать клочок бумаги с вашими инициалами, – это будет знаком, что Вы безопасно можете пройти в мою комнату. Вторая площадка, дверь направо. Именем женщины, которую Вы любите больше всего на свете, умоляю Вас прийти ко мне, помня, что любимой мною женщине грозит немедленная смерть и что не в моих силах ее спасти. Ради Бога, Перси, помните, что Жанна для меня – все!»

– Бедный Арман, – с грустной улыбкой прошептал Блейкни. – Он даже и теперь не доверяет мне, не хочет доверить мне спасение своей Жанны. Впрочем, – помолчав прибавил он, – и я ведь никому другому не доверил бы Маргариту.

В тот же вечер в половине одиннадцатого Блейкни, все еще в поношенном костюме рабочего и босой, чтобы иметь возможность скрыть шум шагов, повернул на улицу Круа-Бланш.

Ворота дома, где жил Арман, действительно не были заперты, и на улице не видно было ни души. Внимательно осмотревшись, он проскользнул в ворота. На подоконнике окна, налево от входа, рядом с зажженной свечой, он нашел клочок бумаги с собственными инициалами. Никто не остановил его, когда он бесшумно поднимался по лестнице. На второй площадке направо дверь не была заперта; он толкнул ее и вошел в маленькую переднюю, в которой не было огня. Дверь в следующую комнату была притворена; Перси осторожно отворил ее и в ту же минуту понял, что игра была проиграна: позади него послышались чьи-то шаги, а прямо перед ним, прислонившись к стене, стоял смертельно бледный Арман, по обе стороны которого, как два телохранителя, стояли Шовелен и Эрон.

В одну минуту комната наполнилась людьми: по крайней мере двадцать человек пришли арестовать одного!

Когда тяжелые руки опустились на плечи Блейкни, он весело расхохотался, говоря:

– Черт возьми, вот так попался!

– Теперь выгода не на вашей стороне, сэр Перси, – сказал ему по-английски Шовелен, между тем как Эрон ворчал что-то, как зверь, удовлетворенный пойманной добычей.

– Клянусь Богом, сэр, – хладнокровно ответил Блейкни, – я согласен, что в настоящую минуту вы правы. Не беспокойтесь, друзья мои, – прибавил он, обращаясь к солдатам, – я никогда не борюсь с обстоятельствами, которые сильнее меня. Двадцать против одного? Я легко уложил бы четверых, – ну, а что же было бы дальше?

Однако в солдатах была сильна вера в его сверхъестественную силу, и, прежде чем связать его, один из них для безопасности ударил его прикладом сначала по правому плечу, потом – по левому; затем Блейкни связали крепкими веревками. Но он умел проигрывать так же, как раньше умел выигрывать.

– Эти проклятые черти связали меня, как мокрую курицу! – с неподражаемой веселостью проговорил он. – А Жанна давно была освобождена, Арман! – крикнул он. – Эти дьяволы солгали тебе… и сыграли с тобою вот эту шутку. Она уже с воскресенья свободна… в том доме… знаешь?

Однако боль от ударов прикладом была так сильна, что Перси потерял сознание.

Это случилось во вторник 21 января 1794 года, или, согласно новому календарю, 2 плювиоза второго года Республики. В «Монитер» [8] от 3 плювиоза упомянуто:

«Вчера вечером, около половины одиннадцатого, англичанин, известный под именем Рыцаря Алого Первоцвета, в течение трех лет устраивавший заговоры против Республики, арестован благодаря самоотверженным стараниям гражданина Шовелена и водворен в Консьержери, где находится под строгой охраной. Да здравствует Республика!»

Сумрачный, навевающий тоску январский день близился к концу. В маленьком, уютном будуаре, перед ярко пылавшим камином сидела леди Блейкни, погруженная в невеселые думы. Старый дворецкий Эдвардс внес лампу под розовым абажуром, и ее мягкий свет сразу придал комнате более веселый вид.

– Почты еще не привезли, Эдвардс? – спросила Маргарита, пытливо глядя на него своими прекрасными глазами, покрасневшими от слез.

– Нет, миледи, – ответил он.

– Но ведь сегодня почтовый день, не правда ли?

– Так точно, миледи, но в последнее время было много дождливых дней, и дороги, наверное, очень грязны; вероятно, оттого посланный и запоздал.

– Да, вероятно, так, – задумчиво произнесла Маргарита. – Нет, не закрывайте ставней! Можете идти… Я позвоню.

Слуга бесшумно удалился, и Маргарита снова осталась одна. Взяв отложенную в сторону книгу, она попыталась читать, но не в состоянии была уловить смысл прочитанного, а глаза ее все время застилал какой-то туман. Нетерпеливым жестом отбросив книгу, она провела рукой по глазам и, казалось, удивилась, заметив, что рука влажна. Подойдя к окну, она распахнула его и, присев на широкий подоконник, прислонилась головой к косяку, после чего устремила взор в надвигавшуюся мглу. Мягкий южный ветер шумел в прибрежных камышах и между ветвями могучих кедров парка. Маргарита с наслаждением вдыхала его полной грудью: ведь он принесся из далекой Франции, где ее муж, Перси Блейкни, продолжал свое благородное дело. Она невольно вздрогнула, хотя нельзя было пожаловаться на холод; но отсутствие почты совсем расстроило ей нервы. Два раза в неделю из Дувра приезжал специальный курьер, каждый раз привозивший какую-нибудь весточку от Перси, и это поддерживало мужество Маргариты, чувствовавшей, что любимый человек принадлежал не ей, а несчастным страдальцам в охваченной террором Франции. Три последних месяца Маргарита жила только короткими письмами от него. Около шести недель назад Перси неожиданно вернулся домой на самое короткое время, между двумя отчаянными предприятиями, чуть не стоившими ему жизни. То были блаженные дни для Маргариты. Но с того времени прошло уже больше шести недель, и хотя до сих пор она аккуратно получала известия от мужа, сегодня ее сердце весь день болезненно ныло, словно чувствуя грядущую беду.

Закрыв окно, она снова принялась за чтение, однако ее мысли были далеко. Вдруг до ее слуха долетел стук колес перед подъездом. Отбросив книгу, Маргарита судорожно схватилась за ручки кресла, внимательно прислушиваясь и стараясь угадать, кто это мог быть. Леди Фоукс была в Лондоне, ее муж – в Париже, а неизменный посетитель ричмондского замка, принц Уэльский, наверное, не отважился бы приехать сюда в такую погоду; что касается курьера, то он всегда являлся верхом.