– Добро пожаловать в наше поселение! – спокойно произнес он.

Невзирая на это, Флорис построил отряд в боевой порядок и велел рыцарям приготовиться к возможным засадам. К счастью, эти предосторожности оказались напрасными. Крестьяне повели путешественников по проторенным дорогам к скоплению домиков на холме. Расположение было типичным для деревни угольщиков – когда-то несколько человек переселились в лес, расчистили участок и забрали своих жен. Через несколько лет поселение Лоисла будет выглядеть точно так же, крестьянам только нужно будет выкорчевать больше деревьев, чтобы заниматься земледелием, эти же люди делали древесный уголь и продавали его. Нападение рыцарей в этом отношении нанесло им большой урон. Весь уголь, добытый за зиму и весну, который мужчины хотели сбыть к Пасхе, сгорел. Даже дома, вернее лачуги, были в значительной степени разрушены, и только в некоторых из них можно было жить. Теперь запуганные люди ютились под временными деревянными навесами. Женщины и дети, завидев рыцарей, приготовились спасаться бегством – и Герлин выехала вперед, чтобы успокоить их.

Вскоре она уже сидела в кругу жителей поселения, делила свой дорожный провиант между грязными, оборванными и изголодавшимися детьми и слушала рассказы женщин. Они в основном подтверждали все, что рассказывал Рюдигер. Речь шла о нападениях не ради наживы, целью было разрушение и насилие.

Крестьяне упали перед жителями Лауэнштайна на колени, когда Дитрих заявил, что никто не будет повешен или даже наказан за грабеж. Он сожалел о смерти троих мужчин. Герлин щедро одарила крестьян. Теперь обитатели деревни по крайней мере смогут выжить, пока не добудут новый уголь.

– Если это действительно дело рук Роланда, то он даже не подозревает, что натворил! – горячилась Герлин, когда путешественники из Лауэнштайна наконец отправились дальше. – И сколько хлопот для епископа он этим создал! Отважные крестьяне и угольщики, которые по нужде становятся грабителями!

– И при этом еще и погибают, – добавил Дитрих.

Флорис фыркнул.

– Но не все! – заявил он. – Некоторые из них, несомненно, решат, что в состоянии расправиться с путешественниками, поймут, на кого из путников можно напасть, а на кого не стоит, и начнут грабить и мародерствовать. Затем они сколотят банды. И тогда благодаря господину Роланду наши дороги станут еще опасней. Этого типа следует повесить!

В последние два дня путешествия жители Лауэнштайна ехали уже не по густому лесу. Только иногда среди полей и лугов попадались небольшие перелески. Герлин вздохнула с облегчением: временами выглядывало солнце, и их вещи немного просохли. Наконец после целой утомительной недели в пути – обычно такая поездка занимала три-четыре дня – они добрались до Бамберга.

Дитрих, который въехал в городские ворота вместе с Герлин, выглядел истощенным и обессиленным, да и сама Герлин едва держалась в седле. Разумеется, езда верхом была для нее все же приятней, чем поездка в повозке. Хотя долгие дождливые дни она частично провела с Дитмаром под навесом, все ее тело ныло от тряски. Ко всему прочему, по затопленным дорогам Бамберга невозможно было проехать – река Регниц, как это случалось каждый год, вышла из берегов, и вода доходила лошадям до колена. Квартал вокруг собора не был затоплен, однако здесь все еще были заметны следы пожара, произошедшего несколько лет назад. Епископ Отто велел заново отстроить здания, однако пройдут годы, прежде чем собор снова будет сиять красотой.

Крепость у собора, которая ранее была резиденцией епископов, также почти полностью выгорела. Господин Отто проживал в Альтенбурге, надежном и укрепленном, однако не слишком удобном замке. Его гофмейстер громко причитал по поводу нехватки места и свечей, когда провожал Герлин и Дитриха в их покои. Герлин только устало махнула рукой.

– Мне этой комнаты будет вполне достаточно, – пробормотала она, усаживаясь у камина. – Зато помещение лучше прогреется.

И действительно, уже через короткое время в покоях стало тепло, однако тяга в камине была плохой, дым расползался по комнатам, и маленький Дитмар начал кашлять. Герлин со вздохом сняла пергамент с оконных переплетов, и дым стал выходить на улицу.

– Наверно, нам следовало ночевать в палатке, – размышляла Герлин. – Или же прямо в лодке… сейчас мне это кажется самым сухим местом. Позаботься о том, чтобы мы как можно быстрее уехали отсюда, Дитрих! Иначе ребенок может отправиться на тот свет! Здесь можно найти для него сиделку, или в доме епископа прислуживают только монахи?

Дитрих рассмеялся, однако Герлин не сразу удалось отыскать в кухне девушку, которая охотно согласилась позаботиться о ребенке.

– Это всего лишь на пару дней, – успокоила Герлин гофмейстера, который окинул недоверчивым взглядом появившуюся в покоях гостей епископа женщину-прислугу.

Однако так скоро покинуть Бамберг они не могли, ведь они собирались отпраздновать Пасху с епископом, а до Страстной недели оставалось еще два дня. Герлин не знала, чем себя занять все это время. Епископ был человеком старомодным и не приглашал жен своих гостей на празднества и даже на ужины. Поэтому они неохотно сопровождали своих супругов в их поездках в Бамберг, и Герлин долгое время была в крепости единственной женщиной благородного происхождения. Пока Дитрих и рыцари вместе с епископом пировали или выезжали на охоту – развлечение, которое Дитрих даже при хорошей погоде находил весьма сомнительным, а во время дождя ненавидел, – она посещала женские монастыри и госпитали, проявляла милосердие и раздавала милостыню. Вскоре привезенные подарки иссякли, однако эти траты были вознаграждены: переговоры с епископом оказались не такими уж сложными.

– На самом деле его волнует только независимость от архиепископства Майнца, – обобщил Дитрих результат переговоров на третий вечер их пребывания в Бамберге. Наконец ему выпала возможность поговорить с епископом наедине, и он сразу же затронул вопрос поселенцев. – Он хотел бы быть полностью самостоятельным, и чтобы это было удостоверено письменно. Конечно, в этом я ему помочь не могу. Однако я заверил его в нашей поддержке, но, надеюсь, он не додумается начать войну с архиепископом Конрадом и требовать, чтобы рыцари Лауэнштайна приняли в ней участие.

Герлин рассмеялась. Хоть между двумя епископствами и имелись разногласия, однако никогда никаких сражений не велось. И Лауэнштайн, бесспорно, относился к архиепископству Майнца, в чем бы Дитрих ни уверял господина Отто и чего бы тому ни хотелось.

– Разумеется, ему не хочется лишиться земель, да и нападения на деревни ему также не нравятся. Из-за одного-двух расчищенных участков букового леса он не станет предъявлять претензий. Напротив, он разделяет мое мнение: поселенцы обеспечивают свободу передвижений и безопасность дорог – и архиепископству это ничего не стоит. Он переспросил об этом три раза. И из-за этого он не настаивает на том, что этот участок леса относится к его территории.

Дитрих уже собирался снять свою праздничную тунику, однако передумал: в их комнатах снова стало очень холодно. Герлин достала его шерстяную накидку и согрела ее у камина.

– А что по поводу нападений? – спросила Герлин.

Дитрих пренебрежительно махнул рукой:

– Судя по всему, его это тоже не особо интересует. Ни слова о том, что он нас подозревает в чем-то. Если послушать господина Отто, Роланда отправили, чтобы предупредить нас, а не обвинять в чем-то. Как бы то ни было, господин Отто не станет ни посылать карательную группу, ни предпринимать других мер, чтобы приструнить нападавших. Остается надеяться, что Роланд это вскоре поймет. Я все больше склоняюсь к мысли, что все это его рук дело. Но епископ на самом деле не поддерживает его. Разумеется, к нам он тоже особой приязни не испытывает. Мне уже пришлось выслушать парочку резких замечаний о том, что я слишком хорошо обращаюсь с евреями, а ты после года хозяйствования в крепости все еще не основала монастырь. Мой отец, наверное, существенно испортил с ним отношения. Однако порядок наследования он не ставит под сомнение, поздравил нас с рождением сына и охотно еще раз окрестил бы Дитмара. Как по мне, так пусть совершит обряд на Пасху, ребенку еще одно благословение не помешает.

– Ну, – с улыбкой произнесла Герлин, – на мой взгляд, малыш во время этой поездки уже достаточно натерпелся от сырости, так что даже капля святой воды будет лишней. Я, конечно же, шучу, дорогой. Разумеется, епископ может еще раз окрестить ребенка, пусть хоть дважды. Только если после этого мы сможем вернуться домой!

Глава 5

Церковь всегда упрекала «дворы любви» в том, что их воспитанники постепенно становились не слишком крепки в вере. Это, разумеется, не соответствовало действительности. Даже такие прославленные хозяйки «дворов любви», как Алиенора Аквитанская, были убежденными христианками, жертвовали целые состояния на храмы и часто проводили остаток своих дней в женских монастырях. Порой их туда упекали собственные мужья – еще одна причина, по которой следовало заботиться о хороших отношениях с настоятельницами. Разумеется, дамы посещали богослужения, в каждой спальне висело распятие, и по умершим благородного происхождения читались бесконечные панихиды и совершались монашками всенощные бдения.

Однако церковь не играла в жизни «дворов любви» главную роль, поскольку много времени уходило на организацию различных развлечений, игр, танцев и музыкальных состязаний. В шутку взывали к госпоже Афродите и богу-ребенку Амуру и только зимой приступали к вышиванию алтарных покровов.

Поэтому Герлин и жизнерадостный аквитанец Флорис с некоторой досадой восприняли насыщенную программу, предложенную епископом на праздничные дни.

– Вам действительно нужно принимать во всем участие? – спросил Флорис Дитриха, который в религиозном пылу облачался в простые одеяния причетника. – Процессии, всенощные бдения… Вы целыми днями будете участвовать в различных мероприятиях, и к тому же вам придется поститься! Это не пойдет вам на пользу, господин Дитрих, после такой трудной поездки от вас остались только кожа да кости!