Соломон повернулся к Герлин – и ей показалось, что теперь его взгляд выражает муку.

– Герлин, она ведь христианка! Если Авраам женится на ней… Ну, во-первых, это вообще запрещено, ему сначала нужно принять христианство. А это… Герлин, когда кто-то из нас предает свою веру, мы оплакиваем его как умершего. Авраам никогда больше не увидит свою семью. Ни один еврей не будет иметь с ним дела или принимать у себя. Он останется один-одинешенек.

– С Марией! – заметила Герлин.

Соломон фыркнул.

– И она захочет делить с ним его судьбу изгоя? Богатая избалованная девушка, несомненно, благородного происхождения? Ей придется закладывать свою астролябию, когда у него не будет денег, чтобы купить детям хлеба. Если бы она была другой… если бы она была сильной… – Соломон странно посмотрел на Герлин, робко, испытующе, виновато – и тут же стал смотреть на дорогу.

Герлин опустила глаза. Повозку снова трясло на ухабах, и уже много часов им не встречалось ни одной живой души. На обочинах мох и трава образовывали ковер, и было непривычно смотреть на него, а не на небо или на лес.

– Что изменится для Марии? – тихо спросила она. – Она и так уже изгой. И, возможно, она сильнее нас всех…

Глава 6

Не доезжая до монастыря цистерцианцев, что в Эбербахе, неподалеку от Майнца, путники разбили лагерь возле пруда в лесу, и рыцари воспользовались возможностью искупаться. Тайком Герлин и Марта наблюдали за резвящимися молодыми мужчинами. Некоторые из них обладали сильными, мускулистыми телами. Герлин с болью в сердце вспомнила о Флорисе, а Марта позволила себе отпускать пошлые намеки, обсуждая с Леопольдом, чувствовавшим себя неловко, достоинства того или иного рыцаря. Герлин держалась в стороне, а Мария делала вид, что не замечает мужчин.

Позднее она направилась к расположенному подальше месту для купания. Герлин, взяв с собой Дитмара, присоединилась к ней, и обе старались остаться незамеченными мужчинами. Они разделись, искупали ребенка и сами поплескались в воде. Она была прохладная и освежающая, она наконец-то смыла пот и дорожную пыль с их тел. Как же этого недоставало Герлин во время поездки! Погода была теплой и в основном сухой, в повозке все находились очень близко друг к другу, и запах немытых тел был не особо приятен. Однако у дальних дорог не строили бани, и даже в монастыре в Бамберге не нашлось воды для купания. Господин Мартинус побывал в бане в городе, однако Соломон и Авраам не покидали территорию монастыря.

И сейчас ни один из них не последовал за рыцарями к пруду. Вернувшись в лагерь после купания, Герлин застала Соломона и мастера Мартинуса за ученым спором, причем на этот раз речь шла о пользе и вреде купания. К ее изумлению, Соломон согласился с магистром, что слишком частое использование воды и мыла вредит здоровью! Он, весьма сведущий в медицине, заявил, что ни в коем случае не посоветовал бы полностью погружаться в воду.

– Что это означает? – накинулась Герлин на Соломона, когда они вечером забрались в повозку. Авраам снова спал под ней, однако как «супругам» Герлин и Соломону приходилось делить повозку, и несвежий запах его тела ощущался еще сильнее, чем в последние дни. – С какого это времени купание стало приносить вред здоровью? Мне об этом ничего неизвестно, более того, я весьма обрадовалась бы, если бы вы искупались, господин Соломон! Вы дурно пахнете!

Лицо Соломона выражало нечто среднее между весельем и стыдом. В конце концов он опустил глаза.

– Мне чрезвычайно неприятно, госпожа Герлин, обременять вас… гм… ароматом немытого тела. Но я… Поймите, ни я, ни Авраам не можем купаться с другими мужчинами. Иначе они увидят, что мы… ну, все сразу поймут, что мы евреи.

Герлин нахмурилась. За последние недели она пришла к выводу, что евреи отличаются от известных ей людей только в вопросах религии. В еврейской бане в Кронахе она видела женщин голыми и не заметила никаких отличий между своим и их телами.

– Вы имеете в виду, евреи и христиане… гм… – Герлин залилась краской. Не было ли это причиной того, что Авраам ни в коем случае не должен был ухаживать за Марией?

Соломон снова едва не рассмеялся, однако не смог заставить себя разъяснить загадку.

– Я не хочу вдаваться в подробности, – наконец произнес он. – Однако… существуют… гм… определенные различия. Хоть и не с самого рождения… Если бы мы с Дитмаром путешествовали в обществе евреев, вы также не смогли бы раздевать его при всех. Поэтому, пожалуйста, потерпите немного. Возможно, этой ночью мне удастся незаметно пробраться к воде. Я бы мог подмешать господину Мартинусу усыпляющее снадобье в вино, чтобы случайно не натолкнуться на него и Марию.

Мария наверняка была бы благодарна ему за это. Герлин уже не раз замечала, как девушка отправлялась куда-то вслед за господином Мартинусом. При этом она совсем не выглядела счастливой.

В эту ночь любопытство заставило Герлин пойти на рискованный шаг. Она не смогла удержаться, ей нужно было знать, что это за загадочное различие. Услышав, что Соломон поднялся, нашел чистое платье и направился к пруду, она немного подождала и, как и он, также на ощупь выбралась из повозки. В лагере все уже спали, кроме двух рыцарей, которые несли караул, однако они расположились не у воды, а у небольшого костра недалеко от дороги. Между ними и местом для купания стояли лошади, так что рыцари наверняка ничего не увидят, даже если услышат, что кто-то зашел в воду. В конце концов, они привыкли к ночным похождениям своих подопечных.

Герлин подкралась к пруду и спряталась в кустарнике. Здесь лес был таким же густым, как и вдоль дороги, и ей не удавалось передвигаться совсем бесшумно. Она заметила, что Соломон и Авраам перестали раздеваться, когда ее платье зацепилось за плеть ежевики. Герлин затаила дыхание и ждала, пока мужчины не успокоились. Дядя и племянник молча раздевались при свете луны. Еще одна звездная ночь.

Мария делала бесконечные вычисления с помощью своей астролябии, когда мастер Мартинус уже заснул. Авраам помогал ей в этом – на удивление, со знанием дела. Племянник Соломона был образован, хотя и не демонстрировал это в повседневной жизни. Герлин спрашивала себя, умнее ли евреи христиан или же они просто уделяют больше внимания образованию своих детей. Наконец-то Аврааму удалось разговорить Марию, ее голосок стал звонче, а ореховые глаза засияли. Он, несомненно, был очень собой доволен, несмотря на свирепые взгляды Соломона.

Теперь же луна проливала серебристый свет на обнаженные тела мужчин. Герлин высматривала какие-либо отличия, однако, по крайней мере на первый взгляд, не нашла никаких особенностей. Впрочем, за исключением того, что тело Соломона оказалось невероятно красивым. Разумеется, она знала, что лекарь стройный и мускулистый мужчина, что было неудивительно, ведь он регулярно упражнялся в верховой езде и боевых искусствах. Однако свои мускулы он обычно скрывал под длинными, просторными платьями ученого. При свете луны было хорошо видно его совершенное тело атлета, широкие плечи, мускулистая грудь, сильные ноги. С длинными каштановыми волосами можно было принять его за рыцаря.

Герлин поймала себя на мысли, что испытывает вожделение, рассматривая друга отца Дитриха. Этот мужчина, который сейчас с наслаждением входил в прохладную воду пруда, выглядел моложе, чем обычно. Авраам, также отличавшийся отменным телосложением, последовал за дядей в воду, и они стали резвиться, как и рыцари днем. К удивлению Герлин, Соломон не утихомиривал юношу, не напоминал, что следует вести себя не так шумно. Они оба оказались отличными пловцами. Когда они доплыли до середины пруда, Герлин упустила их из виду, так как попыталась выбраться из зарослей ежевики. Ей нужно было подобраться ближе, чтобы она могла увидеть таинственное отличие. Она осторожно направилась к берегу, полностью скрытая кустарником. Но где же мужчины? Герлин высматривала их в воде и неожиданно для себя сломала ветвь. Однако Соломона и Авраама и след простыл…

– Ни с места, кто бы вы ни были! – раздался тихий голос со стороны леса, сбоку от Герлин. Она испуганно повернулась – и увидела два меча, а за ними двоих мужчин в чем мать родила. Или, по крайней мере, почти в чем мать родила. Молодая женщина покраснела, заметив небольшое отличие.

Авраам из Кронаха первым узнал Герлин. Он опустил меч и поспешно попытался прикрыть свою наготу рукояткой. Затем он разразился истерическим смехом.

– Боже мой, госпожа… Линдис! Как же вы нас напугали! Мы уже подумали, за нами пришел этот Бертольд из Бингена!

Соломон весь сжался, узнав Герлин, – так ему было стыдно. Похоже, он задумал усыпить бдительность шпиона и разоблачить его, выйдя из воды в другом месте. Оружие для такого случая было наверняка заготовлено заранее – лекарь был человеком весьма предусмотрительным. Однако, похоже, ему и в страшном сне не привиделось бы, что Герлин могла следить за ними!

– М-да, госпожа Герлин, вот вы нас и подловили, – хихикая, сказал Авраам. – Так сказать, с поличным. Что вы здесь делаете?

Герлин даже не взглянула на него. Она не могла оторвать глаз от Соломона, его изумленного лица – и улыбки, которая снова играла в его глазах.

– Это… это было не… не из-за… – Герлин пыталась найти отговорку, а ее взгляд снова начал блуждать по его совершенному телу, и с этим она ничего не могла поделать.

Соломон схватил колючую ветку ежевики, чтобы прикрыть свою наготу, и застонал, уколовшись. Напряжение Герлин наконец вылилось в смех. Она сняла с себя шаль, которую накинула поверх рубашки, и протянула ее лекарю.

– Мой… мой знак, господин рыцарь…

На самом деле она ждала упрека, однако Соломон с улыбкой взял шаль. С теплом и… нежностью?

– Вы напугали меня до смерти, однако вы сейчас невероятно очаровательны, – ласково произнес он, не в силах оторвать от нее глаз. – Если бы в мире все было устроено по-другому…

Последние слова были сказаны очень тихо, сиплым голосом, он скорее обращался к себе, а не к Герлин. Молодая женщина снова смутилась.